Влияние личной веры на профессиональную деятельность психотерапевта

В последние годы на территории России можно наблюдать активное развитие консультативной практики православных психологов. Многие принимают клиентов при храмах и монастырях, нередко получают на это благословение духовника и имеют диплом православного учебного заведения. Однако на деле их работу сложно отнести к единой психотерапевтической практике со своими принципами, теорией, стандартами образования. Большинство профессионалов в этой области работают с людьми в меру собственного понимания специфики практики православной психотерапии, ориентируются на интуитивно сложившийся стиль.

Ф.Е. Василюк, подводя итог двадцатипятилетнего развития православной психологии, отмечает, что несмотря на впечатляющее количество научной литературы, специализированных курсов и факультетов, психологов-практиков «трезвый внимательный взгляд улавливает зыбкость, неосновательность, какую-то подростковую нескладность, нецельность всего этого поля: общая тематика есть, а единой области знаний нет; практика разрастается все новыми побегами, да все вперемешку и контуров сада не видно; расширение налицо, а развития нет» [Василюк 2015, с. 58].

В той же статье ближайшей задачей развития православной психологии Ф.Е. Василюк называет ее конституирование, т.е. очерчивание внешних и внутренних границ, которое состоит в «самоопределении ее по отношению к смежным культурным областям и в дифференциации и упорядочивании внутреннего пространства» [Там же, с. 60]. Один из путей решения этой задачи по отношению к внутреннему пространству — изучение реальной практики верующих психологов с тем, чтобы увидеть ее сформировавшиеся черты, выявить общие закономерности и тенденции. Похожим путем идет М.С. Филоник в исследовании специфики клиентской проблематики, с которой встречается психолог, работающий с верующими клиентами [Филоник 2015]. Данная статья посвящена еще одному исследованию в этом направлении, но сфокусирована на том, как личная вера влияет на профессиональную деятельность психотерапевта.

Предыстория исследования

В 2011 г. было проведено исследование представлений православных психотерапевтов¹ о специфике своей профессиональной деятельности [Филоник, Дроздов 2011]. Процедура включала в себя интервью с православными психотерапевтами, в которых исследователь помогал респонденту сформулировать свои представления об антропологических основаниях своей практики, ее основных задачах, методах и специфике.

В процессе концептуализации эмпирического материала был выявлен «разрыв по горизонтали» — испытуемые разделились на две группы. Первые были склонны видеть человека (клиента) «как греховное существо, которое может быть “излечено” посредством принятия для себя религиозной картины мира и православной иерархии ценностей, а также через прямую помощь от Бога» [Там же, с. 154]. Но тогда нужен не психолог, а скорее миссионер, катехизатор, мудрый человек, который поможет влиться в церковную жизнь.

Точку зрения другой части респондентов можно выразить так: «Человек — это свободное существо, имеющее в самом себе духовную, целительную “частицу”, и задача православного психотерапевта помогать (или в каких-то случаях просто не мешать) клиенту найти в себе эту составляющую, которая поможет ему стать более осознанным, субъектным, целостным, поможет решить психологические проблемы и самостоятельно прийти к Богу» [Там же, с. 155]. Православные психотерапевты этого направления в своей работе используют весь арсенал светских психотерапевтических методов, следят за тем, чтобы не смешивать свою роль с ролями миссионера, катехизатора или священника, и в целом стараются в консультациях не навязывать клиенту тему религии. Часто также представители этой группы не называют себя напрямую православными психологами, чтобы не быть заложниками определенного ярлыка.

Несмотря на интересные результаты, одной из проблем, с которой мы столкнулись в этом первом исследовании, было то, что часто респонденты отвечали на вопросы, как бы описывая идеального православного психотерапевта. В процессе интервью было не до конца ясно, насколько сформулированные респондентами положения имеют отношение к их реальной работе. Таким образом родилась концепция второго этапа исследования — сфокусированного также на влиянии веры на деятельность православного психотерапевта, но дающего более объективную картину его практики.

Процедура исследования

Исследование проводилось под руководством М.С. Филоник. В нем принимали участие девять православных психотерапевтов, некоторые из которых были испытуемыми и на первом этапе. Основными критериями выборки испытуемых стали:

• наличие высшего психологического образования;
• наличие специализированного образования по психотерапии и психологическому консультированию;
• наличие психотерапевтической практики (не менее трех лет);
• представление о себе как о воцерковленном православном верующем и понимание, что вера оказывает определенное влияние на их психологическую практику.

Чтобы получить более объективный эмпирический материал, была разработана специальная процедура интервью. Ее первый этап заключался в том, что исследователь, с согласия клиента, присутствовал на очной психотерапевтической сессии и, останавливая консультацию один или два раза, брал у психотерапевта короткое интервью, в котором заострял внимание испытуемого на определенных моментах консультации, пытаясь выявить специфику православной психотерапии. Данные «стоп-кадры» помогали актуализировать рефлексивные способности терапевта в направлении предмета исследования.

Второй этап интервью начинался после окончания психотерапевтической сессии. Исследователь брал у терапевта неструктурированное интервью [Бусыгина 2013] длительностью 50–90 минут. Первоначальный вопрос интервью звучал следующим образом: «Влияет ли Ваша православная вера каким-либо образом на Ваши чувства, мысли, состояния или терапевтические интервенции по ходу данной сессии?» Далее интервьюер старался следовать рефлексии респондента, помогая последнему прояснять феномены проявления религиозной веры в пространстве психотерапевтического процесса.

После расшифровки диктофонных записей интервью начался анализ эмпирических данных. Для повышения надежности итоговых данных в процессе анализа принимали участие два исследователя, которые согласовывали полученные результаты. В целях сохранения конфиденциальности каждому респонденту был присвоен номер от 1 до 9. Для качественного анализа интервью использовался метод категоризации [Квале 2009]. На первом этапе из протоколов интервью были выделены части текста, имеющие отношение к предмету исследования, им были присвоены названия, ставшие подкатегориями. На втором этапе подкатегории были распределены по пяти категориям, которые были заданы заранее и соответствовали элементам в модели структуры психотерапевтической ситуации в православно-ориентированном подходе [Дроздов 2015]:

• Клиент — Инобытие² (антропологические предпосылки представлений о личности клиента);
• Проблема — Инобытие (богословские и аскетические представления терапевта о природе проблемы клиента);
• Терапевт — Инобытие (представления о личностных и профессиональных качествах психотерапевта в контексте религиозного мировоззрения);
• Клиент — Инобытие — Терапевт (представления об отношениях клиента и терапевта в православной психотерапии);
• Терапевт — Инобытие — Проблема (специфика психотерапевтических интервенций).

Опишем подробно содержание каждой категории.

Результаты исследования

Клиент — Инобытие. Проблема — Инобытие.

Специфика понимания личности клиента и его проблемы

В категории «Клиент — Инобытие» тексты протоколов интервью были распределены по следующим подкатегориям.

• Свобода воли. Часть респондентов отметили необходимость помнить о данной Богом человеку свободе воли и выбора как неотъемлемую черту своей практики. «Для меня очень важно соблюдать свободу клиента. Каким бы он ни был атеистом или безбожником, у него есть свобода выбора. Он имеет право такое. Ему Бог дал это право» [респондент 5]. «Это то, что, на мой взгляд, напрямую исходит из евангельского откровения о человеке. То, что человек призван свободно управлять своей жизнью, стать хозяином, в хорошем смысле слова. Как в притче о талантах. Есть тот, кто дал талант, а ты этим талантом управляешь так, как тебе хочется. Но в конечном итоге ты должен будешь предоставить отчет» [респондент 7].

• Образ Божий. Наибольшее количество респондентов среди всех остальных выделенных подкатегорий отметили Образ Божий как особую глубину человека, его связь с Богом, источник ресурсов для решения в том числе психологических проблем и самосовершенствования. «Бывает сложно с клиентами, которые жестко реалистичные или инфантильные. Но есть вера в клиента. Вера, что человек может больше, чем он сам о себе думает. С ним может происходить что-то большее или лучшее, чем он сам может представить. Это про Образ Божий, про свет, который не виден, но он есть. Это сокровище, о котором он не знает. Человек может не видеть, может не верить, но оно есть. Это больше чем сознается, рефлексируется. Иногда удается прикоснуться к светлой глубине в человеке, а иногда нет» [респондент 3].

• Предназначение мужчины и женщины. Один респондент особо отметил, что ему очень важно для обсуждения с клиентами семейного контекста и темы любовных отношений знание о различиях между мужчиной и женщиной, по-разному созданных Богом и предназначенных к разным ролям в совместной жизни. «Христианское мировоззрение говорит о женском и мужском образе существования. То есть мы не просто разные физиологически — это два разных образа бытия. И вот сейчас это во многом размыто в сознании современного человека, и возникает большой соблазн сказать, что по-правильному — это так, как я делаю, а если ты делаешь не так, как я, то это неправильно… Важно, чтобы женщина видела отличия мужского и женского. И ей нужно избежать соблазна власти, контроля в супружеских отношениях, потому что это с духовной точки зрения скорее душевредно для женщины» [респондент 7].

В категории «Проблема — Инобытие» были выделены три категории:

• Послание от Бога. Была отмечена важность понимания проблемы клиента как особого послания от Бога: «Каждый симптом, с которым приходит человек, — это некоторое зашифрованное, закодированное божественное послание, некоторое волеизъявление Бога относительно человека, которое важно расшифровать и в соответствии с этим двигаться. Бог говорит с человеком на языке каких-то процессов, на языке проблем, на языке симптомов» [респондент 2].

• Испытание от Бога. Некоторые респонденты трактовали проблему клиента как особое испытание, данное Богом: «В случае с этим клиентом было ощущение, что для нее это важная жизненная задача, которую она должна пройти и выдержать. И она на это способна. Есть упование, что кризис ведет к лучшему… Надежда всегда есть. Бывают ситуации безответные, потеря надежды. Но у меня есть знание, что надежда всегда есть. Совсем безвыходных ситуаций не бывает» [респондент 4].

• Следствие замкнутости. В качестве одного из важнейших аспектов проблемы была названа замкнутость человека на себе: «В жизни мы замыкаемся каждый в своей правде, обиде, и начинаются неврозы, болезни. А в Евангелии сказано: “Где двое и трое во Имя Мое. Там Я посреди них”. Не один, а двое или трое. Одному не положено человеку быть. Ева была создана из ребра Адама, чтобы он не был один. Робинзонады божий мир не знает» [респондент 9].

Выводы

Важно отметить, что в рамках элемента структуры психотерапевтической ситуации «Клиент» ни один из респондентов не упомянул о триаде дух-душа-тело и первородном грехе как о важных аспектах своего терапевтического процесса, в то время как в литературе по проблеме исследования эти темы занимают значимое место. То же можно сказать и о категории «Проблема»: в интервью не звучала тема греха, но были даны другие трактовки проблемы клиента в свете христианского мировоззрения. Это согласуется с выводами, сделанными по итогам первого исследования, и «позволяет сделать предположение, что психотерапевты-практики в гораздо меньшей степени склонны к рефлексии над антропологическими, богословскими основаниями своей профессиональной деятельности, чем теоретики, разрабатывающие мировоззренческие основания православной психотерапии» [Филоник, Дроздов 2011, с. 145].

К подкатегории «Образ Божий» были отнесены взгляды четырех респондентов. Это одна из наиболее значимых тем в интервью. Понимание человека как Образа Божия для православных психотерапевтов является обоснованием особого внимания и бережности к клиенту.

Терапевт — Инобытие.

Личность психотерапевта в консультативном процессе

• Запрет на катехизацию. Почти все испытуемые отмечали, что в ходе консультации, когда тема клиента касалась так или иначе их религиозной веры, они испытывали определенную потребность высказаться, поговорить об этом с клиентом. «Я внутри себе говорю: “Нет! Бог есть любовь! Так не может быть!” То есть это протест или желание оспорить, вступить в теологический спор» [респондент 1]. «У меня внутри была попытка измерить, на каком уровне находится уныние клиента» [респондент 4]. «Когда клиент вначале сказал, что церковь для него — надежда на обновление, у меня возник такой азарт катехизации» [респондент 6]. И в то же время все респонденты особенно акцентировали внимание на том, что запрещали себе заниматься катехизацией. Причем в рамках данной категории подчеркиваются внутренний акт сдерживания себя и запрет на катехизацию как принцип профессионала. «Это же неправильно. Оно не должно таким образом проявляться. Так я себе говорю» [респондент 1]. «Самая большая опасность здесь — это насильно говорить об этом, насильно тащить человека в храм. Этого я категорически не делаю» [респондент 3]. «Это никак не проявилось в консультации. Я себя сдерживала. Я могу чувствовать, но никак не собираюсь об этом говорить» [респондент 3].

• Молитва. Двое респондентов говорили о личной молитве в процессе консультации или за ее пределами. «Есть моменты, например, когда идет подготовка к консультации. Это может быть и после консультации. И я за клиента в этот момент очень сильно переживаю: “Господи! Чего же мы творим! Может быть, я и сам не понимаю, что творю, но пошли ему разум! Я не знаю, как-то вот эту ситуацию увидеть и понять. То, что я ему сейчас не могу дать, Господи, дай ему!..” Еще был такой момент в консультации, когда я понимаю, что что-то произошло, что-то случилось. И не понимаю, что произошло. И тут я обращаюсь к Господу, к Божьей Силе какой-то. Как к некоторому успокоению… Обращение буквально вот такое, как вопль: “Что ж творится такое! Ничего не понимаю!” Или: “Что же делать? Что происходит?”» [респондент 5]. «Я целенаправленно обращался к Сергию Радонежскому. И часть прошения была о себе, чтобы освободить себя от забот, от посторонних мыслей, от каких-то своих мотивов, чтобы была возможность максимально полно сконцентрироваться на клиенте» [респондент 6].

• Духовная радость за клиента. Двое испытуемых отмечали особую духовную радость за клиента в разные моменты консультации. «Клиентка в этот момент для меня по-особому открылась. Я радуюсь и молчу. Тут как будто мир с другой стороны открылся» [респондент 5]. «Я очень радовалась, что у клиентки этот процесс развернулся. И мне сложно оценить, кто во мне радуется больше, терапевт или христианин» [респондент 3]. При этом субъективное чувство исследователя говорит о том, что эта подкатегория могла бы прозвучать еще у нескольких терапевтов, однако специально они на этом не фиксировали внимание.

• Симпатия к клиенту. Один из респондентов отмечал особое расположение к клиенту, симпатию: «Не хочется громко говорить, что это любовь. Это симпатия. Какая-то теплота, забота. Это для меня внутренний знак, что я могу в себе его собрать, его смысл, молиться о нем, суммируя, интегрируя содержание его смыслового целого» [респондент 6]. Можно сказать, что симпатия — это выражение сердечности как качества личности православного психотерапевта [Шеховцева 2009].

• Отсутствие чувства собственной важности. Тема особого смирения в терапевтическом процессе как важного духовного качества прозвучала у ряда респондентов: «В целом у меня довольно безразличное отношение к тому, как я буду воспринят… Складывается диалог с человеком и ладно. А будет он меня особо уважать, это не важно. Конечно, мне хотелось бы, в этом есть определенная услада для профессионального самолюбия. Но вообще этим жить нельзя. В этом смысле я быть, каков есть… Бывает, появляются хамоватые клиенты или просто жесткие по своей манере общения, но я особо не реагирую на это» [респондент 9].

Выводы

В рамках данного элемента структуры психотерапевтической ситуации в православной психотерапии рефлексивные отчеты испытуемых фиксируются на особых состояниях психотерапевта, связанных с религиозной верой. Обращает на себя внимание почти единодушное свидетельство испытуемых о серьезных ограничениях на катехизацию. Подкатегория «запрет на катехизацию» характеризует требование профессионалов к себе как к специалистам не допускать поспешного, неосторожного привнесения собственного религиозного опыта, знаний, символов, смыслов в пространство психотерапии.

Клиент — Инобытие — Терапевт.

Влияние личной веры терапевта на установление отношений с клиентом

• Оценочная позиция терапевта. Только один из респондентов обосновывал необходимость в некоторых случаях прямой оценки позиции клиента: «Я думаю, что если бы человек как результат работы со мной сделал бы свой выбор или сказал бы позицию, которая явно была бы, с моей точки зрения, ошибкой, грехом. Может быть, тема аборта или еще что-то. Я бы, наверное, как бы вышел из позиции терапевта, обозначив это: “Вы, да, имеете на это право, но могу сказать вам не как терапевт, а вот как человек, который имеет определенный опыт. Знаете, я думаю, я очень не согласен с вашим выбором. И думаю, что вы совершаете очень серьезную ошибку. Не могу доказать, не буду вас убеждать, но считаю своим долгом свое мнение до вас донести…” Мой долг как христианина в этом плане больше, важнее, чем все терапевтические ограничения» [респондент 7].

• Совместная молитва. Один респондент говорил об особом молитвенном состоянии, которое объединяло его с клиентом: «Я подумала сейчас про согласную молитву… Есть такие темы у клиентки, в которых я чувствую, что мы могли бы вместе с ней молиться. В какие-то моменты консультации я думала, что вот сейчас что-то такое происходит, что мы могли бы вместе молитвенно держать. Хотя я побоялась это озвучить… Может быть, если бы был человек смелее меня, он бы сказал, что чувствовал Святого Духа. Я о таких вещах говорить остерегаюсь, но для меня внутри это измерение явно было. Как будто нас трое в этом процессе. Как будто можно было бы обращаться к Богу, вверх. Иногда даже хотелось иметь возможность явно молиться вместе с ней» [респондент 3]. В отличие от подкатегории «молитва» на полюсе психотерапевта в данном случае речь идет о совместной с клиентом обращенности к Богу.

• Отделение катехизации от психотерапии. Данная подкатегория является прямым следствием запрета на катехизацию у большинства испытуемых, о котором рассказывалось в рамках структурного элемента «Психотерапевт — Инобытие». В данном случае респонденты рассуждали об отделении своей роли от роли катехизатора или священника. «Я не катехизатор все-таки. И это неправильно было бы переучивать клиента. Мне кажется, что я не должна никакого духовного насилия совершать. Это было бы духовным насилием — сейчас ему промывать мозг. То есть пока бы не хотелось, чтобы это как идеология примешивалась» [респондент 1]. «Если я возьму какой-то тот образ и буду пытаться указывать на него, это не продвинет клиента в плане понимания внутреннего процесса» [респондент 2]. «Здесь я учусь разделять духовно-пасторский момент, душепопечение, и психологический, учусь разводить эти задачи. Я думаю, что есть вопросы, которые нужно задавать священнику» [респондент 7].

• Бережность к духовному процессу клиента. Эта подкатегория описывает особое отношение заботы и бережности терапевта по отношению к клиенту в те моменты, когда терапевт интерпретирует состояние клиента как важное духовное состояние. «В этот момент изменилось качество моего присутствия. Это было предельное внимание. Как будто с клиенткой происходит что-то очень важное, и нужно присутствовать полно, максимально тонко пытаясь понять, ничего не отпустить, просто быть рядом. То есть то, что процесс клиентки был связан с верой, усилило мое собственное переживание и качество присутствия. Как будто присутствуешь при Таинстве. Нужна бережность, аккуратность присутствия, чтобы не помешать этому. Как будто между нами происходит что-то такое, что очень легко спугнуть, как стрекозу с травинки. Это мое очень настороженное, бережное отношение. Совершается что-то важное, и ты свидетель этому. Я присутствую и поддерживаю это, как воздушный шарик кончиками пальцев» [респондент 3].

• Равенство в отношениях. Респонденты подчеркивали, что в процессе православной психотерапии перед Богом они с клиентом равны: «Я бы и для себя этого хотела, чтобы у меня было это состояние, эта способность принести проблему Богу и “держать” ее перед Богом. Поэтому я могу конгруэнтно желать этого клиентке. У меня это тоже не получается, и в этом смысле мы равны с ней. Не то чтобы я с высоты своего религиозного опыта что-то вещала. Скорее я знаю, что тоже этого хотела бы для себя, и была бы рада, если бы это получилось у клиентки… Это было важное пространство встречи двух христиан, которые могут свободно говорить о своей вере» [респондент 3].

• Прямая поддержка. Один из испытуемых говорил о возможности в терапии открыто выражать поддержку клиенту, проявляя таким образом христианскую любовь и заботу: «Хотелось открыть, что я не сухарь здесь сижу, а действительно чувствую, сопереживаю. Хотелось пожалеть, сказать: “Ну потерпи, все будет нормально”. Когда клиенты унывают, можно поддерживать, подхваливать. То есть иногда можно открыто выразить свое христианское благорасположение: “Я вижу, что тебе сейчас тяжело”, — и т.д.» [респондент 4].

Выводы

Важно отметить превалирующую тенденцию к равенству в отношениях с клиентом. Терапевты в целом стремятся выполнять поддерживающую функцию, а не наставническую. В этом можно отметить явное отличие от результатов, полученных в предыдущем исследовании, где стремление к авторитарной позиции звучало гораздо чаще.

Терапевт — Инобытие — Проблема.

Методики и специфические интервенции психотерапевта в консультативном процессе

• Библейская метафора. Трое респондентов активно использовали в процессе консультации библейские истории и притчи. Однако в их объяснении своих терапевтических действий не было мотива воздействия на мировоззрение клиента. Скорее наоборот, было опасение, что на клиента может оказываться таким образом давление: «Конечно, авторитетность Церкви тут давит. Это, конечно, подавляющие образы, они своим авторитетом. Я бы не стала ими увлекаться» [респондент 1]. И уж если использовать библейские образы, то в таком мистическом смысле: «Я бы хотел, чтобы, когда речь заходит о евангельских событиях, менялась перспектива. Должен совершиться переворот, и все остальное становится средством и поводом, местом выговаривания евангельской правды. Поэтому тут принцип обратной перспективы и опытного укоренения в слове евангельском, которое сейчас есть главное происходящее здесь. Это примерно такой же принцип как на литургии. Литургия — не воспоминание о том, что когда-то где-то было, а опытная литургическая организация и собирание всех сил, святых вот здесь, на этой трапезе» [респондент 6].

• Следование процессу клиента. Ряд респондентов подчеркивали, что им важно поддерживать естественное движение психологического процесса у клиента. Однако их взгляды на процесс разнились. Респондент 1 готов был следовать только духовному процессу клиента: «Я не видела, что там у клиента, но я могла присоединиться к этому. То есть я могу к этому процессу присоединиться и быть с ним солидарным, что он ищет эту истину, настоящую истину… Я прислушивалась к какому-то уровню напряжения, экзистенциального такого обострения в себе и клиенте. Как только появлялась какая-то такая легкость, какие-то легкие, как сказать, более легкие слова, тема начинала развиваться, так мне казалось, что это ловушка, это подмена, это какой-то проторенный путь». В то время как респондент 2 настаивал на доверии любым процессам: «У меня есть некоторое основание доверять процессам, которые идут в клиенте. Оно связано с тем, что все созидает Бог. И что зла и патологических процессов, как сущности, нету. Есть неправильное обращение с тем, что есть, направление своей собственной энергии, своей личности не туда — ошибка, грех, промах. Но нет патологических процессов как чего-то вот такого отдельного, самостоятельного».

• Стремление к целостности клиента. Одна из частых тем в интервью — это те или иные терапевтические усилия, направленные на помощь клиенту стать целостным. «Верю, что с Богом как с личностью может встретиться только личность. Соответственно, клиент должен быть — и я должна это знать — цельной личностью. А любое разделение на части или отделение от себя каких-то высокомерных, недостойных частей или слабых частей — это, мне кажется, тоже очередная ловушка сознания. Когда нет целостности, труднее встретиться с Богом. Для того чтобы человек встретился с Богом, нужна как в сказках — мертвая вода. Чтобы не осколки, не рваные куски души ползли, а кто-то должен вот собраться. Сначала нужно полить мертвой водой, а потом уже живой» [респондент 1]. «Я чувствую свою обязанность собирать все, не брезговать ничем, потому что христианство не брезгливо, не отвергает ничего. Цельность — это ничего не игнорировать, это доверие тому, что все, что в таком концентрированном опыте со стороны клиента появится, все это он сам не может собрать, а я могу помочь собрать. И моя забота все это вместе собирать, не отворачиваться ни от чего» [респондент 6].

• Приобщение клиента к божественной энергии. Один из респондентов рассказал об особой технике, которую он применяет: «Я предлагал клиенту стать элементом божественной энергии, присвоить себе эту символическую проекцию. Я думаю, это возможно, потому что человек есть образ Божий. И в этом смысле это — некоторый внутренний канал коммуникации, доступа к божественным ресурсам… Это возможность прожить, прочувствовать опыт благодати, опыт божественной энергии, которая в человеке есть. Это можно, и это не кощунство… Техника заключается в том, что в большом количестве случаев, — когда есть какието глубинные и сильные энергии, которые сильнее самого человека, — я могу сказать: “Стань этой энергией!”» [респондент 2].

• Намек клиенту на ошибку. Ни один из респондентов не говорил о наставлениях как возможных терапевтических интервенциях. В то же время двое испытуемых говорили, что осторожно касаются тем, в которых, по их мнению, клиент делает ошибку с точки зрения православной веры. Это не прямое указание, а завуалированное, по сути намек. «Я не могу оставить без внимания то, что принципиально важно для состояния клиента. Я как бы даю клиенту напоминание о том, в каком контексте он сам живет, чтобы к этому вернуться. Я хочу обернуть его, чтобы он сам задумался, что им движет. Но делаю это осторожно, поскольку я христианка не идеологическая, и психотерапевт-идеолог не нужен. Я не говорю: “Как вам не стыдно, опомнитесь!” Я просто обращаю внимание. Мы к этому вернемся дальше, если будет надо» [респондент 8].

• Перевод проблемы в контекст отношений с Богом. Один испытуемый рассказал об особом способе изменить контекст обсуждения проблемы: «В какой-то момент я сказала клиентке: “Можешь ли ты ‘держать’ эту тему перед Богом, в вертикальном измерении?” Сама директивно внесла это измерение. И этот безобидный вопрос сильно развернул работу, процесс стал глубоким. Клиентка углубилась в себя, стала другой, стала говорить о том, о чем говорить трудно. Было ощущение неимоверной важности того, о чем она стала говорить, было ощущение большей продуктивности… Я очень в это верю, что можно проблемное поле не решать, а “держать” в предстоянии перед Богом. Это означает ничего не делать. Клиентка пыталась все время что-то делать. Хотелось, чтобы она замерла и ушла на дно своей боли, но это страшно — просто уйти на дно боли. Просто уйти на дно — это безнадежно. А держать боль перед Богом — это другой способ остановки, намного лучше» [респондент 3].

• Конфронтация с обесцениванием религиозного опыта. Один из респондентов отмечал, что в определенный момент консультации он был достаточно настойчив, указывая клиенту на ценность его подлинного религиозного опыта: «Мне было очень важно поддержать этот подлинный опыт, там, где она не по букве закона, не потому, что так надо, не из знания, что так хорошо и это надо делать… Там, где она искренне делает, от сердца. И я противостояла клиентке в том, что она пыталась обесценить этот опыт» [респондент 3]. По словам испытуемого, такая терапевтическая активность напрямую следовала из убежденности, что человек — Образ Божий и у верующего христианина не может не быть подлинного духовного опыта.

Интерпретация результатов исследования

Как и в исследовании 2011 г., анализ материала позволил выделить среди всей совокупности подкатегорий две группы: в первой тенденция к большей авторитарности и директивности, во второй — к равенству с клиентом и процессуальности. В то же время особая процедура нынешнего исследования позволила углубиться в конкретные моменты психотерапевтического процесса и помогла понять, что однозначно отнести конкретных терапевтов к той или иной группе бывает сложно. Часто у одного специалиста встречаются смешанные взгляды, когда сочетаются подкатегории из обеих групп, а психотерапевтический процесс переходит от директивности к процессуальности в разные моменты. И все же почти во всех случаях можно выделить акценты, которые расставляет специалист в своей практике, сформулировать преобладающие тенденции. Тогда вслед за Т.П. Гавриловой можно говорить о двух полюсах, в континууме между которыми располагается православная психотерапия, — пастырское консультирование и психотерапия в духовном измерении [Гаврилова 2007].

К полюсу пастырского консультирования, которое как особая внутрицерковная практика духовного руководства развивается на Западе с начала XX в. [Колпакова 2009], относятся такие подкатегории, как уверенность в разном «предназначении мужчины и женщины», возможность «оценочной позиции терапевта», понимание проблемы клиента как «испытания от Бога», возможность специального «намека клиенту на ошибку», целенаправленный «перевод проблемы в контекст отношений с Богом».

В целом процесс пастырского консультирования предполагает наличие у консультанта качественного религиозного образования, хорошего знания православной антропологии и аскетики. В процессе терапии консультант опирается на богословскую грамотность и собственный духовный опыт. Проблема клиента часто трактуется как особое испытание, посланное Богом. Консультант не боится в отношениях с клиентом элементов катехизации и наставничества в части объяснения православного мировоззрения, иерархии ценностей, богословской интерпретации проблемы. В терапевтическом процессе могут устанавливаться неравные отношения с клиентом, следующие за экспертной и просветительской ролью консультанта. Консультант ориентирует клиента на воцерковление, участие в Таинствах.

К полюсу психотерапии в духовном измерении относятся подкатегории «свобода воли» и «Образ Божий», как основные антропологические представления, на которые опирается терапевт в работе с клиентом. Также «запрет на катехизацию», «отделение катехизации от психотерапии», «равенство в отношениях» как принципы построения отношений с клиентом. «Следование процессу клиента» и «стремление к целостности клиента» как ориентиры в психотерапевтическом процессе.

В целом для процесса психотерапии в духовном измерении характерны понимание клиента как Образа Божия, уважение его свободы воли и выбора. В специалисте ценятся, прежде всего, эмпатия и способность с особой теплотой и симпатией относиться к клиенту. В рамках такого терапевтического процесса специалист очень осторожно относится к возможной катехизации клиента и, шире, — к частому употреблению религиозного лексикона. Здесь важны иерархически равные, диалогичные отношения с клиентом, в которых может возникнуть тема отношения к Богу, но религиозное мировоззрение не будет навязываться. Специалисты этой группы, как правило, не берутся заранее интерпретировать проблему и судить о том, что необходимо клиенту. Подкатегория «стремление к целостности клиента» очень точно выражает высшую цель и ценность такого рода психотерапевтического процесса.

В конечном итоге лучше не навешивать на специалиста ярлык, однозначно приписав его к какой-либо из групп, а искать, к какому из полюсов скорее направляет терапевта его личная вера.

Благодарности. Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, проект №15-0610889 «Синергийно-феноменологический подход в консультативной психологии».

Сноски

¹ Под православной психотерапией как в исследовании 2011 г., так и в исследовании, представленном в настоящей статье, понимается «профессиональная психотерапевтическая деятельность, имеющая свою специфику вследствие влияния, которое на нее оказывает православное вероисповедание специалиста, осуществляющего эту деятельность. Соответственно, православный психотерапевт определяется как человек, идентифицирующий себя в сфере религии как православный христианин, являющийся практикующим специалистом-психотерапевтом и отмечающий, что православное вероисповедание вносит определенный вклад в его профессиональную деятельность».

² Напомним, что термин «Инобытие» заимствован нами у С.С. Хоружего для указания на связь данных структурных элементов с бытием Бога, иным по отношению к тварному бытию человека [Хоружий 2005].

Литература

1. Бусыгина Н.П. Методология качественных исследований в психологии: учеб. пособие. М.: ИНФРА-М, 2013. 304 с.
2. Василюк Ф.Е. Христианская психология: «история» и «география». Статья 1. Опыт периодизации // Консультативная психология и психотерапия. 2015. № 5. С. 49-63.
3. Гаврилова Т.П. Интеграция личности как цель психотерапевтической помощи верующим // Московский психотерапевтический журнал. 2007. № 3. С. 110-127.
4. Дроздов Д.С. Структура психотерапевтической ситуации в православно-ориентированном подходе // Консультативная психология и психотерапия. 2015. № 5. С. 91-106.
5. Квале С. Исследовательское интервью. 2-е изд. М.: Смысл, 2009. 301 с.
6. Колпакова М.Ю. Пастырское консультирование и психотерапия // Труды по психологическому консультированию и психотерапии. 2009. № 2. С. 214-224.
7. Филоник М.С. Психологический анализ феноменов искажений религиозного опыта // Консультативная психология и психотерапия. 2015. № 5. С. 107-122.
8. Филоник М.С., Дроздов Д.С. Представления православных психотерапевтов о специфике своей профессиональной деятельности // Консультативная психология и психотерапия. 2011. № 3. С. 133-158.
9. Хоружий С.С. Человек: сущее, трояко размыкающее себя // Очерки синергийной антропологии. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы; Институт Синергийной Антропологии, 2005. С. 13-57.
10. Шеховцова Л.Ф. Христианское мировоззрение как основа психологического консультирования и психотерапии. СПб.: Храм Воскресения Христова, 2009. 168 с.

Источник: Дроздов Д.С. Влияние личной веры на профессиональную деятельность психотерапевта // Консультативная психология и психотерапия. 2016. Том 24. №5. С. 135–150. doi: 10.17759/cpp2016240508

Фото: страница Дмитрия Дроздова ВКонтакте