Смысл и время. Размышлениями делится Дмитрий Леонтьев

В рамках 15-го Санкт-Петербургского саммита психологов с докладом «Смысл и время» выступил Дмитрий Алексеевич Леонтьев, профессор, доктор психологических наук, заведующий Международной лабораторией позитивной психологии личности и мотивации, профессор департамента психологии факультета социальных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Доклад прозвучал в ходе панельной дискуссии «От рефлексии — к действию! От обретения смыслов — к созиданию будущего!».

Дорогие друзья, уважаемые коллеги, я достаточно условно назвал своё выступление «Смысл и время». Девиз сегодняшней панельной дискуссии — «От обретения смыслов — к созиданию будущего!». Я хотел обратить эту связку в выражение «Обретение смыслов через создание будущего», это, пожалуй, главный пафос моего доклада. Еще один вопрос — «От рефлексии — к действию» или наоборот. Тот подход, на который я опираюсь, основывается на идеях саморегуляции и саморегулирующихся систем, он говорит о том, что всё начинается с некоторого действия, а рефлексия вплетена в ткань действия и она может произойти только по поводу уже произошедшего или, по крайней мере, начавшегося. Иначе предмета рефлексии нет.

Все докладчики сегодня в той или иной степени обращаются к поэзии, я тоже начну с поэтического эпиграфа и обращусь к строкам знаменитого петербуржца или, если точнее говорить о его времени, то ленинградца Даниила Хармса: «Разбуди меня сильного к битве со смыслами». Замечательная формулировка, очень важная для сегодняшнего дня.

Откуда вообще берутся смыслы? Мы говорим об обретении смыслов, а как они обретаются? Одни говорят о том, что смыслы мы создаём, конструируем. Обычно при этом ссылаются на Джорджа Келли. Другие, в частности, Виктор Франкл, утверждают, что мы находим их во внешнем мире. На мой личный взгляд, это взаимодополняющие, взаимодействующие механизмы. Но сегодня у меня, к сожалению, нет возможности подробно останавливаться на их соотнесении. Главное, что такое смысл?

Смысл — это довольно простая вещь, это связь с тем, что больше, связь с контекстом. Слово обретает смысл через связь с фразой. Жизнь также обретает смысл в контексте чего-то большего: или высшего разума, или близких людей, или человечества в целом. Всегда присутствует контекст. Смысла не остается, если контекста нет, если мы вырываем что-либо из контекста.

Не обязательно это рациональное или интеллектуальное постижение, конструирование, нахождение или словесное обозначение контекста. Оно может быть и непосредственно чувственным. Об этом упоминал очень мало писавший о смысле Абрахам Маслоу; Альфрид Лэнгле подчеркивает это в своем разведении онтологического и экзистенциального смысла; очень интересная современная американская исследовательница Лора Кинг описывает ощущаемый, а не вербализованный смысл. Резонирует с этим и то, что говорил в предшествующем выступлении Виктор Ефимович Каган: смысл жизни в том, чтобы прожить её, не задавая вопрос «В чём смысл жизни?».

При этом однако всегда важно чувствовать контекст: что-то происходит — и «я чувствую, что я в этом мире не один». Или, напротив, что-то происходит — и «я чувствую, что я в этом мире один». Самые разные могут быть переживания.

А бессмысленное — это то, что лишено контекста, ни с чем не связано. Бессмысленная жизнь — это независимая жизнь. Не только в том смысле, что я ни от кого не завишу, но и в том смысле, что от меня ничего не зависит.

Контексты могут быть очень разными. Может быть контекст сугубо индивидуальной жизни, направленной на выживание и другие биологические императивы. Есть контексты культуры, которая во многом нам навязывает смыслы. Мы живём не в безвоздушном пространстве, мы растём в определённом культурном контексте. Язык, культурные нормы задают нам определённые контексты. И когда мы пытаемся найти смысл чего-либо, то вписываем это в контекст нашей культуры. Эти нормы могут меняться. По сути, то, о чём говорил в своём докладе Виктор Владимирович Знаков, о процессе, описанном как «окно Овертона», — это во многом смена одних норм другими, когда что-то, что было немыслимым, становится вдруг мыслимым. Почему? Потому что меняется нормативный контекст. Изначально в контексте тех норм, к которым я привык, что-то казалось немыслимым, а потом что-то происходит, жизнь меня убеждает: то, что считал нормальным, ненормально, а нормально совсем другое… Происходит сдвиг норм и, соответственно, возникает новый контекст. И смысл обретает то, что раньше казалось немыслимым и бессмысленным.

Есть масса примеров, которые показывают влияние культуры на осмысление. Например, эксперименты К. Савани, Х. Р. Маркус и других, посвящённые тому, как представители разных культур видят возможности выбора в разных ситуациях. Эксперименты проводились на американцах (выросших в американской культуре) и индийцах (живущих в Индии и в США). Было несколько разных серий в этом эксперименте: в одних случаях испытуемых самих заставляли проделывать определённую последовательность действий и пройти по определённому пути, в других — они оценивали действия других людей, которые им показывали со стороны. Ситуации были значимыми или незначимыми. Интересовало исследователей одно: в каких моментах ситуации по отношению к себе или по отношению к другим испытуемые видели возможность выбора, альтернативы. И оказалось, что американцы во всех ситуациях — в отношении к себе, к другим, в реальном действии, в видеопрезентации — видели значимо больше возможностей выбора, чем индийцы. Причём число воспринимаемых возможностей выбора было больше у тех индийцев, кто жил в американской культуре, и тем больше, чем дольше их опыт жизни в американской культуре. Т.е. культура, в определенном смысле, задает смыслообразующие контексты. Одна культура помогает нам привыкнуть к тому, что в разных ситуациях есть выбор, другая культура (не только индийская), наоборот, приучает нас к тому, что выбора нет во всех ситуациях.

Я вырос в культуре, где было общепринято нормальным открывать дверь перед женщиной, входящей одновременно со мной в помещение. Сегодня в целом ряде культур смысл такого действия — если и не харассмент, то что-то в достаточной степени неприличное. Всё это априорные смыслообразующие контексты, они выглядят как самоочевидные и безальтернативные.

В какой степени можно говорить про смысл у животных? В принципе можно, но это ничего не добавляет к биологическим императивам. У животных всё происходит «здесь и теперь», всё непосредственно направлено на удовлетворение потребностей, которое не может откладываться, разве что для удовлетворения ещё более насущных потребностей. Всё просто, поэтому понятие смысла ничего не добавляет.

А человек отличается от животного, человек есть человек в той в мере, в какой для него существует прошлое и будущее, перспектива и ретроспектива. Есть разные определения человека. Одно из определений человека: только у людей существует плач по умершему. В той мере, опять же, в какой они люди. Я не имею в виду ситуацию, которая выражена в поговорке: «Умер Трофим — и фиг с ним». Это как раз ситуация более животного существования. А человеку свойственно оплакивать умерших. Еще одна интересная характеристика, что только у человека существуют родственные отношения к внукам и прародителям. У животных существуют родственные отношения только к тем, «кто меня родил», и тем, «кого я родил», а уже через одно поколение у них теряется эта связь. У человека эта перспектива идет дольше. В целом именно поэтому, потому что у человека возникают некоторые перспективы, возникает точка опоры, независимая от настоящего «здесь и теперь», мы можем те смыслы и смысловые контексты, в которых мы живем, менять, варьировать.

В разных видах психотерапии описаны такие процессы, как reappraisal — переструктурирование, переосмысление, а также модулирование установок, сократический диалог. Все это разные варианты, способы воздействия на смысл.

Алексей Николаевич Леонтьев писал, что прошлое не покоится в нас, как пассивные пласты опыта, человек может вступать в активное отношение к своему прошлому, перерабатывать и переоценивать его. Здесь речь идет о битве со смыслами.

Мы можем переосмыслять не только настоящее и будущее, но и прошлое, то, что с нами было, обнаруживая другие контексты. Я вдруг неожиданно понимаю, что тогда произошло, когда нахожу тот контекст, в который я могу это по-другому вписать.

Отсюда возникает относительное противопоставление ориентации на прошлое и ориентации на будущее, они вовсе не обязаны находиться в конфликтных отношениях. Потому что первое и главное различение, касающееся этих локусов времени — прошлое, настоящее и будущее, — это связаны ли они между собой или не связаны, диссоциированы. У здорового продуктивного человека эти локусы времени связаны и не встаёт вопрос, что из этого важнее, не встает вопрос выбора между ними.

Лично я с осторожностью отношусь к популярной идее психотерапии о необходимости фокусировки на настоящем. Безусловно, это важная вещь, но ничего нельзя абсолютизировать, в том числе потому, что настоящее может быть замкнутое в себе, а может быть интенциональное, движущееся, ориентированное в будущее, настоящее в движении. Верно, что мы можем повлиять только на настоящее, но при этом имея в виду перспективу движения — а смыслообразующий контекст для настоящего задает прежде всего будущее.

В последнее время в психологии много исследований о перспективе будущего, о роли долгосрочной ориентации на будущее. Она устойчиво связана с успешностью, с финансовым благополучием, со здоровым образом жизни. Более неоднозначно она связана с психологическим благополучием, это в большей степени зависит от культуры и группы. Так, существуют культуры и группы, в которых более благополучные люди не заглядывают далеко вперёд и им лучше не задумываться о будущем — это их зона комфорта. Глубина временной перспективы на многое влияет.

В чём же суть противопоставления прошлого и будущего? Василий Розанов, русский философ, говорил о том, что существует два вида жизни: сознательная и бессознательная. Сознательная жизнь управляется целями, а бессознательная — причинами. То есть в зависимости от ориентации на те или иные аспекты времени возникают разные механизмы детерминации наших действий.

Хотя смыслы есть и в прошлом, и в настоящем, и в будущем — это много лет назад обнаружили при работе с опросником смысложизненных ориентаций, созданным мною 30 лет назад. Смыслы в прошлом — ориентация на то, что уже сделано, достигнуто; смыслы в будущем — это цели; а смыслы в настоящем — это прежде всего эмоциональные переживания. Если двигаться, фиксируясь на былых достижениях, на смыслах, берущих начало в прошлом; если идти, глядя в прошлое как на смысловые ориентиры наших действий, то это движение «спиной вперёд», которое несёт в себе риск того, что можно разбить себе голову.

Недавно проводилось очень интересное исследование Р. Баумайстера и соавторов на репрезентативной выборке населения США, связанное с различными ориентациями во времени и мыслями, которые соотносятся с разными локусами времени. Оказалось, в частности, что негативные эмоции испытуемых в целом более концентрированы в прошлом, в настоящем более представлены позитивные эмоции, смыслы же, как правило, направлены в будущее.

И я потом описал три типа жизненных миров, три типа организации миров, в которых живут люди. Известно, что объективно мы живём в одном мире, но субъективно — в разных, миры для нас по-разному устроены. И существуют большие разрывы в понимании мира разными людьми.

Первый мир — мир, который строится вокруг прошлого, традиционалистский мир, наиболее характерный для аграрных обществ и тех видов сознания, которые унаследованы от аграрных обществ, когда всё происходит в виде постоянных циклов, будущее повторяет прошлое, а прошлое повторяет будущее. Естественные циклы: посеяли — собрали, посеяли — собрали и так далее.

Второй мир — мир прогрессистский, ориентированный на проекты, на созидание, постановку целей в будущем, на движение к тому, чего ещё нет, что планируется.

И третий мир — гедонистический, мир, фиксированный на настоящем моменте: «ты умри сегодня, а я завтра». Главное в таком мире — добиться максимальной выгоды от происходящего «здесь и теперь», а дальше «трава не расти». Это мир сиюминутного, не интенционального настоящего, фиксированного на данном моменте.

Важно упомянуть ещё одну деталь, которой я хочу завершить своё выступление. Иосиф Бродский говорил в финале своей речи перед выпускниками колледжа, где он работал: «Пора бы нам перестать быть лишь болтливыми следствиями и попытаться хоть немножко стать причинами в своей жизни».

Речь о том, что, фокусируясь на прошлом, как по Розанову, мы управляемся причинами, становимся теми самыми «болтливыми следствиями». А чтобы самим стать причинами в нашей жизни, мы должны строить или искать контексты в будущем. Видя контексты в прошлом, мы обречены быть следствиями прошлого. Видя и строя контексты в будущем в разных вариантах — в виде прогнозов, в виде проектов, в виде диалога с неопределённостью, — мы вносим свой вклад в них.

Уже упоминавшийся сегодня Джордж Келли в своих поздних работах говорил: «Не прошлое, а будущее привлекает человека, он смотрит в будущее через окно настоящего».

Вперёд!

Доклад был сделан на 15-м Санкт-Петербургском саммите психологов в рамках панельной дискуссии «От рефлексии — к действию! От обретения смыслов — к созиданию будущего! Как год пандемии с его утратами, испытаниями и запретами повлиял на человечество?». Смотрите полную видеозапись выступления:

Следующий 16-й Санкт-Петербургский саммит психологов состоится 5–8 июня 2022 года. Подробности — на сайте мероприятия.

Дмитрий Алексеевич Леонтьев — автор монографии «Психология смысла», посвящённой всестороннему теоретическому анализу смысловой реальности: аспектов проблемы смысла, форм его существования в отношениях человека с миром, в сознании и деятельности человека, в структуре личности, в межличностном взаимодействии, в артефактах культуры и искусства. Узнать подробнее...