Новогодние и рождественские настроения обычно поднимают из глубин человеческой памяти ожидание сказочного. Календарная череда несет новые надежды, предсказания, предчувствия. Люди начинают «комплектовать» будущее: дети загадывают желания и посылают письма Деду Морозу, взрослые формируют цели, обдумывают задачи, строят планы; впрочем, они тоже не чураются загадывать заветное, ищут знаки и подтверждения. У взрослых есть достаточное количество проверенных стратегий, чтобы понизить собственный экзистенциальный страх и приобрести ощущение безопасности. Ну, в общем, магическое мышление (в этот период, надеюсь) - наш рулевой: все мы немного волхвы и кудесники. Приветствуются истории с «чудесными» финалами, «волшебными» совпадениями, «тайными» силами, «страшными» встречами с потусторонними жителями. Высокое и низменное, ужасное и прекрасное, священное и профанное привычно концентрируются в жизни рядовых обывателей в эти дни перемен.
Тут тебе в подарок и помощь все богатства фольклора и классики, Гоголь, Булгаков, Стругацкие, многие уважаемые другие, которых не счесть. Вот, к примеру, «Мастер и Маргарита». Те, кто читал, знают: потусторонние силы переправились в обыденную реальность и начали вытворять, Бог знает что (обычай не дозволяет поминать инфернальную сущность темной масти). Роман, оставляющий после прочтения ощущение трагической загадки, «иной» тайны бытия и множество вопросов, в решении которых профессионалы и любители до сих пор яростно ломают копья. Вы точно знаете, кто такие Воланд и Иешуа?
Почему-то принято соотносить этих персонажей с сатаной и Христом или злом и добром. Хотя есть мнения, что Воланд – это Антихрист, или что Булгаков не верил в силу добра, или что в его романе добро и зло равноправны. В любом случае, отношения между Воландом и Иешуа – странные и отличаются от канонических.
Филолог и писатель Мария Елифёрова отвечает весьма неожиданно тем, кто привык мыслить штампами: «Если приглядеться к отношениям Воланда и Иешуа, никакого антагонизма между ними не наблюдается. Иешуа странен по сравнению с каноническим Христом, слов нет, а Воланд разве не странен? Каноническому дьяволу полагается соблазнять праведников и охотиться за душами». Но Воланд, «дух зла», не сильно-то радуется приобретению новой талантливой души Мастера, а затем и Маргариты. «А что, если Воланд вовсе не дух зла?» - спрашивает Мария Елифёрова. Заметим, вопрос ставится самым определенным образом: Воланд не какой-нибудь там апокрифический дух зла, а принципиально – не дух зла.
Что мы видим в действиях Воланда? Он наблюдает, испытывает, отвращается и наказывает тех, кто нарушает его запреты, причем наказывает жестко и немилосердно – практически как ветхозаветный Яхвэ. Воланд действительно принадлежит к «другому ведомству», необъяснимому привычными доказательствами, будь ты хоть трижды «человеком начитанным», умеющим умело указывать на древних историков и философов (как М. Берлиоз).
Воланд действительно, хотя и принадлежит к таинственному «другому ведомству», но в целом не противоречит Иешуа. Взгляды у них разные, но не антагонистические. Иешуа считал всех людей добрыми, «злых людей нет на свете». Воланд отзывается: «Люди – как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...». Если посмотреть в целом, Воланд не конфронтирует со своим оппонентом Иешуа по принципиальным вопросам: обыкновенные люди в целом не злы. Разве что он, в отличие от Иешуа, не готов авансом раздавать им звание «добрых».
«Но если злых людей нет, то нет и зла как субстанции. Значит, Воланд олицетворяет не зло?» - снова шокирует Мария Елифёрова. Тогда логично предположить – да, в мире Булгакова Воланд и Иешуа не антагонисты, «просто их полномочия разграничены». Воланд настойчиво подчеркивает, что милосердие не по его «ведомству». Это важно. Что же в таком случае является ведомством Воланда? Ответ как будто лежит на поверхности, но при этом недостаточно очевиден: справедливость.
Милосердие и справедливость - на чаше зыбких весов. Справедливость предполагает оценку человека по поступкам и воздаяние по заслугам. Для этого требуются правила для оценивания поступков и выделенная персона, умеющая грамотно взвешивать, оценивать и измерять эти самые поступки. Поэтому справедливость естественным образом отождествляется с законностью и с судом.
«Не делайте неправды на суде… по правде суди ближнего твоего» (Лев., 19:15); «не извращай закона» (Втор., 16:19). Итак, основная добродетель ветхозаветного Бога, о которой он сообщил Моисею, своему пророку и законодателю, — это справедливость. Если же здесь и есть место милосердию, то только внутри справедливости, как разновидность, особый случай последней.
Что нам сообщают христианские мыслители, утверждающие постулат благодатного и милосердного Бога? Фома Аквинский, средневековый теолог, канонизированный католической церковью, сравнивая милосердие и справедливость, полагал милосердие высшим уровнем справедливости. А Илларион, первый из русских священников поставленный в митрополиты, почти за 900 лет до Булгакова в «Слове о законе и благодати» изрек: «Ведь закон предтечей был и служителем благодати и истины…Прежде закон, затем же — благодать, прежде — тень, затем же — истина».
Милосердие не отменяет справедливость, но не ограничивается ею. В милосердии любовь, братские чувства к человеку обнаруживаются независимо от его поступков и заслуг. И еще - милосердие не имеет меры, безмерность есть мера милосердия. В милосердии нет и не может быть никаких условий, ограничений, поэтому у Иешуа все, без исключения, люди – добрые.
Так все-таки, прежде - тень, затем – истина?
А что, если вообразить, что Воланд – это образ, аллегория, отсылающая нас к подобной иерархии смыслов. Тогда Воланд действительно повелитель теней, и не простых. Воланд не зло. Он — блюститель Закона, воплощение Закона, он ставит на место самозванцев, вообразивших, будто закон не для них. И таким образом, он — «предтеча и служитель благодати», тень истины, а истину воплощает собой Иешуа. Булгаков пишет историю не о зле и добре, а о Законе и Милосердии. Выворачивая христианский канон наизнанку, он парадоксальным образом возвращается к его истокам.
Сколько людей в сегодняшней (и прошлой) жизни одержимы идеей (а может быть и демоном) справедливости, стремятся к ней, идут на подвиги и жертвы во имя ее, изнемогают в борьбе! Это зачастую энергичные, деятельные люди, активной гражданской позиции; не всегда обладающие необходимыми знаниями, зато прекрасно ориентирующиеся в том, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Разумеется, с точки зрения их субъективного взгляда. События последних недель, не говорю даже о месяцах и годах, освещенные СМИ, дают основания говорить, что количество борцов за то, «чтобы все было правильно» в обществе не убавилось. Я уверена, что коллеги-психологи утвердительно закачали головами. Это так понятно: справедливость – одно из центральных и древних умонастроений в общественной жизни. Так вот, все, ратующие за справедливость – в свите Воланда, до тех пор, пока не превозмогут своих желаний расправиться над мелким злом с помощью крупного. Идейным борцам за справедливость все-таки важно определить, где же конкретно они находятся: «в нехорошей квартире», или промышляют с разными поручениями в столице, или же мчатся после грозы в своих подлинных обличиях в мир Воланда, где вновь пересекаются с Пилатом и Иешуа, уходящими по лунной дорожке.
Выдвину гипотезу: ветхозаветный Яхвэ, разделив всю, изначально нейтральную материю на чистую и нечистую, создал поляризацию ровно для того, чтобы прежде всего научить людей, живущих в условиях племенного общинного строя и мыслящих только уровне коллективной ответственности, коллективного сознания, Закону. Так сказать, обеспечил границы и очертил первичный контейнер. По Юнгу, подобное расщепление на противоположности неизменно создает «уклон», позволяющий реализовываться жизненной энергии либидо по пути индивидуации – к центру, к Самости.
У Мюррея Стайна («Юнговская карта души») есть такая мысль: «Психологическая проблема состоит в том, что только часть нашего эго может идентифицироваться с Христом, а другая – теневая люциферская сторона – остается исключенной и не подлежащей искуплению».
В таком случае милосердие, сострадание, любовь к побежденным – это и есть понимание и принятие ограничений «другого ведомства», его инаковости. Это движение, направленное не к возмездию и наказанию, а к искуплению и оправданию, т.е. соединению с правдой теневой стороны. Устремление к обретению целостности и благодати.
Если в ветхозаветные времена Бога определяла Богом справедливость и закон, сейчас Бога делает Богом именно любовь, милосердие. Милосердие выше справедливости.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать