Клаустрофобия тоже начинается с детства: пример работы практика Хакоми

Недавно ко мне на прием пришел человек, страдающий этим невыносимым недугом. Кажется, словно замкнутое пространство лишает человека возможности свободно дышать. Особенно трудно переносить лифт.

При этом, как правило, наш разум совершенно не может знать об истинной причине происходящего, хотя и может во всем находить дедуктивные связи. Да только анализ и логика не помогают в исцелении этой проблемы. Кстати, прием медикаментов часто тоже не помогает. Специалисты китайской медицины позволяют облегчить состояние, но спустя какое-то время проблема возвращается.

Следовательно, любые внешние способы помочь психике человека спокойно реагировать на замкнутое пространство не могут решить саму проблему. И это как раз задача психотерапии. Но не рациональной, поведенческой или эмоционально-образной, а телесно-ориентированной, задача которой понять истинные потребности тела и помочь человеку их осознать.

Итак, я предложила клиенту просто описать свою проблему, как он ее чувствует. Во время рассказа я обратила внимание на то, что его плечи сильно сжимаются и почти нет дыхания в груди. Казалось, что, вспоминая о самом невыносимом моменте переживаний, его тело становилось меньше в размере.

Когда я привлекла внимание клиента к этому бессознательному процессу, то он добавил, что действительно ощущает полную беспомощность и слабость в руках, когда случается приступ клаустрофобии.

Так, бессознательно, его тело продолжало переживать какую-то неприятную ситуацию, как бы воспроизводя состояние беспомощности уже у взрослого человека. Но это было очевидно мне, но не самому человеку, сознание которого упорно устремлялось от телесного опыта к логическим умозаключениям, ранее прочитанной информации и мнению различных специалистов. И этот тоже бессознательный механизм являлся свидетельством того, что психика стремится защититься от каких-то болезненных воспоминаний, где явно человек оставался наедине с пугающими его чувствами.

Моя задача Хакоми практика — мягко пригласить человека к осознанию своего бессознательного опыта в настоящий момент. Для этого я пригласила его быть любопытным к тому, как он дышит и ощущает слабость в руках, что не вызвало в нем дополнительной тревоги и позволило развернуть свое любопытство и внимание на изучение этих проявлений тела. Когда я заметила в нем возникающее волнение, то пригласила обратить внимание на то, как его страх дальнейшего исследования среагирует на мою фразу «Сейчас я с тобой, ты в безопасности». Следом за фразой последовал глубокий вдох, и он смог снова ощутить слабость в руках.

Чтобы поддержать его самопознание, я ещё сказала, что хотела бы поддержать его сжимающиеся плечи так чтобы он смог ими опереться на мои ладони.

И снова тело немного стало расслабляться уже только от моего намерения его поддержать и без физического контакта. Когда расслабление от плеч поднялось к шее, то у клиента появились слезы, губы задрожали, и он вспомнил отвратительный запах перегара. После к нему пришло воспоминание о том, что его отец сильно пил на протяжении всего его детства. И особым проявлением отцовской любви к нему в этот момент было то, что он буквально скручивал мальца лет 3–4 в своих грубых объятьях, подминая его под себя и прижимая к кровати так, что ребёнок был обездвижен и сильно зажат между отцом и диваном. При этом отец дышал на него перегаром, целуя в лицо. И тело клиента продолжало помнить весь этот ужас всю жизнь до тех пор, пока не возникли конфликтные ситуации в его семье.

В данном случае я признала то, что ему в детстве действительно было страшно, отвратительно то, что делал папа, что он не мог ему сопротивляться. Я посочувствовала его опыту и предположила, что было бы хорошо, чтобы он позвал кого-то взрослого на помощь, кто бы смог его защитить, например, маму.

При упоминании о маме у клиента возникла резкая и сильная боль в левом ухе. Он закрыл его своей рукой и зажмурился.

Я снова пригласила к самопознанию клиента и любопытству, если бы сейчас эта боль была какой-то защитной реакцией от чего-то. И точно, спустя некоторое время клиент сообщил, что в детстве мать сильно кричала на отца и он не мог этого выносить.

К нему теперь пришло понимание, что когда-то в детстве он ничего не мог сделать, чтобы защитить себя от пьяного отца и криков матери. Вместо защиты и поддержки он был вынужден сдерживать в себе злость, отчаяние, несправедливость, буквально задыхаясь, и при этом чувствовал себя ответственным за «мир в семье».

И, конечно, он узнал свою стратегию поведения в сложившейся конфликтной ситуации уже во взрослом возрасте. Его психика на автоматическом уровне тела запомнила стратегию выживания в детстве. И теперь в ситуации конфликта возникла ассоциация с детским кошмаром, да и вполне реальная ответственность за семью, психика снова пришла в состояние сильного перевозбуждения, буквально проживая страх смерти и беззащитности. Попав в замкнутое пространство лифта в таком состоянии, возбужденный мозг, уже знакомый с угрозой нехватки дыхания и обездвиживания, стал буквально испытывать иллюзию «приближения объектов» и «преувеличение угрозы». Что и привело к состоянию паники — сильнейшего неконтролируемого страха. Так как перевозбужденный мозг в этом состоянии переходит на биологический уровень выживания, блокируя волю и разумное принятие решений, то человеку просто невозможно понять происходящее с ним или проанализировать ситуацию.

При повторном и последующем приближении к лифту психика ведёт себя так же, как раненый зверь, который теперь знаком с тем, кто его ранил, — снова входит в состояние паники. Что и замечает человек каждый раз, когда заходит в подъезд с лифтом или оказывается в замкнутом пространстве.

А следом за пониманием истинной и первичной причины страха расслабилось и наполнилось воздухом тело, успокоился мозг. И пришли идеи о том, как стоит сейчас себя вести в семье, чтобы правильно разрешить конфликт.

И, самое интересное, теперь он, не задумываясь и легко дыша, ездит в лифте. От клаустрофобии не осталось и следа.

Вот что он мне написал уже через несколько дней после нашей встречи:

«Елена Владимировна, здравствуйте. Я в шоке. Сегодня я был у стоматолога и мне нужно было сделать процедуру, для которой накрывают лицо полностью салфеткой и открыт только рот. А для меня перекрытие лица, посторонние предметы, перекрывающие нос, — это паническая атака, затруднённое дыхание вплоть до приступов удушья или предобморочные состояния. Мне было неприятно, но ничего вышеперечисленного я не испытал. 40 минут пролетели легко, даже нос не заложило. Я не могу передать восторга и облегчения одновременно. Я вам так благодарен, это всё из-за проработки причин клаустрофобии. Я понимаю, это только первый этап, но я не знаю, как передать мои чувства. Спасибо вам огромное! Я с вами становлюсь нормальным с каждым днём, наверное, я вскоре даже на МРТ смогу сходить!»

В заключение хочу сказать, что настоящий процесс исцеления психики находится в самом человеке и только он сам может понять, что именно ему нужно для истинного исцеления. Но для того чтобы разум встретился со своим телесным опытом, необходимо безопасное пространство, доверительная атмосфера и кто-то позитивно настроенный, спокойный, способный по-настоящему поддержать процесс исцеления психики и пригласить к этому наблюдению самого человека. Их-то и создает практик Хакоми.

Основной задачей в обучении методу Хакоми является развитие у специалистов, психологов навыков осознанности своего бессознательного опыта, так как привычки думать, что-то делать и переживания препятствуют устанавливать по-настоящему доверительные отношения, создавать атмосферу, в которых психика клиента сможет отпустить привычные стратегии и исцелиться.