Отцовский комплекс и мужская агрессивность

Быть без чувства живой связи с дедами и прадедами — это значит не иметь себе точек опоры в истории. А мне хотелось бы быть в состоянии точно определить себе, что именно делал я и где именно находился я в каждый из исторических моментов нашей родины и всего мира, — я, конечно, в лице своих предков.

Павел Флоренский

Каждый раз, когда я сталкиваюсь с постоянным повторением определённого запроса на психоаналитическую работу от разных людей, я задаюсь вопросом о влиянии социальных тенденций на формирование таких запросов.

Большой проблемой современности становится размывание гендерных ролей в общественном регистре. И как следствие этой проблемы мы имеем множество вытекающих из нее проблем внутрипсихического и межличностного характера.

И если женщинам здесь в помощь или в определение так называемая борьба за равноправие, то с мужчинами все не так ясно. Поле инициации мужчин значительно сузилось, оставив их в недоумении по отношению к меняющимся условиям гендерных требований. В этот момент возникает вопрос, а какими средствами мужчинам доказывать свое первенство на одном поле с женщинами, если пользоваться старыми методами, которые были уместны в мужском спарринге, недопустимо?

Тема отца и его влияния на развитие ребенка поднимается значительно реже, чем взаимоотношения ребенка с материнским объектом. И это концептуально верно в плане первоочерёдности, именно фигура матери становится для ребенка матрицей для формирования отношения к миру и к самому себе. Но объёмный психический рисунок создаётся благодаря реальным и символическим (фантазийным) отношениям ребёнка и фигуры отца.

Дэвис и Игл считают, что то, что в психоаналитической литературе называют отцовской функцией, можно скорее понимать как набор функций, состоящий, по меньшей мере, из четырех взаимосвязанных параметров.

1. Функция сепарации по отношению к ранним симбиотическим отношениям между матерью и младенцем.
2. Функция, стимулирующая способность думать через введение опыта триангуляции.
3. Функция фасилитации регуляции аффекта и способности выносить фрустрацию.
4. Функция, обеспечивающая безопасность за счет того, чтобы быть реципиентом враждебных чувств младенца вместо матери или иного «хорошего объекта» [1].

Все эти отцовские функции, считают авторы, необходимы для формирования здоровой и зрелой психики.

Именно искажения в процессах проживания триангуляции определяют отношения с агрессивными и сексуальными аспектами психического. Херзог в своей статье «Голод по отцу и нарциссическая деформация» указывает на то, что развитие у ребенка нарциссизма и агрессии обусловлено двумя вещами: внутренней репрезентацией матери и отца как пары и установкой матери по отношению к отцу [2].

Грин считает, что Эдипов комплекс представляет собой первую базовую символическую структуру и включает связь таких понятий, как убийство отца, начало формирования Эго-идеала, идентификация, формирование Супер-эго, утрата, кастрация, десексуализация и сублимация. Эти идеи отличаются от позиции Кляйн, которая считала, что мать или утрата матери является источником символизации: что отец «следует» за матерью, и пенис становится заместителем груди [6].

Ловальд в своей статье «Эго и Реальность» пишет о том, что страх ребенка перед ограничивающей, кастрирующей функцией отца делает отца источником внешней опасности, и в то же время отец — это родитель, к которому ребенок обращается за защитой [1]. Именно потребность в отцовской защите побуждает ребенка формировать близкие отношения с отцом и идентифицироваться с его силой и ценностями. Эта идентификация помогает консолидировать и стабилизировать чувство себя как уникального человека, имеющего право на то, чтобы быть своеобразным. В противоположном случае, когда отец разочарован в себе и относится к своему ребенку как к собственному расширению и продолжению, ожидая, что ребенок сделает то, что не смог сам отец, собственное Я у ребенка остается слабым, поврежденным, фрагментарным.

Фрагментарность создается перенаправленными на Эго агрессивными импульсами. Так как испытываемые к отцу амбивалентные чувства рождают тревожность. Тревожность в этом случае результат вытесняемой враждебности. В таких случаях вытеснение враждебности является кратчайшим и быстрейшим путем к немедленному восстановлению уверенности в отношениях.

Фрейд говорит об убийстве отца как необходимом требовании для возникновения социального порядка и, значит, запрета на все убийства.

Описывая свою реакцию на смерть отца, Фрейд называет это «наиболее значимым событием и наиболее важной потерей в жизни человека», последствием которого является обретение свободы и независимости. То есть мы видим, что отец является мощной опорой для идентификации, но именно правильная сепарация от отцовской фигуры обеспечивает полноту становления и принятия собственной идентичности в целом. Почему же для полноценной реализации этого процесса необходима смерть отца?

По логике Фрейда, это возможность присвоения отцовских черт, так как после убийства предполагается съедение. Что перекликается с орально-садистической стадией в теории М. Кляйн, где ребенок хочет изъять ценное содержимое из груди матери, таким образом завладеть им. Также, по мнению Фрейда, смерть отца устраняет преграду на пути к обретению власти над матерью.

Однако для реализации «убийства» необходимо принять и овладеть собственной агрессией. Овладение агрессией — это своеобразное подчинение инстинкта, также энергия агрессивности дает право на признание себя победителем.

Он также отмечает, что мертвый отец, который теперь существует как символический отец, становится более могущественным, чем когда он был жив [12, с. 144].

Процесс оплакивания делает возможным принятие амбивалетности: объект нужно потерять, чтобы обрести. И говоря об анализе как о процессе терапии, мы можем увидеть феномен мертвого отца в окончании анализа, когда оба — и аналитик, и пациент — должны отречься от желания иметь отношения для того, чтобы символическая идентификация возникла и была увековечена.

То есть отец становится первой и самой важной фигурой, которая создает опыт управления своими агрессивными тенденциями внутри индивидуальной психики. В связи с этим важно рассмотреть этот концепт в ракурсе формирования и функционирования мужской идентичности. Так как в терапевтической практике очень часто приходится сталкиваться с такими запросами, как неумение владеть своей агрессией, страх перед ее любыми проявлениями. Что же происходит, когда обладание собственной агрессией затруднительно? По каким сценариям может развиваться мужская психика?

Что же может происходить, если символическое убийство не смогло совершиться из-за высокой агрессивности отца, его реальной смерти в период взросления ребенка или отстранённости?

Чем именно будет являться это символическое убийство отца? И как память о нем будет проявляться в течение психоаналитического процесса?

Как мы видим, через символическое взаимодействие со страхом кастрации от убитого отца мы получаем доступ к агрессивному компоненту психического.

Как и в других случаях, когда имеется такой спектр отношений с отцом, характеризующийся отстранённостью, невовлеченностью и даже равнодушием к ребенку, мы можем наблюдать следующие характеристики отношений ребёнка с миром:

1. страх проявить агрессию в отстаивании своей чести и достоинства в подростковом периоде, при демонстрации своей силы;
2. сложность принятия решений и постановки целей, неверие в свое право на завоевание мира, которое проявляется в заявлении этому миру о своих желаниях и овладении новыми и новыми инструментами для освоения социального пространства;
3. стремление постоянно соблазнять женщин или полный отказ от какого-либо соблазнения.

Литература

1. Гулина М.А. Ипостаси и трансформации образа отца в психоанализе (Gulina M.A. Hypostases and Transformarions of the Concept of the Father in Psychoanalysis).
2. Herzog J.M. Father hunger and narcissistic deformation // The Psychoanalytic Quarterly. 2004. Vol. 73 (4). P. 893—914. doi:10.1002/j.2167-4086.2004.tb00187.x
3. Гулина М.А., Васильева Н.Л. «Отцы и дети»: психоаналитический взгляд на роль отца в развитии личности ребенка // Консультативная психология и психотерапия. 2018. Т. 26. № 4. С. 151—168. doi: 10.17759/cpp.2018260410
4. Фрейд З. Тотем и табу // Психология первобытной культуры и религии. Психологическая и психоаналитическая библиотека / под ред. И.Д. Ермакова. Вып. VI. М.; Пг, 1995, 170 с.
5. Фрейд З. «Я» и «Оно». М.: Антология мысли, 2006. 1040 с.
6. Шур М. Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть. 2005. 42 с.

Источник: http://veronika-kuvshinova.ru/statyi/otcovsky-komplex