Как мысль ушла из психологических исследований?

Заглавие нашей статьи представляет собой переформулировку вопроса «почему мысль ушла из психологических исследований?», заданного В.Д. Шадриковым [10]. Поставив этот вопрос, В.Д. Шадриков предлагает ответ: «исследования в контексте психологии сознания с ее интроспективным методом были вытеснены из главных направлений психологии. Вместе с этим ушла из исследований и мысль как одна из основных психологических категорий… современная психология обходится без категории “мысль”» [10, с. 261]. Ответ В.Д. Шадрикова хорошо согласуется с описанием Д.В. Ушакова: «если мы берем психологию мышления... то в ней существуют, например, модели, которые замечательно описывают решение силлогизмов или решение Вейзоновской задачи выбора. Но эти же модели не позволяют объяснять, например, решение инсайтных задач. Проблема заключается в том, что современная психология по своей организации построена так, что она стимулирует формирование таких моделей, потому что мы проводим эксперимент, а эксперимент — это всегда некое узкое описание модельной ситуации... мелких моделей много, а синтез их совершенно непонятен, в результате оказывается, что психология делится на множество мелких частей» [8, с. 34]. «Все говорят преимущественно о том, что мышление определяет успешность решения различных задач, но никто не говорит, что оно собой представляет», — пишет В.Д. Шадриков в другой своей работе на обсуждаемую тему [11, с. 2]. Удивительна согласованность оценок, независимо сформулированных цитируемыми авторами. Такая согласованность показывает глубину вопроса.

В данной статье мы попытаемся рассмотреть поставленный вопрос, несколько изменив его постановку с «почему?» на «как?». Как мысль ушла из психологических исследований?

На наш взгляд, один из факторов, в совокупности создающих эту ситуацию, имеет логическую природу. Субстанциальная логика построения психологических теорий мышления, не вполне отрефлексированная современной психологией, закономерно приводит к описанной ситуации, создавая нежелательный побочный эффект наряду со многими впечатляющими достижениями. Рефлексия логики построения теорий мышления может дать нам ответ на вопрос о том, как мысль ушла из психологических исследований. Пока мы только обозначим термином «субстанциальная» логику теорий мышления, более содержательную характеристику приведем далее.

В.Д. Шадриков вполне однозначно показывает субстанциальное понимание мысли в своих теоретических построениях: «Мысль выступает как содержательно-потребностно-эмоциональная субстанция. И этим мысли отличаются от информации, а технические устройства, реализующие познавательные функции, от интеллекта человека» [11, с. 5]. Помимо явного субстанциального определения мысли, в приведенной цитате важна близость двух понятий — «мышление» и «интеллект». Д.В. Ушаков так характеризует связь мышления и интеллекта: «Интеллект — это способность к мышлению. Мышление — процесс, в котором реализуется интеллект» [7, с. 50]. В русском переводе основополагающей работы Ж. Пиаже [2] эти понятия используются как синонимы.

Обратившись к исследованиям элементарного мышления у животных, мы видим сходное употребление терминов мышление и интеллект. По мнению З.А. Зориной, подходы к исследованию мышления животных можно разделить на две основные группы. «Первая оценивает способность к решению новых задач в новых, экстренно возникших ситуациях, для выхода из которых у особи нет «готового» решения. Вторая направлена на то, чтобы выяснить, способны ли животные к таким когнитивным операциям, как обобщение, абстрагирование, а также усвоение символов» [1, с. 2]. Способность к решению новых задач и выполнению когнитивных операций — не что иное, как интеллект.

Чем важна для нас близость терминов «мышление» и «интеллект»? Собственно процесс мышления недоступен для фиксации внешним наблюдателем. Как совершенно справедливо указывает В.Д. Шадриков в приведенной выше цитате, понятие мышления было введено в научную психологию вместе с интроспективным методом. Конечно, по мере развития психологии должны были возникать новые методы. И возникший эксперимент — метод, значение которого сложно переоценить. Однако объективация мышления с точки зрения внешнего наблюдателя в эксперименте как бы «уравнивает в правах» мышление человека и мышление животных. Внешнему наблюдателю доступно не мышление как осознаваемый процесс, о котором пишет в цитируемых работах В.Д. Шадриков. Внешнему наблюдателю доступно только поведение в ходе решения экспериментальных задач. И гораздо надежнее строить обобщенное описание поведение в ходе решения экспериментальных задач по результатам решения нескольких задач, чем по результатам решения одной задачи. Поведение в ходе решения одной задачи можно интерпретировать как мышление. А поведение в ходе решения серии задач уже корректнее интерпретировать как интеллект.

Казалось бы, между мышлением человека и животных сохраняется существенное и поведенчески бесспорное отличие — животные не способны к вербальному рассуждению. Но это отличие не так уж велико для эксперимента. Если в экспериментальной ситуации человек рассуждает, его мышление качественно отличается от мышления животных. А интеллект как обобщенная способность к решению задач вполне сопоставим у человека и животных. Интеллект сопоставим даже у человека и компьютера, что следует из широко известного теста Тьюринга. Интеллект разных решателей сопоставим в той мере, в какой сопоставимо их поведение при решении задач, фиксируемое внешним наблюдателем.

Поведение, несомненно, имеет биологическую основу. Биологические механизмы поведения позволяют сопоставлять интеллект и мышление не только с поведением, но и с генетическими факторами, и со свойствами головного мозга как наиболее важного функционального звена центральной нервной системы. Как отмечает А.Ш. Тхостов: «механизм связи в такой логике, в сущности, ничем не отличается о представлений о том, что мозг “выделяет мысль, как печень желчь”» [6, с. 56]. Именно такой механизм связи неявно подразумевает З.А. Зорина, описывая у животных с разным строением головного мозга обобщение, абстрагирование и усвоение символов. Современные исследователи фиксируют у животных даже такую интроспективную по истории употребления в науке способность, как узнавание своего изображения в зеркале: «после длительного ознакомления со свойствами зеркала и в условиях, облегчающих идентификацию отражения, вороны могут узнавать свое отражение в зеркале» [4, с. 334].

В плане нарушений мышления при психических расстройствах принципиальных отличий в подходах не наблюдается. А.Б. Холмогорова характеризует ситуацию так: «Многие представители наук о психическом здоровье по-прежнему уверены, что «настоящая» болезнь по аналогии с соматической медициной должна быть обязательно связана с четко локализуемыми органическими повреждениями. Имеют место даже предложения отказаться от термина «психическое заболевание» и заменить его термином «заболевание мозга» с целью укрепления позиций психиатрии в общей медицине. При таком подходе психические процессы и их нарушения неизбежно оказываются эпифеноменами биологических процессов» [9, с. 136].

Мы попытались, образно говоря, отрефлексировать в первом приближении путь, которым мысль ушла из психологических исследований. Результаты нашей рефлексии согласуются с ответом, данным В.Д. Шадриковым в статье, со ссылки на которую начинается наш текст. Понятие мышления было введено в научную психологию вместе с интроспективным методом. Дальнейшее развитие методов исследования привело к тому, что новые методы позволили обходиться без понятий «мысль» и «мышление».

То новое, что нам хотелось добавить к ответу В.Д. Шадрикова, — логическое обоснование сложившейся ситуации. Введя в психологию понятие мысли на основании интроспекции, исследователи встретили именно логические трудности в дальнейшей разработке этого понятия. Эмпирически фиксируемое внешним наблюдателем поведение при решении задач является логически общим для человека, животных и даже технических устройств (искусственный интеллект, тест Тьюринга). Логически общими являются и биологические (материальные) основы поведения. По мере разработки новых методик перед исследователями возникают уже не вопросы о том, что такое мысль и мышление, а совсем другие логически необходимые (!) вопросы о связи мышления с поведением и биологическими основами поведения. В итоге «растворяется» специфика человеческой мысли. И мысль, и мышление в их первоначально интроспективном понимании перестают быть логически необходимыми для планирования исследований и интерпретации получаемых результатов понятиями. По меньшей мере странно было бы употреблять одно логически общее понятие для решения задач воронами, собаками, дельфинами, людьми и компьютерами с искусственным интеллектом. Таков ход развития теории мышления в субстанциальной логике — понимания мышления как субстанции, как одного из свойств человека.

Возможно ли изменить сложившуюся ситуацию? И нужно ли ее изменять? Мы не претендуем на то, чтобы давать категоричные ответы на эти вопросы, предписывая психологии направление дальнейшего развития.

Основная цель данной работы — рефлексия субстанциальной логики психологических теорий мышления. Именно для рефлексии нам важен заданный в заголовке вопрос. Приведем краткую характеристику субстанциальной логики. Совместно с автором логико-смысловой теории А.В. Смирновым нами была теоретически показана¹ возможность применения к решению родителями обыденно-практической мыслительной задачи о вакцинации ребенка следующих положений [5]. Субстанциальная логика предполагает рационализацию рассматриваемой ситуации посредством выделения в ней субъектов (сущностей, субстанций), которые наделяются предикатами (свойствами, качествами), непременно допускающими логическую возможность дихотомизации (А/не-А, «полезный-неполезный», «здоровый-нездоровый» и т.п.). Процессуальная логика предполагает рационализацию на основе выделения процессов, связывающих действующее и претерпевающее (процесс вакцинации, связывающий вакцинируемого и вакцинирующего; процесс заботы, связывающий опекающего / заботящегося родителя и опекаемого ребенка). Одна и та же ситуация всегда может быть описана и в субстанциальной, и в процессуальной логике. Эти две равновозможные рационализации не просто не противоречат, но и никак не конфликтуют друг с другом, поскольку встроены в разные картины мира. Они дают разные результаты, которые следует рассматривать не как альтернативные, а как взаимодополняющие (равноистинные).

Как эти положения могут использоваться для построения возможных новых теорий мышления, не основанных на субстанциальной логике? Обратимся к текстам С.Л. Рубинштейна, на которого ссылается и В.Д. Шадриков.

С.Л. Рубинштейн пишет: «Исходно отношение не мысли к ее объекту, а действия человека и объекта, изначален этот контакт двух реальностей. Конкретнее, исходным всегда является взаимодействие человека с действительностью как «сопротивляющейся» действиям человека» [3, с. 283]. И далее: «Существование выступает как состояние и как акт, как процесс и как действование — самопричинение, как восстановление и сохранение себя в статусе существования. При этом обнаруживается единство, с одной стороны, существования как акта, процесса, действования и, с другой — причинения как восстановления, сохранения своего существования. Отсюда существовать — это действовать и подвергаться воздействиям, взаимодействовать, быть действительным, то есть действенным, участвовать в бесконечном процессе взаимодействия как процессе самоопределения сущих, взаимного определения одного сущего другим. Это бесконечный процесс, совершающийся, как всякий процесс, в пространстве и времени как форме существования (сосуществования и последовательного существования) разных сущих» [3, с. 302].

В приведенных цитатах С.Л. Рубинштейн использует категории существования, пространства и времени. Эти категории явно задают субстанциальную логику построения теории, весьма успешно реализованную в дальнейшем многими исследователями. Однако нам кажется, что на момент публикации цитируемой работы «Человек и мир» С.Л. Рубинштейн предполагал и возможность построения теории мышления в несубстанциальной логике. Такой вектор, намеченный лишь очень-очень приблизительно, объясняет, на наш взгляд, странное в свете современных теоретических представлений «запараллеливание» понятий С.Л. Рубинштейном: «существование выступает как состояние и как акт, как процесс и как действование».

Множество вопросов, возникающих в связи с возможностью построения и эмпирического обоснования теории мышления в несубстанциальной логике, не просто «пока остаются открытыми». Большинство вопросов пока даже не сформулировано. Построение теории мышления в процессуальной логике как варианте строгой несубстанциальной логики — лишь возможность, перспектива, к обсуждению которой нам хотелось бы пригласить научное сообщество.

¹ Получено также эмпирическое подтверждение. Но публикация с описанием результатов исследования на момент написания данной статьи находится в печати, поэтому мы не описываем здесь эмпирику.

Литература

1. Зорина, З.А. Мышление животных: эксперименты в лаборатории и наблюдения в природе // Зоологический журнал, 2005. — Т. 84. — № 1. — С. 134-148.
2. Пиаже, Ж. Психология интеллекта. — СПб.: Питер, 1004. — С. 192 с.
3. Рубинштейн, С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. — СПб.: Питер, 2003. — 512 с.
4. Смирнова, А.А., Самулева, М.В., Мандрико, Е.В. Тест с меткой: серые вороны узнают свое отражение в зеркале? // Когнитивная наука в Москве: новые исследования Материалы конференции/ Под редакцией Е.В. Печенковой, М.В. Фаликман. — М.: «Буки Веди», Институт практической психологии и психоанализа, 2017. — С. 331-335.
5. Смирнов, А.В., Солондаев, В.К. Логика осмысления родителями профилактических прививок // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн., 2017. — T. 9. — № 5(46) [Электронный ресурс]. — URL: http://mprj.ru (дата обращения: 20.10.2019).
6. Тхостов, А.Ш. Психология телесности. — М..: Смысл, 2002. — 287 с.
7. Ушаков, Д.В. Психология интеллекта и одаренности. — М.: Институт психологии РАН, 2011. — 464 с.
8. Ушаков, Д.В. Теоретическая психология и принцип универсального эволюционизма (доклад)// Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 16. Психология. Педагогика, 2016. — № 1. — С. 25-34.
9. Холмогорова, А.Б. Мозг и душа: старая проблема в новых условиях // Консультативная психология и психотерапия, 2012. — № 4. — С. 208-219.
10. Шадриков, В.Д. Почему мысль ушла из психологических исследований? // От истоков к современности 130 лет организации психологического общества при Московском университете: Сборник материалов юбилейной конференции: В 5 томах. Том 1. М.: Когито-Центр, 2015. — С. 260-261.
11. Шадриков, В.Д. Мышление как проблема психологии// Высшее образование сегодня, 2018. — № 10. — С. 2-11.

Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект 17-03-00672 «Логика процесса в междисциплинарной перспективе».

Источник: Солондаев В.К. Как мысль ушла из психологических исследований? // Ярославский психологический вестник. 2019. №2(44). С. 81–84.