Проблема психологического состояния общества и политических процессов в современной России

Продолжающаяся пандемия коронавируса помимо собственно медицинских проблем по-новому высветила в российском обществе ряд психологических феноменов, которые прямо влияют на политические процессы и могут представлять угрозу для государства, общества и личности. К числу таких психологических состояний относятся и ситуативные (рост депрессивности, тревожности, апатии, агрессивности), и более глубинные и долгосрочные явления: кризис идентичности, радикализм, падение доверия к власти и др. Эти тренды наблюдались в постсоветской России и ранее, но пандемия их обострила, а также актуализировала задачу научного осмысления и прогнозирования. Такие переживания, представления, образы и установки являются реакцией граждан на реальные или воображаемые события, а также могут служить важными индикаторами готовности или неготовности населения к политической и социальной мобилизации: и в текущий момент, и особенно в средней и долгосрочной перспективе.

Социально-психологические подходы к изучению психологического состояния общества

Именно связь психологического состояния общества (ПСО) и политики, их взаимовлияние находятся в фокусе нашего внимания в данной статье. Чтобы ответить на вопрос о характере этой взаимозависимости, необходимо проанализировать, с одной стороны, феномен ПСО, а с другой — выявить те политические процессы, которые чувствительны к его воздействию. Данная статья является попыткой концептуального осмысления этих феноменов с позиций макропсихологии и политологии в рамках политико-психологического подхода, под углом зрения которого мы предлагаем посмотреть на перспективные направления исследований в данной области.

Таким образом, мы видим свою задачу в том, чтобы выделить и описать те характеристики психологического состояния общества, которые могут оказать влияние на политические процессы в современной России.

За рубежом оценка ПСО связана прежде всего с мониторингом психологического благополучия (примером может служить еженедельное измерение тревоги и депрессии в США в 2020–2021 гг. на выборке от 50 до 90 тыс. респондентов (см.: https://www.cdc.gov/nchs/covid19/pulse/ mental-health.htm).

Другим распространенным подходом является использование больших данных и результатов массовых опросов для изучения культурных и региональных макропсихологических характеристик, а также их влияния на удовлетворенность жизнью, на экономическую ситуацию или эпидемиологическую обстановку (см., например: Obschonka et al., 2016; Peters et al., 2020). Следует заметить, что в данном случае речь идет, как правило, о «региональных личностных профилях», измеряемых по модели черт Большой пятерки.

Подходы к оценке макропсихологического состояния российского общества на протяжении последних 15 лет разрабатываются в Институте психологии РАН, что нашло отражение в целой серии статей и монографий (см., например: Юревич, Ушаков, Цапенко, 2007; Юревич, 2014; Лебедев, 2018; Юревич, 2019). Так, А.В. Юревичем предложены два ключевых показателя интегральной оценки ПСО: психологическая устойчивость и социально-психологическое благополучие (Юревич, Ушаков, Цапенко, 2007). Первый показатель опирается на оценку факторов психологической устойчивости личности россиян, а второй отражает благополучие в межличностных и внутригрупповых отношениях. Для количественной оценки макропсихологической динамики состояния был предложен композитный индекс, основанный на интеграции шести первичных показателей: индекс смертности от заболеваний нервной системы и органов чувств, индекс смертности от самоубийств, индекс заболеваемости психическими расстройствами, индекс устойчивости семьи, индекс социального сиротства, индекс смертности от убийств. Данная концепция получила развитие в работах А.Н. Лебедева, который считает важнейшим показателем благополучия общества выраженность поляризации — воспринимаемых различий между социальными группами. Кроме того, интегральная оценка ПСО должна учитывать как оценку текущего состояния, так и оценку ожидаемого будущего. При таком подходе интегральным показателем может быть соотношение характеристик актуального и будущего ПСО с оценками его поляризации (Лебедев, 2018).

В качестве относительно самостоятельных направлений изучения социально-психологического состояния общества можно выделить исследования динамики индивидуальных ценностей, ценностных ориентаций и моральных оснований оценки происходящего (Лебедева, 2001; Magun, Rudnev, Schmidt, 2016; Татарко, 2017; Пищик, 2019; и др.), социального доверия (Hamm, Smidt, Mayer, 2019; Макушева, Нестик, 2020; и др.), сплоченности общества (Козлова, Воронина, 2019 и др.), уровня социального оптимизма и характеристик образа будущего (Schweizer, Schneider, 1997; Зеленев, 2013; Нестик, 2014; Нестик, 2018; и др.).

Многие авторы рассматривают в качестве ключевого макропсихологического показателя психоэмоциональное состояние различных групп и общества в целом, а также связанные с ним, но не сводимые к нему феномены счастья и удовлетворенности жизнью (Черныш, 2019; Леонтьев, 2020). В социально-психологической теории под коллективными эмоциями принято понимать аффективные состояния разной степени устойчивости, которые разделяются значительной частью представителей определенного сообщества (см., например: Slaby, Scheve, 2019; Analyzing affective societies…, 2019; Simonova, 2020; Емельянова, Дробышева, 2018; и др.) и могут возникать у членов группы почти одновременно (Jarymowicz, Bar-Tal, 2006), а также осознаваемые эмоциональные состояния, в которых отражается отношение социальной группы к каким-либо объектам, процессам или условиям (Стефаненко, Кутковой, 2015). От коллективных эмоций следует отличать индивидуальные эмоциональные состояния, основанные на групповой принадлежности: например, человек может переживать стыд и чувство ответственности за действия своей группы, но эти чувства могут не разделяться другими ее членами (см., например: Ефремова, Григорян, 2017; и др.).

Анализ современного состояния исследований в данной области позволяет перейти к следующим заключениям.

Во-первых, можно заметить противоречия и рассогласованность в используемых исследователями понятиях, описывающих ПСО: «социальный климат общества» (К. Левин), «эмоциональный климат общества» (Ж. де Ривера), «эмоциональная атмосфера общества» (М.Ю. Урнов), «психологическое состояние общества» (А.В. Юревич, А.Н. Лебедев), «социальные настроения» (Ж.Т. Тощенко, С.В. Харченко), «массовые политические настроения» (Д.В. Ольшанский). В этой ситуации все более очевидной становится необходимость концептуального осмысления и определения феномена ПСО в предметном поле политической психологии.

Во-вторых, предложенные ранее критерии оценки ПСО носят общепсихологический характер и не ориентированы на прогнозирование политического поведения.

В-третьих, на уровне эмпирических исследований накоплен значительный опыт преимущественно либо социологического, либо психологического изучения рассматриваемых аффективных, социокогнитивных и предповеденческих феноменов (тревоги, страхов, счастья, доверия, отношения к будущему и пр.), тогда как для анализа политических процессов требуется комплексный подход.

В-четвертых, в литературе представлен значительный объем эмпирических исследований, которые зачастую не имеют под собой фундаментальной концептуально-методологической основы, что затрудняет его политологическую трактовку и использование для прогнозирования.

Политические и политико-психологические подходы к изучению психологического состояния общества

Психоэмоциональные аспекты социально-политических процессов, как нам представляется, должны быть неотъемлемой частью предметного поля политической науки, но на данный момент они занимают в нем, к сожалению, скорее периферийное положение. Тем не менее в последнее время наблюдается определенный рост интереса к этой теме среди политологов, политических социологов и политических психологов.

В комплексе психологических характеристик, определяющих состояние общества в политическом контексте, доминирующими являются эмоциональные компоненты, которые рассматриваются как сами по себе, так и в комплексе с другими, имеющими эмоционально-когнитивную, эмоционально-мотивационную или эмоционально-поведенческую природу (ценностями, потребностями, интересами, ожиданиями и пр.). Основной вопрос, которым задаются исследователи, состоит в том, какую роль играют эмоции в политике — и во внутриполитических процессах, и в международных отношениях (Marcus, 2000; Hutchison, Bleiker, 2014; Yohan, Coicaud, Popovski, 2015).

На стыке политологии и психологии осуществляется анализ так называемых политических эмоций (Leach, 2010; Nussbaum, 2015), которые носят коллективный характер с точки зрения их возникновения и «разделяемости» членами определенного сообщества. Политические эмоции должны иметь «двумерный аффективно-интенциональный фокус»: на определенном вопросе политического значения и на самом политическом сообществе, для которого этот вопрос является значимым. Кроме того, политические эмоции позволяют укрепить чувство принадлежности к политическому сообществу и политическую идентичность.

М.Ю. Урнов выделяет эмоциональную атмосферу общества в качестве объекта политологического исследования и рассматривает ее как «субъективно-психологический (неинституциональный) аспект жизнедеятельности всякой социальной группы» (Урнов, 2008, с. 37), представляющий из себя совокупность «множества взаимодействующих между собой эмоциональных компонентов, имеющих разные когнитивные “нагрузки”» (Урнов, 2007, с. 61).

Политические социологи на протяжении многих лет изучают состояние российского общества в целом, отдельных социальных групп, жителей разных регионов, свойственные гражданам социальные и политические настроения, интересы и ожидания, страхи и тревоги, субъективное благополучие и оптимизм в контексте происходящих на протяжении всего постсоветского периода социально-экономических и политико-культурных трансформаций, отслеживают динамику изменений состояния российского социума (Россия на новом переломе…, 2009; Российское общество…, 2017).

В фокусе исследовательского интереса в последнее время находятся конкретные эмоциональные состояния людей, имеющие противоположную модальность — позитивные (счастье, оптимизм) и негативные (страхи и тревоги), осуществляются их регулярные замеры и выстраиваются соответствующие индексы. (Например, измерение уровня счастья населения разных стран мира осуществляется в рамках Международного исследовательского проекта World Happiness Report (http://www.worldhappiness. report) или построения Всемирного индекса счастья (http://www.happyplanetindex.org). В России ВЦИОМ на основе регулярных замеров рассчитывает индекс счастья (https://wciom.ru/ratings/indeks-schastja) и индекс страхов (https://wciom.ru/ratings/indeks-strakhov).) При этом научный анализ положительных эмоциональных состояний чаще всего проводится в контексте социально-экономических, политических и социокультурных аспектов (Настина, Алмакаева, 2020; Андреенкова, 2020), тогда как страхи и тревоги рассматриваются преимущественно в политической проекции, поскольку «состояние политического страха имманентно встроено в политический процесс» (Радиков, 2017, с. 49), используется как политический инструмент (Дуткевич, Казаринова, 2017).

В рассматриваемом контексте интерес представляет теория управления страхом смерти (Routledge, Vess, 2019), которая позволяет изучать изменения политических взглядов граждан в условиях экзистенциальных страхов. В частности, в ряде исследований показаны некоторые политические эффекты осознания страха, например, поддержка существующей властной конфигурации и актуализация консервативных установок на порядок и стабильность (Harvell, Nisbett, 2016; Пареньков, Петров, 2020; Нестик, 2020).

Анализируя массовые аффективно-когнитивные реакции людей на социально-политические стимулы, политические психологи и социологи оперируют категорией «настроения» и обозначают их массовый политический или социально-политический характер. Д.В. Ольшанский определял массовые политические настроения как «особые переживания комфорта или дискомфорта, отражающие удовлетворенность или неудовлетворенность общими социально-политическими условиями жизни; субъективную оценку возможности реализации социально-политических притязаний при данных условиях; а также стремление к изменению условий ради осуществления притязаний» (Ольшанский, 2001, с. 377). Для проведения эмпирических исследований в структуре политических настроений выделяются, например, такие компоненты, как оценки политической жизни, политические ожидания и установки на политическое действие (Станевич, 2020; Попова, Лагутин, 2019).

Политическими психологами накоплен значительный опыт проведения разнообразных эмпирических исследований психологического состояния современного российского общества (Шестопал и др., 2016; Шестопал, 2017), результаты которых позволяют обозначить наличие взаимного влияния друг на друга психоэмоционального состояния людей в определенный период времени и событийного политического контекста их жизни. ПСО проявляется в процессе восприятия гражданами сферы политики и отражается в эмоционально-оценочных компонентах свойственных им образов власти, политических институтов и лидеров, страны в целом (Психология политического восприятия…, 2012; Власть и лидеры…, 2019).

Структура и характеристика психологического состояния общества

С нашей точки зрения, психологическое состояние общества можно определить как совокупность массовых и коллективных переживаний, представлений, образов, ценностей и установок, влияющих на функционирование социальных институтов.

С одной стороны, ПСО определяется преобладанием в обществе тех или иных психологических состояний, которые формируются на уровне личности и малой группы, но при этом носят массовый характер, т.е. широко распространены. Например, выраженность депрессии и тревоги может иметь эндогенную природу или быть связанной с трудными жизненными ситуациями отдельных людей или малых групп, но широкая распространенность соответствующей симптоматики становится макропсихологическим фактором, влияющим на политическое поведение граждан.

С другой стороны, в ПСО вносят вклад коллективные эмоции, образы, ценности и нормы, которые конструируются россиянами как членами определенной группы, т.е. основаны на идентификации с государством, нацией и т.п. Динамика таких феноменов определяется в большей степени групповыми социально-психологическими механизмами: результатами межгруппового сравнения, защитой позитивной групповой идентичности, групповой самоэффективностью, инскриптивными и дескриптивными нормами. Особенностью коллективных состояний является также их большая осознаваемость: они связаны с групповыми интересами и конструируются в межличностном, а также публичном дискурсе, в том числе через СМИ и социальные медиа.

Система показателей для измерения ПСО должна учитывать как мотивационно-аффективные, так и социально-когнитивные характеристики. К мотивационно-аффективным можно отнести выраженность различных эмоциональных состояний, симптомов дистресса, тревоги и депрессии, удовлетворенности жизнью и субъективного переживания счастья, а также, с некоторыми оговорками, — уровень агрессии и ценностные ориентации. Социально-когнитивные характеристики — это параметры, отражающие то, как представители различных социальных групп воспринимают и объясняют мир в целом и происходящие в стране события, свои социальные представления, а также то, каково их отношение к своей и другим социальным группам, социальным институтам, своему собственному и коллективному будущему.

ПСО можно рассматривать как результат формирования отношения граждан к своему коллективному прошлому, настоящему и будущему. Иными словами, при оценке ПСО необходимо учитывать, как текущая ситуация в стране оценивается людьми по сравнению с историческим прошлым и вероятными сценариями будущего. С этой точки зрения важнейшим компонентом ПСО является социальный оптимизм, понимаемый как групповая самоэффективность, т.е. убеждение членов группы в способности совместными усилиями достичь тех или иных целей, справиться с теми или иными проблемами (Bandura, 2000).

По сравнению с традиционными социологическими подходами, социально-психологический подход к оценке состояния общества характеризуется рядом отличий. Во-первых, он должен быть сфокусирован на динамике социально-психологических процессов и лежащих в их основе психологических механизмах. Во-вторых, при оценке ситуации в обществе основное внимание должно быть сосредоточено не столько на распространенности тех или иных позиций и настроений, сколько на связях между ними, которые позволяют выделять социально-психологические типы отношения россиян к той или иной проблеме, прогнозировать возможные сценарии развития социально-психологических процессов. В-третьих, особое внимание должно уделяться коллективным эмоциям, мотивационным и аффективным процессам (в том числе с использованием «моделей двойного процесса», объясняющих поведение человека через взаимодействие осознаваемых и неосознаваемых процессов, рациональной и иррациональной систем).

На что в политике может повлиять психологическое состояние общества?

Политические процессы в современной политологии рассматриваются, как правило, в их институциональном аспекте. Обычный гражданин, его представления, образы и потребности в теоретическом анализе чаще всего выносятся за скобки, поскольку принято считать, что индивидуальные влияния гасят друг друга (Inkeles, 2015). В отличие от других политологических субдисциплин, политическая психология фокусирует внимание не на институтах, а на «человеческом измерении» политики, а это предполагает анализ массовых политических настроений, установок, образов, ценностей, потребностей и представлений граждан. В политической практике ими нередко жертвуют в пользу общегосударственных интересов, «блага всех», а на деле управленческая практика не работает с конкретными людьми, их настроениями, чаяниями и образами. Между тем ПСО может представлять серьезную угрозу безопасности, стабильности, управляемости государства и общества. Поэтому важной задачей является выявление тех политических процессов, которым могут угрожать определенные деформации ПСО, и описание иерархии этих рисков.

Прежде всего следует отметить, что и набор, и соотношение различных угроз в последние годы не оставались неизменными и в реальности, и в сознании общества. Так, в 1990-х – 2000-х гг. основные политические риски фокусировались во внутренней политике; после 2014 г. акцент в восприятии обществом политических рисков явно сместился на риски международные и даже глобальные. Падение политического доверия к власти и лидерам, снижение эффективности политического управления, рост политической нестабильности, апатии, цинизма — эти и другие дисфункции политической системы действительно имеют место в ходе пандемии (Нестик, 2020; Пареньков, Петров, 2020). И наряду с объективными причинами их усиления существенную роль играют субъективные факторы, в частности ПСО. Одновременно можно видеть и обратное воздействие принимаемых властью решений на ПСО. Налицо взаимная зависимость психологии общества и политики.

Как показал экспертный опрос, проведенный нами еще в 2018 г. (Экспертный опрос был проведен в декабре 2018 г. в рамках проекта «Анализ и оценка уязвимости общества, экономики и государства перед социокультурными и идеологическими угрозами (идеологическим экстремизмом)» при поддержке Министерства образования и науки РФ, Соглашение № 14.601.21.0018 от 23 октября 2017 г. В качестве экспертов выступали 30 известных российских политологов, политических аналитиков, журналистов.), среди внутриполитических рисков наиболее значимым является низкий уровень доверия населения к власти (1-е место по значимости), который препятствует преодолению разрыва между элитами и большинством населения не только в имущественном, но и в ценностном отношении (2-е место), а также способствует политической демобилизации общества в целом (3-е место). Опираясь на это и другие исследования, можно выделить ряд дисфункций политической системы и политических процессов в современной России: конфликты во внутренней и внешней политике, снижение управляемости политической системы, неэффективность политического управления, политическая нестабильность, падение доверия к власти, лидерам и государственным институтам, дезинтеграция государства, политический абсентеизм (уклонение от участия в политической жизни государства по причине отсутствия интереса к политике) и цинизм, популизм, демобилизация общества, кризис политико-идеологических ценностей и идеологический вакуум.

Все указанные политические дисфункции могут быть, во-первых, напрямую связаны с влиянием на них ПСО. Переживание массовым сознанием тех или иных угроз в виде тревог и страхов может быть как адекватным, так и искаженным. При этом даже будучи реакцией на мнимую угрозу, эти настроения влияют на политическую сферу. Во-вторых, управление влиянием ПСО на политику не имеет прямолинейных и простых решений, оно требует «тонкой наладки». Непродуманные и примитивные подходы, не учитывающие сложности системы ПСО, сами могут стать фактором риска, дестабилизирующим общество и государство. В-третьих, как правило, при оценке угроз, исходящих от ПСО, эксперты обращают внимание на опасности и риски, имеющие характер конфликтов, проявлений радикализма, экстремизма, разного рода «цветных революций» и т.п. Не в меньшей степени угрозу для государства и общества представляют состояния политической демобилизации, социальной и политической апатии, тревожности, снижение моральных стандартов, распространение индивидуализма, меркантилизма, неудовлетворенный запрос на социальную справедливость, отсутствие в публичном поле образцов служения обществу и высоких моральных стандартов со стороны элит, кризис идентичности, снижение социального доверия, которые подрывают социальное здоровье нации. Эти состояния общества порождают нежелание и неспособность людей менять что-либо в своей жизни и создают риски перед лицом серьезных внутренних и внешних угроз.

Перспективные направления исследований взаимовлияния психологического состояния общества и политики

Опираясь на результаты предшествующих исследований и проведенный нами анализ структуры и характеристик ПСО в его взаимосвязи с политикой, мы видим ряд следующих перспективных направлений исследований в данной области.

1. Необходима дальнейшая концептуально-методологическая разработка проблемы ПСО в контексте социально-политических процессов. Эта работа предполагает прежде всего отбор психологических параметров, которые имеют социально-политическую проекцию и отражаются на взаимоотношениях граждан с социальными и политическими институтами, властью и государством в настоящий момент, а также и во временной перспективе. Кроме того, предстоит определить и обосновать не только набор этих параметров, но и их соотношение в структуре ПСО как комплексном феномене. Дальнейшая теоретическая работа и концептуальное осмысление результатов эмпирических исследований позволят выяснить, какие компоненты ПСО являются наиболее важными для прогнозирования его динамики.

2. Эмпирическое изучение связи между феноменами ПСО и политикой может быть прогностически эффективным, если оно будет опираться на концептуальную модель, которая позволит дать объяснение происходящим психологическим трансформациям общества. Без этого эмпирика обречена быть не более чем фиксацией перемен социальных настроений без понимания их политического смысла.

3. Необходим дальнейший социально-психологический анализ самого феномена ПСО, позволяющий понять его психологическую природу. В этом направлении можно выделить целый ряд перспективных исследовательских задач. В частности необходимо прояснить связь между различными психологическими процессами в обществе, которые происходят на различных уровнях: внутриличностном, межличностном, групповом, межгрупповом, социетальном.

Для выявления закономерностей ПСО важной задачей является изучение динамики отношений той или иной социальной группы к крупным общественно значимым событиям и явлениям (например, отношение к присоединению Крыма, доверие к власти и т.п.). Для этого большое значение могут иметь лонгитюдные исследования.

Важно уточнить влияние психоэмоциональных состояний на когнитивные процессы, связанные с политическим поведением. Это позволит дать оценку вероятности различных сценариев развития политической ситуации, уточнить механизмы формирования представлений личности и социальных групп о мотивах, целях и возможностях различных политических сил, а также факторы принятия решения об участии в выборах и т.п.

Требуется выяснить, как массовые психоэмоциональные состояния становятся осознаваемыми, как они интерпретируются личностью и группой. Важнейшей в этой связи является задача уточнения механизмов, лежащих в основе коллективных переживаний. Например, различия между массовыми и коллективными страхами и надеждами часто не принимаются исследователями во внимание. Между тем данные феномены определяются разными социально-психологическими механизмами. Чрезвычайно перспективной является задача изучения социально-психологических предпосылок конструирования личностью и группой образа коллективного будущего, а также влияния этого образа и коллективной памяти на политические установки.

Открытым остается вопрос о возможности построения типологии ПСО, а также о наличии устойчивых последовательностей в смене этих состояний. Широкие возможности для исследований в данном направлении открывает анализ динамики психологического состояния интернет-пользователей по цифровым следам.

Все больший интерес представляет уточнение степени пластичности тех или иных характеристик ПСО, а также социально-психологических механизмов, которые могут выступать в роли медиатора, ускорять или замедлять изменение характеристик ПСО под влиянием политических событий. Эти вопросы имеют не только теоретическое, но и очевидное прикладное значение, так как связаны с оценкой большей или меньшей управляемости тех или иных компонентов ПСО.

Все более актуальной задачей становится разработка подходов к математическому моделированию социально-психологических процессов и созданию «цифровых двойников» — моделей российского общества, позволяющих прогнозировать последствия различных сценариев внутригруппового и межгруппового взаимодействия, в том числе их влияние на политическое поведение. Большие возможности для таких исследований открывают системное моделирование и мультиагентный подход в сочетании с обучением нейросетей на больших данных о поведении людей.

4. Чрезвычайно перспективным направлением исследований является изучение того, как ПСО сказывается на глобальном, национальном, региональном и других уровнях политических процессов.

5. Прогнозирование динамики ПСО и ее влияния на политические процессы требует учета краткосрочного, среднесрочного и долгосрочного временных горизонтов. Так, одно и то же политическое решение может дать положительный эффект в краткосрочной перспективе, но сказаться негативно в среднесрочной. Например, обязательная вакцинация может дать прирост числа вакцинировавшихся, но при этом обернуться риском протестных настроений в период выборов.

Можно представить себе динамику изменения ПСО как процесс, в котором участвуют два вида «волн»: короткие и длинные; короткие — это изменчивые настроения, эмоции, установки, а длинные — это глубинные, «архетипические» национальные образы и представления, которые остаются неизменными на протяжении столетий. В структуре ПСО они переплетены между собой, и оба представляют интерес для исследователей.

Сегодня становится все более очевидным, что для ответа государства на вызовы растущей неопределенности и сложности социального мира необходимы политические решения, учитывающие ПСО. Мониторинг и прогнозирование этого состояния требует не только внимания власти к мнению психологического сообщества, но и способности самого сообщества психологов к комплексному анализу ситуации, диалогу с представителями других наук.

Литература

1. Андреенкова А.В. Межстрановые различия в уровне счастья в постсоветских странах — сравнительный анализ // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2020. №1. С. 316–339.
2. Власть и лидеры в восприятии российских граждан. Четверть века наблюдений (1993–2018) / Отв. ред. Е.Б. Шестопал. М.: Весь Мир, 2019.
3. Дуткевич П., Казаринова Д.Б. Страх как политика // Полис. Полит. исслед. 2017. №4. С. 8–21.
4. Емельянова Т.П., Дробышева Т.В. Комплексное исследование коллективных переживаний социальных проблем: количественные и качественно-количественные методы // Соц. психол. и общество. 2018. Т. 9. №3. С. 166–175. doi:10.17759/sps.2018090316
5. Ефремова М.В., Григорян Л.К. Коллективные эмоции вины и стыда и установки к аутгруппам в российском контексте // Культ.-историч. психол. 2017. Т. 13. №2. С. 61–70.
6. Зеленев И.А. Восприятие социального окружения и оптимизм/пессимизм в России и других европейских странах // Вопр. психол. 2013. №2. С. 52–65.
7. Козлова М.А., Воронина Н.Д. Многообразие форм социальной сплоченности в российском обществе: опыт применения квалиметрического подхода // Вестн. гос. ун-та «Дубна». Сер. Науки о человеке и обществе. 2019. №2. С. 37–51.
8. Лебедев А.Н. Психологическое состояние российского общества в свете макропсихологического подхода // Вестн. Пермского ун-та. Сер. Философия. Психология. Социология. 2018. № 2 (34). С. 243–251.
9. Лебедева Н.М. Ценностно-мотивационная структура личности в русской культуре // Психол. журн. 2001. Т. 22. №3. С. 26–36.
10. Леонтьев Д.А. Качество жизни и благополучие: объективные, субъективные и субъектные аспекты // Психол. журн. 2020. T. 41. №6. C. 86–95.
11. Макушева М.О., Нестик Т.А. Социально-психологические предпосылки и эффекты доверия социальным институтам в условиях пандемии // Мониторинг обществ. мнения: экономич. и социальн. перемены. 2020. №6. С. 427–447.
12. Настина Е.А., Алмакаева А.М. Роль уровня притязаний и социальных сравнений в детерминации удовлетворенности жизнью // Мониторинг обществ. мнения: экономич. и социальн. перемены. 2020. №1. С. 206–224.
13. Нестик Т.А. Коллективный образ будущего: социально-психологические аспекты прогнозирования // Вопр. психол. 2014. №1. С. 3–13.
14. Нестик Т.А. Влияние пандемии COVID-19 на общество: социально-психологический анализ // Ин-т психол. Российской академии наук. Сер. Соц. и экономич. психол. 2020. Т. 5. № 2 (18). С. 47–82. doi:10.38098/ipran. sep.2020.18.2.002
15. Нестик Т.А. Конструирование коллективного образа будущего в условиях неопределенности // Mobilis in mobile: личность в эпоху перемен / Под ред. А.Г. Асмолова. М.: Изд. дом ЯСК, 2018. С. 213–225.
16. Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
17. Пареньков Д.А., Петров K.E. Коронавирус и политика: запросы и ценности в эпоху пандемии // Международная аналитика. 2020. Т. 11. №2. С. 109–121.
18. Пищик В.И. Ценностные измерения поколений через актуализируемые страхи // Соц. психол. и общество. 2019. Т. 10. №2. С. 67–81.
19. Попова О.В., Лагутин О.В. Политические настроения молодежи: лояльность или протест? // Вестн. Российского ун-та дружбы народов. Сер. Политология. 2019. Т. 21. №4. С. 599–619.
20. Психология политического восприятия в современной России / Под ред. Е.Б. Шестопал. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012.
21. Радиков И.В. Политический страх как фактор современной политики // Власть. 2017. №4. С. 43–49.
22. Российское общество и вызовы времени. Книга пятая / Под ред. М.К. Горшкова, В.В. Петухова. М.: Весь мир, 2017.
23. Россия на новом переломе: страхи и тревоги / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, В.В. Петухова. М.: Альфа-М, 2009.
24. Станевич А.Ю. Уровень лояльности к власти как составляющая политических настроений // Вестн. Моск. гос. лингвистич. ун-та. Сер. Общественные науки. 2020. № 2 (839). С. 242– 256.
25. Стефаненко Т.Г., Кутковой Н.А. Понятие эмоции в социальной психологии XXI века: основные подходы // Коллективные переживания социальных проблем / Под ред. Т.Г. Стефаненко и С.А. Липатова. М.: Смысл, 2015. С. 49–60.
26. Татарко А.Н. Взаимосвязь базовых человеческих ценностей и электорального поведения // Соц. психол. и общество. 2017. Т. 8. №1. С. 17–37.
27. Урнов М.Ю. Эмоции в политическом поведении М.: Аспект Пресс, 2008.
28. Урнов М.Ю. Эмоциональная атмосфера общества как объект политологического исследования: постановка проблемы. Препринт WP14/2007/01. М.: ГУ ВШЭ, 2007.
29. Черныш М.Ф. Факторы, влияющие на переживание счастья в российском обществе // Социологическая наука и социальная практика. 2019. Т. 7. №2. C. 9–33.
30. Шестопал Е.Б. Психологическое состояние российского общества между парламентскими и президентскими выборами: сравнительный анализ // Сравнительная политика. 2017. Т. 8. №2. С. 119–129.
31. Шестопал Е.Б. и др. Психологическое состояние массового политического сознания российских граждан после выборов в Государственную Думу РФ 2016 г. / Шестопал Е.Б., Зверев А.Л., Нестерова С.В., Смулькина Н.В. // Политич. наука. 2016. Спец. выпуск. С. 127–148.
32. Юревич А.В. Опыт эмпирической оценки психологического состояния современного российского общества (анализ данных статистики) // Психол. журн. 2019. Т. 40. №5. С. 84– 96.
33. Юревич А.В. Психология социальных явлений. М.: Ин-т психологии РАН, 2014.
34. Юревич А.В., Ушаков Д.В., Цапенко И.П. Количественная оценка макропсихологического состояния современного российского общества // Психол. журн. 2007. Т. 28. №4. С. 23–34.
35. Bandura A. Exercise of human agency through collective efficacy // Current Directions in Psychol. Sci. 2000. V. 9. N. 3. Р. 75–78. doi:10.1111/14678721.00064
36. Hamm J.A., Smidt C., Mayer R.C. Understanding the psychological nature and mechanisms of political trust // PLoS ONE. 2019. V. 14. N. 5. Art. e0215835. doi:10.1371/journal.pone.0215835
37. Harvell L.A., Nisbett G. (еds). Denying death. An Interdisciplinary approach to terror management theory. N.Y.: Routledge, 2016.
38. Hutchison E., Bleiker R. Theorizing emotions in world politics // International Theory. 2014. V. 6. N 3. P. 491–514.
39. Inkeles А. National character: A psycho-social perspective. New Brunswick; London: Transaction, 2015.
40. Jarymowicz M., Bar-Tal D. The dominance of fear over hope in the life of individuals and collectives // Eurор. J. Soc. Psychol. 2006. N. 36. P. 367–392. doi:10.1002/ejsp.302
41. Kahl A. (ed.). Analyzing affective societies: Methods and methodologies. N.Y.: Routledge, 2019.
42. Leach C.W. The person in political etmotion // J. of Personality. 2010. N 78 (6). P. 1827–1860.
43. Magun V., Rudnev M., Schmidt P. Within-and between-country value diversity in Europe: A typological approach // Europ. Sociological Rev. 2016 V. 32 (2). P. 189–202. doi:10.1093/esr/jcv080
44. Marcus G.E. Emotions in politics // Ann. Rev. of Political Sci. 2000. N 3. P. 221–250.
45. Nussbaum M.C. Political emotions: Why love matters for justice. Cambridge: MA, London: Belknap Press of Harvard University Press, 2015.
46. Obschonka M. et al. Macropsychological factors predict regional economic resilience during a major economic crisis / Obschonka M., Stuetzer M., Audretsch D.B., Rentfrow P.J., Potter J., Gosling S.D. // Soc. Psychological and Personality Sci. 2016. N 7 (2). P. 95–104. doi:10.1177/1948550615608402
47. Peters H. et al. Regional personality predicts the early spread of COVID-19 and social distancing behavior / Peters H., Gцtz F.M., Ebert T., Muller S., Rentfrow J., Gosling S.D., Obschon ka M., Ames D., Potter J., Matz S. // PsyArXiv, 6 Aug. 2020 doi:10.31234/osf.io/sqh98 4
48. Routledge C., Vess M. (eds). Handbook of terror management theory. London: Academic Press, 2019.
49. Schweizer K., Schneider R. Social optimism as generalized expectancy of a positive outcome // Pers. and Indiv. Diff. 1997. N 22. P. 317–325.
50. Simonova O.A. Future of our feelings: Sociological considerations about emotional culture in pandemic era // Culture e Studi del Sociale-CuSSoc. 2020 V. 5. N 1. P. 211–225.
51. Slaby J., Scheve C. (eds). Affective societies: Key concepts. N.Y.: Routledge, 2019.
52. Yohan A., Coicaud J.-M, Popovski V. Emotions in international politics: Beyond mainstream international relations. N.Y.: Cambridge Univ. Press, 2015

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ, проект № 21-011-31386.

Источник: Нестик Т.А., Селезнева А.В., Шестопал Е.Б., Юревич А.В. Проблема психологического состояния общества и политических процессов в современной России // Вопросы психологии. 2021. Т. 67. № 5 C. 3–14.

Предлагаем ознакомиться с полным содержанием нового номера журнала «Вопросы психологии» (pdf).