Александр Григорьевич Асмолов для «Учительской газеты», как и для всей системы образования России, человек особенный. Настолько, что даже неловко ставить материал с ним в рубрику «Гость «УГ» - вообще-то одну из главных в издании. Нет, он не гость, он здесь у себя дома.
- Александр Григорьевич, 25 февраля стартует очный тур IV Всероссийского конкурса «Успешная школа», а уже 27 февраля будут подведены его итоги. Вы являетесь председателем оргкомитета конкурса и возглавляете состав его жюри. В чем, на ваш взгляд, ценность этого конкурса?
- Успешная школа - это когда команда образования становится в хорошем смысле слова ценностной линией школы. Успешная школа - это оркестр, который играет без дирижера. Это место, в котором возникают уникальные критерии для развития. Это модель соборности, обеспечивающая достижение разных матриц успеха, а не только отдельного ученика. Здорово, когда успеха добиваются всем миром, и это уникальная ситуация.
Критерии успешности школы каждый раз оттачиваются, они не могут быть одномерными, но ясно одно: успешная школа, как бы банально это ни прозвучало, - та, в которой благоприятный климат для всех. Школа, в которую хочется ходить родителям, детям, учителям и даже директору. Это школа, в которой говорят на детском языке, школа, куда возвращаются выпускники, причем в ряде случаев не просто чтобы постоять рядышком во дворе, а, например, чтобы поработать учителем.
Вот это все для меня критерии успешной школы как пространства, в котором главную скрипку играет не персонализация, а влюбленность.
- Скажите, можно ли назвать успешной такую школу, как, например, Лицей Михаила Щетинина в Текосе? Следите ли вы за известным конфликтом и судебными тяжбами вокруг этой образовательной организации?
- Все, кто пытается так или иначе работать с авторскими школами, сталкиваются с невероятным диссонансом. Он заключается в том, что для того, чтобы сделать школу Амонашвили, надо клонировать Амонашвили. Чтобы сделать школу Шаталова, клонировать Шаталова. Чтобы сделать школу ушедшего из жизни моего коллеги Миши Щетинина, надо вновь создать Щетинина.
Гениальность не клонируема. Чем бы ни закончились суды, воссоздать школу Щетинина невозможно.В сфере образования действует парадокс - массовый запрос на индивидуальность. И здесь нельзя сделать новую школу Станиславского, можно лишь где-то ему следовать.
- Не так давно российское правительство ушло в отставку. Сменились и министры профильных для сферы образования ведомств. Некоторые эксперты говорят, что отставка министра просвещения Ольги Васильевой не в последнюю очередь связана с неисполнением поручения президента о принятии новых проектов ФГОС. Вы в довольно острой форме поднимали этот вопрос на заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте РФ (СПЧ), насколько все это взаимосвязанные вещи? Иначе говоря, справедливо ли называть вас «киллером министров»?
- (Смеется.) Если обращаться к уникальной формулировке «киллер министров», то это не работа. Это побочный эффект. И в моей жизни несколько раз возникали диссонансы с министрами образования России.
Вы знаете, что моя жизнь в системе образования страны началась в июне 1988 года. И для меня эта дата очень знаковая. Сейчас 2020 год. Получается почти 33 года, а вы помните, что этот возраст значит в разных библейских схемах. Моя жизнь прямо связана с моими мечтами. И главное из этих мечтаний, чтобы личность, которая вырастает в России, обладала самым уникальным личностным потенциалом. Или, как говорил замечательный русский философ Константин Леонтьев, «цветущая сложность», позволяющая решать общечеловеческие и профессиональные задачи в жизни и быть счастливым.
Но бывают коллеги, у которых совершенно другие мотивации. Впрочем, это нормально, когда у всех разные мотивации. Если бы была одна - это патология. Я ввел новое понятие «ценностный диссонанс» - расхождение в идеалах и принятии решения о том, на кого мы ориентируемся. Это резко отличается от когнитивного диссонанса. В данном случае речь об идеалах развития личности, c одной стороны, и идолах выживания и стремления к власти - с другой. Я, как и Эвальд Васильевич Ильенков, автор книги «Об идолах и идеалах», разделяю эти понятия. Когда я сталкивался с теми, кого называл идолопоклонниками, теми, кто в угоду определенным идеям считал, что все остальное должно быть выжжено, с ними у меня и возникал ценностный диссонанс. Я всегда говорю, что образование, как и сама наша страна, расходится между двумя крайностями. С одной стороны, путь, поддерживающий разнообразие, а с другой - формула «я знаю, как надо».
Помните, как у Галича?
Не бойтесь тюрьмы,
не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно
только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
Мне ближе другая формула: «Пойди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что». Это формула многих народных сказок.
Можно договориться с человеком, когда у вас с ним когнитивный диссонанс, он чего-то не понимает, и почти невозможно с тем, с кем у тебя диссонанс ценностный.
Кстати, смена правительства или отдельных министров не область для рациональной логики. Все они менялись только по идеологическим причинам для ликвидации ценностных кризисных ситуаций.
- Порой складывается впечатление, что министрам просто не дают закончить начатое. Промежуточные отчеты принимаются с одобрением, а потом - стоп, дальше мы как-нибудь без вас. И новый человек заходит на новый круг.
- Я не знаю ни одного министра, кроме Днепрова и Ягодина, который давал бы целеполагание будущего школы. Таких у нас просто не было. Часто министрами просто жертвуют, как пешками в особой шахматной партии, где шахматы играют против пешек. Или шахматы против шашек. Очень интересно наблюдать за их стилем, чаще всего это люди технократической ориентации. В том числе Дмитрий Ливанов, блестящий мастер образовательной политики, или Андрей Фурсенко, который был и остается мастером политических решений. Но были министры-рационалы, которые вели жесткое, а иногда и фанатичное идеалополагание. Есть и министры с несчастной, грустной судьбой. Поэтому это не уход карьеры, а ценностное фиаско.
- Вы говорите о ценностном диссонансе. Он касается только сферы образования или все-таки всего, что происходит в российском обществе сегодня?
- Ценностный диссонанс с тем или иным руководителем образования - производная от ценностного диссонанса с теми ценностными программами, которые принимаются в обществе. В данном случае речь не идет об индивидуальном психотипе того или иного министра, а скорее о том, какую систему ценностей он несет в своей жизни.
Наше общество находится в тяжелейшей ситуации развития. Я характеризирую его как общество мобилизационного типа, то есть с расстановкой на мобилизацию ресурсов. А для объяснения установки мобилизационного типа развития одной из перманентных главных характеристик является сознательное или неосознанное воспроизводство кризисных ситуаций. Я сто раз повторяю, что другой такой страны не знаю, которая бы так была влюблена в собственный кризис. В этой ситуации кризис служит оправданием жестокого монопольного централизованного стиля управления государством.
Когда есть с кем бороться, тогда оправдан стиль управления через приказ, тогда оправдан выбор одного-единственного пути. Здесь не до разговоров, впереди враг, надо бороться. И здесь же оказывается оправданным отбор безынициативных кадров.
Вы наверняка помните эти эксперименты, когда через клетку пропускался легкий ток. Животное металось туда-сюда, а когда понимало, что от него ничего не зависит, спокойно переживало эти слабые импульсы. Это феномен выученной беспомощности.
Так вот, наше общество характеризуется тремя чертами. Во-первых, верой в существование центра, который все знает, во-вторых, оправданием жесткой системы управления ну и, в-третьих, феноменом выученной беспомощности.
Мир в это самое время становится все более разнообразным, в нем наращиваются потенциалы и возможности для успешной жизни нас и наших детей. Мы от однополюсных миров переходим в миры большой сложности. Там инициативность, активность, собственное целеполагание приводят к тому, что одно поколение за другим начинает пытаться вырваться за пределы мобилизационного стиля системы в открытое, совершенно иное общество.
Я испытываю ценностный диссонанс с системой, где в цене не компетентность, а лояльность. С системой, где господствует формула, что мы готовим подданных, а не граждан. Этот диссонанс и проступал в сложных коммуникациях с разными министрами.
- Видите ли вы выход за рамки этой системы? И почему на фоне этого ценностного диссонанса вы все-таки согласились войти в СПЧ?
- Для меня это была тяжелая ценностная задача, когда предложение только поступило от моего коллеги Михаила Федотова. Я понимал и до сих пор понимаю эфемерность СПЧ. Ключевым признаком управления неравновесными системами является то, что в ситуации бифуркации даже малый сигнал может изменить направление системы. Действует так называемый принцип силы слабых связей. И происходят в буквальном смысле слова чудеса.
Если в коммуникации с лидером я смогу донести сигнал, который поможет России двигаться по пути страны уже упомянутой «цветущей сложности», я должен попытаться это сделать.
Обратите внимание, что мои коллеги по СПЧ поднимают вопросы, касающиеся очень конкретных персон. У меня несколько иная логика. Я считал и считаю, что надо менять систему. Я лишь дискутирую, подчеркиваю, не воюю, а дискутирую, отстаивая другую ценностную систему для России. И именно поэтому я принял предложение войти в СПЧ.
Возвращаясь к теме проектов ФГОС, о которых мы говорим: не бывает в изменяющемся мире ни для учителей, ни для учеников рецептов на все случаи жизни. Это время уже прошло. Вы задали серьезный и очень принципиальный для меня вопрос. Дважды общение с президентом могло изменить систему. По крайней мере, на сегодняшний день, сегодняшний час и даже минуту удалось сохранить потенциал вариативности. Хотя бы это удалось сделать.
- Знаете ли вы, о чем будете говорить с президентом в следующий раз? Может быть, есть какая-то глобальная проблема, которая вас беспокоит и которую можно попробовать решить, обратившись только к нему?
- Я всегда говорю, что не работаю Кассандрой даже на полставки. Проблема диалога с лидером - это проблема, касающаяся целеполагания в целом. В России сегодня идут слишком бурные процессы. Мы получили новое правительство. И причиной его появления является тяжелая кризисная ситуация в стране и мире.
Если я буду предсказывать, что я скажу президенту, я обману свою главную формулу - код непредсказуемости - и превращусь в робота.
- Александр Григорьевич, в завершение нашего интервью спрошу: есть ли какой-то вопрос, на который вам бы хотелось ответить, но он сегодня не прозвучал?
- В последнее время мне все задают вопрос, к которому я привык: «Что вы испытывали после интервью с одним из лучших журналистов России Владимиром Познером?» Ответ следующий: меня позитивно восхитил стиль Познера, практикующего код непредсказуемости. Когда ты садишься перед ним, ты никогда не знаешь, даже за мгновение до начала общения, о чем пойдет речь. Отсюда для меня очень важно и замечательно, что и в нашем общении звучали совершенно неожиданные вопросы.
В целом же, в логике феномена прерванных действий Блюмы Зейгарник, прерванные действия запоминаются в два раза лучше, чем доведенные до конца. К ним хочется возвращаться.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать