Предлагаем Вашему вниманию интервью с Анной Михайловной Раскиной. Анна Михайловна - психолог-консультант, специалист Фонда кризисной помощи детям и подросткам «Новые шаги», председатель правления благотворительной общественной организации помощи детям и подросткам «УПСАЛА», соведущая семинара-тренинга «Поведенческие расстройства у детей и подростков: беда или симптом? Психологическая работа с семьей».
- Анна Михайлова, Вы получили образование за границей, расскажите, пожалуйста, что Вас привлекло в западной системе образования?
- Я училась на клинического психолога в США, в одном из филиалов государственного университета штата Нью-Йорк. Для меня обучение было ценно, прежде всего, сильной теоретической и практической базой. И возможностью участвовать в проведении исследований. На старших курсах я проходила практику в специализированном центре раннего развития, который был ориентирован на раннее выявление аутизма и оказание помощи детям. Программа помощи была долговременной и подразумевала, что дети находятся в центре 40 часов в неделю: ежедневно с 8-30 утра до 16-30. Разработана она была на основе поведенческого подхода, и включала в себя и обучающие компоненты, и терапевтические. Студенты работали под супервизией, четко по задачам индивидуального плана занятий с каждым ребенком. Основной акцент делался на развитие когнитивных, коммуникативных и поведенческих навыков ребенка, занятия проходили и один на один, и в группах, и в игровой форме. Параллельно поддержка оказывалась и родителям. Для них специалисты центра проводили группы поддержки и занятия. В США несопоставимо лучше и профессиональнее, чем у нас, диагностируют аутизм: и педиатры, и психологи, и специалисты по раннему развитию хорошо ориентируются в нарушениях развития в детском возрасте и владеют навыками ранней диагностики. Поэтому часто детей перенаправляют в специализированные центры уже в раннем возрасте, когда вмешательство значительно эффективнее. Система помощи детям с аутизмом варьируется: есть варианты комплексной поддержки, когда ребенок посещает специализированный центр, есть варианты, при которых разные специалисты приходят и занимаются с ребенком на базе его обычного садика.
Хотя аутизм – редкое заболевание, в России с аутизмом работают, к сожалению, очень немногие специалисты, у нас до сих пор его очень плохо диагностируют, и практически нет разработанных программ помощи. Дети и родители, по сути, лишены поддержки и каких-либо возможностей.
- Почему, вернувшись в Россию, Вы стали работать как специалист, помогающий детям и семьям в трудной жизненной ситуации?
- В России проблема жестокого обращения с детьми и, в частности, длительного пренебрежения потребностями ребенка очень актуальна, и я много лет работала в благотворительной общественной организации «УПСАЛА», которая находится в Петроградском районе, с детьми из неблагополучных семей. И также работаю в фонде кризисной помощи детям и семьям «Новые шаги», сотрудники которого оказывают психологическую помощь детям, пережившим жестокое обращение, семьям в кризисе, проводят супервизии и обучение для специалистов социальных организаций.
Работа с детьми из неблагополучных семей может быть эффективной только при условии комплексной помощи. Психолог в работе с детьми из неблагополучных семей важен, но самостоятельно он вряд ли сможет помочь. Так как у детей и семей существует множество проблем, для их решения важно взаимодействие разных специалистов. В «УПСАЛА» мы привлекаем детей к занятиям цирком—это важно и для мотивации и поддержки, и для создания какой-то структуры и смысла в их жизни. Каждому ребенку и семье при этом оказывается индивидуальная социальная и психологическая помощь. И еще мы помогаем детям со школой и уроками: дополнительно занимаемся с ними, поддерживаем контакт с учителями, помогаем решать возникающие в школе трудности и адаптироваться там. Чтобы помощь была эффективной, важно определить не только потребности и трудности ребенка в различных сферах жизни, но и проблемы семьи на самых разных уровнях – материальные проблемы, бытовые проблемы, ресурсы семьи, личностные особенности родителей, трудности в отношениях. И, соответственно, для оказания помощи нужна, прежде всего, социальная работа, и уже потом, в контексте – психологическая.
- Почему, как Вы считаете, в России сейчас много случаев жестокого обращения с детьми?
- Я думаю, причин несколько. Наше общество на протяжении большей части XX века существовало в рамках абсолютно репрессивного государства, где не было ни ценности прав человека, ни соблюдения этих прав. И где принуждение, подавление и насилие, так или иначе, были нормой. Да и продолжают быть. И в этом смысле неудивительно, что произошла некая адаптация к насилию. И к физическому, и к психологическому. Наши критерии, что является насилием, а что нет, что допустимо по отношению к людям и к нам самим, а что нет, до сих пор весьма своеобразны. А также, у нас все еще очень патриархальная страна. И это не может не отражаться на детях: вряд ли мы наделим их теми правами, о которых не очень задумывались в отношении самих себя. И вряд ли будем остро реагировать на насилие в их адрес, когда, в целом, привыкли к нему сами. Мне кажется, очень важно, что на западе был принципиально иной контекст, и права и свободы человека в целом, и ребенка в частности, в течение XIX – XX века там широко обсуждались и воплощались в жизнь. Конечно, если говорить о жестоком обращении с детьми, сыграли огромную роль и собственный детский опыт родителей, и отсутствие у нас информации, и отсутствие развитой практической и клинической психологии и исследований в этой области,
В нашей стране, например, физические наказания детей все еще не запрещены законодательно, и не отрицаются социальными нормами. Многие люди допускают возможность ударить своего ребенка «в воспитательных целях» и считают это нормальным.
- Мне кажется, что отношение общества к наказанием даже более важно, ведь в законодательстве можно прописать что угодно, но исполнение закона во многом обеспечивается отношением к нему общества. Скажем, если все считают, что бить ребенка – это нормально, то люди и будут спокойно проходить мимо мамы, бьющей ребенка на улице, а не побегут звать полицейского…
- Думаю, да, отношение общества во многом влияет на то, что будет сформулировано в законодательстве. И обратная взаимосвязь тоже существует – когда правовые законодательные нормы адекватно и последовательно воплощаются в жизнь, они формируют и общественное мнение.
- Вы видите в этом вопросе какие-то подвижки в нашей стране?
- Я думаю, что они существенны, по сравнению с нашим дореволюционным и советским прошлым. Все-таки в психологическом и даже в педагогическом сообществе изменилось отношение и к «физическому воздействию» на детей, и к постоянной критике ребенка – специалисты стали открыто говорить о негативных последствиях. Стало широко обсуждаться не только физическое, но и эмоциональное насилие. Мне кажется, что многие родители сейчас все-таки критичнее относятся к физическим наказаниям и используют их реже. И вообще, «советская педагогика» постепенно, пусть медленно, но уступает место более адекватному взгляду на развитие детей. По крайней мере, в городах. И нет больше такого информационного вакуума, в котором вынуждены были существовать и родители, и специалисты в советское время. Но все равно случаев насилия по отношению к детям сейчас тоже, к сожалению, очень много – и в семьях, и в школах. И общее социальное неблагополучие влияет на общение и с детьми и на отношение к ним.
- Возможно, это показала в том числе общественная дискуссия о введении ювенальной юстиции в России, самые яркие противники – это родители, которые говорят о том, что не хотят вмешательства государства в свою частную жизнь.
- Мне кажется, ювенальная юстиция вызывает у многих протест по разным причинам. И в том числе, в связи с расплывчатостью многих формулировок и механизмов. И потому, что вмешательство вмешательству рознь, и мы часто не доверяем государству, а тем более, его контролю. Но и потому, что многим непонятна идея защиты прав ребенка.
Если говорить о жестоком обращении и насилии, то и сейчас у государства есть право вмешаться. С таким вмешательством сегодня, в основном, сталкиваются семьи, в которых есть не только эмоциональное или физическое насилие над ребенком, но и длительное пренебрежение уходом за ним. Это более очевидные случаи, и государственные службы реагируют прежде всего на них. И, к сожалению, прибегают преимущественно к репрессивным мерам, которые абсолютно неэффективны для прекращения и предотвращения жестокого обращения в этих семьях и для оказания помощи детям. В этих семьях нет смысла пугать или воспитывать родителей — важно установить с ними контакт и помогать решать проблемы семьи. Защита ребенка от жестокого обращения необходима, однако, эффективной будет только продуманная помощь. На западе система государственной помощи организована намного лучше, хотя она и там не идеальна. Но у специалистов социальных служб все-таки есть понимание самой проблемы и навыки работы как с ребенком, так и семьей в целом, есть адекватные и отработанные механизмы решения трудностей.
- Как же в таком контексте можно работать с неблагополучными семьями, если общество такое, какое оно есть, и его не изменить за несколько лет?
- К счастью, мы не работаем с обществом в целом, мы работаем с конкретным ребенком, с конкретной семьей и ее ситуацией. И, как минимум, у нас есть возможность опереться на опыт других стран и специалистов. И все больше организаций оказывают адекватную помощь детям и семьям. Конечно, приходится сталкиваться с отсутствием продуманной государственной системы помощи, но даже в этом случае удается оказывать комплексную социально-психологическую помощь. А когда удается наладить взаимодействие с государственными службами и конкретными специалистами в них, то работать становится намного легче.
Работая с родителями, очень важно не осуждать, не обвинять их, а все-таки понимать. Неблагополучные семьи и так идут на контакт очень тяжело. Это происходит по нескольким причинам: большинство родителей в этих семьях выросли в аналогичных условиях. Они недостаточно социализированы и часто плохо контактируют с людьми, не доверяют помогающим службам, поскольку часто уже сталкивались с воспитательными мерами, когда специалисты приходят, проверяют холодильник, обвиняют их в том, что они плохие родители, и грозят отобрать детей. Они часто очень чувствительны к критике, поскольку и так живут с ощущением своей несостоятельности и с чувством вины. Но невозможно нормально работать, если не установить доверительный контакт с родителями, основанный на том, что мы приходим в семью не критиковать, не наказывать, а помогать. В семьях, где существует длительное пренебрежение потребностями ребёнка, как правило, кто-то из родителей имеет алкогольную или наркотическую зависимость, психическое или соматическое заболевание. Установление контакта с семьей - задача именно социального работника (психолог этого делать не может, потому что родители не доходят до психолога). Если предложить родителям нужную им социальную помощь (материальную, направленную так или иначе на ребенка, но ощутимую для родителей, еду, медикаменты, мебель, помощь в трудоустройстве и в оформлении льгот, во взаимодействии с различными службами) и помощь в трудностях с ребенком, то у них возникает мотив сотрудничать.
- Когда специалисты начинают оказывать психологическую помощь?
- На первом этапе работы с родителями психолог может и не подключаться к помощи семье. Мне нравится идея, что в США часто с семьями работают так называемые клинические социальные работники, в образовании которых очень большая часть связана с психологией. Это люди, которые могут консультировать не только на приеме, но и приходя в семьи. Так получилось, что в «УПСАЛА» социальные работники имеют психологическое образование. И это ценно, поскольку очень часто психологическая помощь и родителям, и ребенку оказывается именно специалистом по социальной работе. И она прежде всего направлена на улучшение взаимоотношений родителей и ребенка, на осознание родителями потребностей ребенка, на минимизацию насилия, на решение проблемы зависимости… Постепенно возможно замотивировать родителей и детей обратиться непосредственно с психологу. У Ирины Алексеевны Алексеевой, с которой мы вместе в ближайшее время будем проводить семинар-тренинг «Поведенческие расстройства у детей и подростков: беда или симптом? Психологическая работа с семьей» есть успешный опыт проведения психотерапевтических групп для неблагополучных родителей.
Когда специалисты оказывают комплексную помощь, включая и психологическую, и в адаптации к школе, и в восполнении пробелов в школьных навыках, и дают поддержку в отношениях с родителями, тогда ребенок постепенно начинает чувствовать себя успешным, значимым, начинает преодолевать «выученную беспомощность», эмоциональные и поведенческие последствия жестокого обращения. Важно найти то, что будет мотивировать детей и создать безопасную и теплую атмосферу. Сейчас в «УПСАЛА» занимаются 25 детей, которые получают именно комплексную помощь – чтобы мотивировать детей, у нас есть цирк и выступления – с детьми работают профессиональный режиссер и тренеры. Акробатика, жонглирование, пластика, гимнастика, пантомима, актерское мастерство - это ярко и увлекательно, и любой ребенок, независимо от своих способностей, может что-то интересное для себя делать и добиться в этом успехов. И при этом он будет делать это совместно с другими детьми и общаться. Параллельно выстраивается социальная и психологическая работа с ребенком и с семьей. В новой среде дети понимают, что такое безопасность, доверие, структура, правила, получают эмоциональную поддержку и конкретную практическую помощь. С ребенком взаимодействуют соцработник, психолог, репетитор, режиссер, тренеры. Мы стараемся ценить и поддерживать любые изменения - например, если на дополнительных занятиях ребенок раньше делал 32 ошибки в письменной работе по русскому языку, а сегодня сделал только 25 – это уже повод для праздника. А в школе такому ребенку, несмотря на его несомненное достижение, все равно поставят двойку – в том числе поэтому вероятность, что ребенок, у которого есть помимо этого множество других проблем, будет хорошо относиться к школе или как-то в ней развиваться, почти равна нулю. С семьями специалисты организации работают тоже очень плотно.
Мне кажется, это хороший вариант системы помощи детям. Правда, в нашей стране он довольно трудный, энергозатратный, и, если говорить об общественных организациях, существует масса проблем из-за нехватки финансирования. А работая с неблагополучными семьями ничего не изменить за несколько месяцев. Нужны долговременные программы помощи. По опыту - не менее двух-трех лет (если мы говорим не о помощи во время острого семейного кризиса, не о ситуативном насилии, а о длительном пренебрежении). Дети в программе остаются столько, сколько требуется – нет такого момента, когда мы перестаем с ними работать. Иногда мы видим, что семья начинает все лучше и лучше справляться со своими трудностями, детям все реже нужна наша помощь, но, тем не менее, если ребенок все равно приходит, значит, в чем-то он еще нуждается. Но бывают и очень «тяжелые» семьи, и тогда долгое время многие функции по уходу за ребенком, которые не выполняют родители, приходится выполнять социальным работникам. Если бы в нашей стране была хорошо развитая система социальных приютов, в которых создавалась бы поддерживающая и домашняя атмосфера, или принимающих опекунских семей, это было бы замечательно. К сожалению, в реальности этим детям часто грозит детский дом. Поэтому, когда хоть какой-то ресурс у семьи есть, мы стараемся поддерживать и этот ресурс, и ребенка, работая на то, чтобы ребенок остался в семье или с родственниками. Важно использовать ресурсы семьи, привлекая к взаимодействию других родственников, что бывает сложно, поскольку они часто в очень плохих отношениях с родителями.
- Вы говорите о том, что работа с семьями очень непроста. Что является ресурсами в этой работе?
- Если говорить о моих личных ресурсах – я ощущаю огромную отдачу от детей, и это меня вдохновляет. Для меня результаты работы с детьми очевидны и есть реальные изменения в них и в их жизни. И многие семьи тоже меняются. Другое дело, что нужно реалистично представлять себе, что является результатом. И понимать, что иногда даже небольшие изменения на самом деле являются очень значимыми. И, конечно, это дает ощущение смысла, я думаю, этот аспект важен для любой работы в благотворительной сфере. Хотя, мне кажется, не полезно в этой сфере работать десятилетиями, и важно трезво относиться к своему эмоциональному состоянию для профилактики профессионального выгорания.
Беседовала Юлия Смирнова
.jpg)
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать