Концептуализация живой исторической памяти в кросс-культурной психологии

It is strange how we hold on to the pieces of the past while we wait for our futures.
Ally Condie, Matched, Chapter 1, 2010

В последние 5–10 лет увеличилось количество публикаций, посвященных живой исторической памяти (living historical memory). Феномен подвергается междисциплинарному исследованию историками, философами, теологами, антропологами, политологами, культурологами, нейроучеными и психоаналитиками, социологами и психологами.

Отчасти этим объясняется разнообразие взаимосвязанных и нередко используемых без определения взаимозаменяемых терминов: «историческая память», «живая память», «историческое сознание», «коллективная память», «групповая память», «коммуникативная память», «культурная память», «социальная память», «народная память», «публичная память», «эпизодическая память», «политика памяти» (the politics of memory).

Специфика дисциплины проявляется, прежде всего, в аспектах, оказывающихся в центре внимания исследователей, и в используемых ими методах.

Цель данной работы заключается в изучении концептуализации живой исторической памяти в кросс-культурной психологии.

Согласимся выбрать отправной точкой анализа события, произошедшие сто лет назад. В 1921 г. французский социолог Морис Хальбвакс (Halbwachs, 1877–1945) под влиянием идей учителей — Эмиля Дюркгейма (Durkheim, 1858–1917) и Анри Бергсона (Bergson, 1859–1941) — задумал работу, ключевым термином которой впервые стала «коллективная память» (фр. Mémoire collective). В 1925 г. книга профессора Страсбургского университета была опубликована [1]. В наиболее полном виде его концепция изложена в посмертном издании [2] (убежденный социалист, Хальбвакс был арестован гестапо и погиб в концлагере Бухенвальд). В частности, им были сформулированы два закона, управляющих эволюцией коллективной памяти: закон фрагментации и закон концентрации [3, p. 148].

Обе работы Хальбвакса были переведены на английский язык, соответственно, в 1992 г. ([4], перевод Льюиса Козера (Coser, 1913–2003), одного из создателей теории социального конфликта) и в 1980 г. [5]. В 2007 г. в переводе литературоведа Сергея Николаевича Зенкина (1954) была издана на русском языке исходная книга [6]. Такой разброс дат: 1925 — 1950 — 1980 — 1992 — 2007 не случаен. Он свидетельствует о возросшей потребности в идеях М. Хальбвакса в эпоху глобализации и информационных технологий.

Если обойтись без деталей, центральные из них таковы

• каждая социальная группа имеет собственную коллективную память;
• у разных социальных групп коллективная память отличается;
• коллективная память зависит от «рамки» (термин Э. Дюркгейма; фр. cadre, англ. framework), внутри которой группа расположена в обществе.

В такой формулировке концепция представляется тривиальной, и у нее находятся многочисленные предшественники, начиная с Древней Греции. Ее актуальность и жизнеспособность обусловлена тем, что Хальбваксу удалось обеспечить преемственность французского литературного и интеллектуального дискурса с преимущественно англоязычной когнитивной наукой, изучающей три типа личной памяти: процедурную, семантическую и эпизодическую. Последняя субъективна, является памятью о переживании, живом опыте, не может быть передана от одного человека к другому и наиболее близка по содержанию коллективной памяти Хальбвакса [7].

Вторая и не менее важная причина популярности рассматриваемого подхода заключается в том, что его нашли привлекательным и развили такие авторитетные ученые, как, например, французский историк, автор концепции «мест памяти» (фр. lieu de mémoire; англ. sites of memory) Пьер Нора (Nora, 1931) и французский философ Поль Рикер (Ricœur; 1913–2005).

Наконец, Хальбвакс работал на пересечении социологии и психологии и был вице-президентом Французского психологического общества. Поэтому неслучайно особое место в изучении коллективной памяти заняли многочисленные психологические исследования.

Перечислим направления некоторых из них:

• социальные репрезентации истории, включая межстрановые и межпоколенческие различия. В исследовании, в котором принимал участие автор, 6185 студентов из 35 стран ответили на вопрос: «Каков вклад, по вашему мнению, страны, в которой вы живете, в мировую историю?» Общая сумма вкладов составила 1156%, то есть в среднем каждая страна, по мнению студентов, внесла 33% в мировую историю. У лидеров списка — России (61%), Великобритании (55%), Индии (54%), Гонконга (51%) оценка вклада оказалась больше половины. Замыкает список Швейцария (11%) [8]. Курьезный результат можно объяснить коллективным нарциссизмом и этноцентрическим сдвигом, ориентацией на доступные студентам знания. Вместе с тем, оценка вклада страны статистически значимо коррелирует с национальной идентичностью, гордостью и лояльностью по отношению к ней;
• когнитивные процессы, ведущие к формированию коллективных воспоминаний, с помощью подхода сверху вниз или снизу вверх; взаимосвязи коллективных воспоминаний с идеалами, мировоззрением, убеждениями, ценностями и поведением [9];
• переживание людьми исторических событий и передача личных исторических воспоминаний из поколения в поколение; формирование и развитие социальной идентичности и оценок прошлого.

Наблюдением о феномене молчания в связи с коммеморацией поделилась с автором в личной переписке историк Галина Николаевна Ульянова (1959). Среди жизненных событий выделяются травмирующие, связанные с войнами и террористическими актами. Ульянова оценивает молчание современников и участников таких событий в течение 20–25 лет как психическое самосохранение, а не забвение. После больших и кровопролитных войн «люди каждый раз замолкают, долгий период не отмечая юбилеев и не празднуя победу», «это не только травма, но и существующий в обществе в каждую эпоху стереотип межгенерационного общения. Культура глубокого общения внутри семьи часто отсутствует», утверждает Ульянова. Похоже, по крайней мере, в России, что старшее поколение делится своими воспоминаниями не с детьми, а с внуками. Представляет интерес сравнительное изучение феномена молчания в разных странах;

• феномен подавления воспоминаний (collaborative inhibition) и разрушения воспоминаний (retrieval disruption); совместные и индивидуальные воспоминания. В конце ХХ века было экспериментально показано, что совместные воспоминания продуктивнее индивидуальных, но уступают воспоминаниям в аналогичных по численности номинальных группах, в которых люди не общаются друг с другом [10]. Подавление группой индивидуальных воспоминаний объясняется тем, что знакомство с воспоминаниями других участников, обмен ими и обсуждение нарушают собственные мышление и память, разрушают индивидуальные воспоминания. На наш взгляд, не менее важную роль играют групповые процессы, психологическое давление группы на участников и их ориентация на мнение лидеров;
• перекрестные подсказки (cross-cueing). Здравый смысл подсказывает, что воспоминания одного человека могут помочь другому оживить забытые воспоминания [11];
• коллективные ложные воспоминания (collective false memories) наиболее полно изучены в юридической психологии (проблема достоверности свидетельских показаний). Стресс, безусловно, влияет на память людей о событиях и автобиографическую память [12]. В начале XXI в. вошел в повседневную речь эффект Манделы, описанный называющей себя паранормальным консультантом Фионой Брум (Broome) и заключающийся в том, что у людей благодаря Интернету возникают одинаковые воспоминания, противоречащие реальным фактам;
• феномен группового забывания или прощения. В работе [13] автор вместе с соавторами рассмотрел, как влияют на настоящее коллективные воспоминания о Второй мировой войне в некоторых азиатских и европейских странах. Было показано, что межгрупповое прощение за военные зверства в разных странах значительно отличается. Жители материкового Китая были наименее готовы простить Японию. Французы были наиболее готовы простить немцев и были намного снисходительнее, чем русские и поляки. В то время, как тайваньские и филиппинские респонденты не различались по степени прощения, русские и польские респонденты различались существенно.

Разумеется, кратко рассмотренными направлениями их перечень не исчерпывается. Для кросс-культурной психологии интересным, плодотворным и поворотным представляется подход германского египтолога Яна Ассмана (Assmann, 1938) [3, p. 109-118; 14, p. 15-28]. Ниже схематически представлен ход его рассуждений.

Ассман начинает с критического анализа концепции Хальбвакса. Связь между временем, идентичностью и памятью реализуется на трех уровнях: внутреннем (индивидуальном), социальном и культурном. На внутреннем уровне память связана с нервно-психической системой человека, его личной памятью. На социальном уровне память связана с общением и социальным взаимодействием. Хальбвакс впервые показал, что человеческая память зависит, как и сознание в целом, от социализации, и что она является функцией социальной жизни. Память позволяет людям жить в группах и сообществах, и эта жизнь позволяет создавать воспоминания.

Однако Хальбвакс исключил из рассмотрения то, что Ян Ассман и его жена, германский историк и культуролог Алейда Ассман (Assmann, 1947), в 90-е годы ХХ в. представили как «культурную память». Последняя ассоциируется с объектами, образами и символами культуры, такими как мифы, традиции, обряды, памятники, и не связана напрямую с человеческим телом или душой.

Таким образом, коллективная память реализуется в двух формах: как коммуникативная память и как культурная память, которые отличаются по многим параметрам:

• содержанию — история в рамках автобиографической памяти, недавнего прошлого против мифического прошлого, истории далекого прошлого;
• форме — неформальные традиции и жанры повседневного общения против церемониального общения и ритуалов;
• информационным средствам — живая память, общение на родном языке против памяти, опосредованной текстами, иконами, ритуалами, танцами, музыкой и иными представлениями; «классический» или другой формализованный язык;
• временной структуре — 80–100 лет, подвижный горизонт трех-четырех взаимодействующих друг с другом поколений, против абсолютного прошлого, древности, «1000 лет» или «3000 лет»;
• структуре участия — диффузного, распределенного по группе против специализированных носителей памяти, иерархически структурированных экспертов [14, p. 22].

По аналогии с коммуникативной памятью, можно утверждать, что человеческая память зависит, как и сознание в целом, от культуры. Ян Ассман утверждает, что западное общество переживает период перехода от коммуникативной к культурной памяти, и основная проблема заключается в сохранении личных воспоминаний очевидцев событий, произошедших в контексте Второй мировой войны, преобразовании их в устойчивые формы культурной памяти и передаче последующим поколениям [14, p. 22].

Наши исследования [15; 16] позволяют количественно оценить соотношение коммуникативной и культурной памяти в современной кросс-культурной психологии. В результате предварительных эмпирических исследований был создан список из 31 важнейшего события мировой истории. К нему были добавлены 9 событий, представляющих далекое прошлое (например, возникновение человечества), сравнительно недавнее прошлое (например, основание ООН и деколонизация) и предполагаемое будущее (например, цифровой век и глобальное потепление). Оказалось, что 60% событий относятся к коммуникативной или живой исторической памяти, то есть к коллективным воспоминаниям, возникающим в результате неформального общения между обычными людьми, не имеющими специального исторического образования [15].

В исследовании [16] оценивались 40 выдающихся личностей мировой истории. Среди них были положительные персонажи, «герои», например, физик-теоретик Альберт Эйнштейн (Einstein, 1879–1955) и индийский политический и общественный деятель Махатма Ганди (Gandhi, 1869–1948), а также отрицательные персонажи, «злодеи», такие как немецкий политик Адольф Гитлер (Hitler, 1889–1945) и советский политик Иосиф Сталин (1878–1953). Их выбор был основан на эмпирическом исследовании, проведенном в 24 странах. Личность включалась в список, если она входила в число десяти наиболее часто номинируемых людей по крайней мере в двух странах. Список был дополнен основателями мировых религий и влиятельных идеологий (Иисус Христос, Будда, Мухаммед, Конфуций). 57,5% оцениваемых личностей относятся к коммуникативной памяти. Такой сдвиг прошлого в сторону настоящего времени, конечно, не случаен и давно известен исследователям.

Концепция культурной памяти позволяет наметить план расширения исследований коммуникативной памяти в кросс-культурной психологии. Культура функционирует на двух уровнях: «высоком», мировом, не знающем границ между странами, и «низком», бытовом, житейском, доступном для гражданина любой страны. Разделение между уровнями условное, подвижное, имеются пересечения, но содержание, организация, принципы включения / исключения объектов существенно отличаются.

Важным источником объектов «высокого» уровня для эмпирического изучения является список Всемирного наследия (World Heritage List). Методологический интерес представляют критерии отбора в него. Согласно ним, объект должен обладать выдающейся универсальной ценностью и соответствовать хотя бы одному из десяти критериев отбора (http://whc.unesco.org/en/criteria):

1. представлять шедевр творческого гения человека;
2. демонстрировать важный обмен человеческими ценностями в течение определенного времени или в пределах культурного региона мира, основанный на достижениях в архитектуре или технологии, монументальном искусстве, градостроительстве или ландшафтном дизайне;
3. нести уникальное или по крайней мере исключительное свидетельство принадлежности к культурной традиции или цивилизации, которая существует или исчезла;
4. быть выдающимся примером здания, архитектурного или технологического ансамбля или ландшафта, который иллюстрирует значительный этап или значительные этапы в истории человечества;
5. быть выдающимся примером традиционного человеческого поселения, землепользования или использования моря, который является репрезентативным для культуры или культур или взаимодействия человека с окружающей средой, особенно когда она стала уязвимой под воздействием необратимых изменений;
6. быть прямо или ощутимо связанным с событиями или живыми традициями, с идеями или верованиями, с художественными и литературными произведениями выдающегося универсального значения;
7. содержать превосходные природные явления или районы исключительной природной красоты и эстетической важности;
8. быть выдающимися примерами, представляющими основные этапы истории Земли, включая свидетельства жизни, важные текущие геологические процессы в развитии форм рельефа или значительные геоморфологические или физиографические особенности;
9. быть выдающимися примерами, представляющими значительные текущие экологические и биологические процессы в эволюции и развитии наземных, пресноводных, прибрежных и морских экосистем и сообществ растений и животных;
10. содержать наиболее важные и значительные естественные среды обитания для сохранения биологического разнообразия in-situ, включая те, которые содержат виды, находящиеся под угрозой исчезновения, имеющие универсальную ценность с точки зрения науки или сохранения.

По аналогии со списками событий и выдающихся личностей мировой истории, интерес для оценки на «низком» уровне представляют:

• праздники, обеспечивающие непосредственный контакт сакральной и мирской жизни, и за которыми стоят общие системы ценностей, например, христианское Рождество, китайский Новый год или бразильский карнавал;
• национальные традиции, обычаи, обряды и ритуалы, например, ритуал принятия воинской присяги, таинство крещения или чайная церемония;
• архитектурные памятники, символизирующие историю страны, например, статуя Свободы в Нью-Йорке, Эйфелева башня в Париже, Кремль в Москве и Великая Китайская стена;
• объединившие нацию официальные документы, например, Великая хартия вольностей (Magna Charta Libertatum, 1215), Декларация независимости США (1776) и Конституция США (1787);
• национальная еда, например, итальянская пицца, узбекский плов, русская водка, американские кока-кола и пепси-кола;
• произведения музыкального, изобразительного или литературного искусства, искусства театра и кино, характерные для определенной эпохи, например, музыка Битлз; Библия и Коран, фильмы о Джеймсе Бонде;
• спортивные достижения, например, в Олимпийских играх, футболе и хоккее, легкой и тяжелой атлетике, боксе;
• мода в одежде, художественный и технический дизайн; всемирно известные торговые бренды, например, Apple, Google, Microsoft, Amazon, Facebook*, Disney;
• природные объекты, символизирующие страну, например, Беловежская пуща в Беларуси, Ниагарский водопад в Канаде и США, озеро Байкал в России и стратовулкан Фудзияма в Японии.

В заключение на примере недавних исследований рассмотрим, как операционализируется и используется в прикладных исследованиях понятие живой исторической памяти. В работе автора с соавторами [17] она трактуется как коммуникативная память, включающая как исторические события, произошедшие в течение жизни человека, так и события, пережитые людьми, которых он знал. Таким образом, к первичным воспоминаниям из первых рук добавляются вторичные, полученные благодаря социальному обмену, в частности, межпоколенческому общению.

Для оценки живой исторической памяти использовался открытый вопрос: «Назовите, пожалуйста, три исторических события, которые произошли при жизни людей, которых вы знаете (или знали) и которые оказали наибольшее влияние на вашу страну». Респонденты кратко описывали номинированные события и оценивали их по шкале от 1 до 7. Оценки выше 4 интерпретировались как положительные, менее 3 как негативные, а те, что находились между ними как умеренные.

Для каждой из 39 стран-участниц был составлен список наиболее важных исторических событий и личностей, номинированных не менее чем 5% респондентов. В итоговый список попали свыше 300 событий и личностей, разделенных на следующие 9 категорий: 1) терроризм и связанные с ним личности; 2) война и связанные с ней личности; 3) политические события и личности (кроме терроризма и войны); 4) экономические события и личности; 5) катастрофы; 6) научные события и личности; 7) спортивные события и личности; 8) культурные события и личности; 9) события и личности, связанные с преступностью.

Анализ содержания ответов и субъективных оценок показал, что в западных обществах, Англосфере преобладали живые воспоминания о терроризме и негативный психологический климат. Напротив, многие развивающиеся общества продемонстрировали более положительный психологический климат, надежду, связанную с основанием их наций.

В статье [18] многоуровневый анализ показал, что количество номинаций живых исторических воспоминаний положительно, хотя и неодинаково в разных странах, связано с национальной идентичностью. Более прочные связи продемонстрировали развивающиеся страны. Живые исторические воспоминания ассоциировались с более низкой ориентацией на социальное доминирование и с более низким оправданием системы. Живые исторические воспоминания поддерживают национальную идентичность, особенно в развивающихся странах, где выше потребность в национальном прогрессе. Хотя живые исторические воспоминания универсально поощряют стремление снизу вверх к групповому равенству, они способствуют критическим оценкам системы, особенно в развивающихся странах. Похоже, что живые исторические воспоминания в развивающихся странах выполняют прогрессивные функции, контекстуализируя текущие недостатки как связанные с историей. Тем не менее, опора на живые воспоминания помогает объединить людей в положительном коллективном воспоминании о появлении государственности.

В статье [19] на гонконгских данных рассмотрена связь между живыми историческими воспоминаниями и их оценкой, предпочитаемыми средствами массовой информации (традиционными или цифровыми) с национальной идентичностью, доверием к правительству и оправданием системы. Анализ латентных классов на основе ответов респондентов позволил выделить структуру из двух классов: ориентированную на вышестоящую группу (в целом для Гонконга это Китай) и ориентированную на память подгруппы. Для респондентов первого класса оценки живой исторической памяти положительно ассоциируются с верой в правительство, оправданием системы и национальной идентичностью. Предпочтение традиционных средств массовой информации перед цифровыми предсказывает большее доверие правительству, оправдание системы, но не национальную идентичность.

Подводя итоги, можно утверждать, что недавно введенное в науку понятие «живой исторической памяти» позволяет анализировать разнообразные социальные проблемы, связи между ними и имеет хорошие перспективы использования в будущих исследованиях кросс-культурной психологии.

Список источников и литературы

1. Halbwachs, M. Les Cadres Sociaux de la Mémoire. – Paris: Librairie Félix Alcan, 1925. 404p.
2. Halbwachs, M. La mémoire collective. – Paris: Presses Universitaires de France, 1950. 170p.
3. Cultural Memory Studies: An International and Interdisciplinary Handbook. – Berlin, New York: Walter de Gruyter, 2008. 441p.
4. Halbwachs, M. On Collective Memory. – Chicago: The University of Chicago Press, 1992. 254p.
5. Halbwachs, M. The Collective Memory. – New York: Harper & Row Colophon Books, 1980. 182p.
6. Хальбвакс, М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. статья С.Н. Зенкина. – М.: Новое издательство, 2007. 348с.
7. Russell, N. Collective Memory before and after Halbwachs // French Review. 2006. Vol. 79. No. 4. P. 792-804.
8. Zaromb, F.M., Liu J.H., Páez, D., Hanke K., Putnam A.L., Roediger H.L. We Made History: Citizens of 35 Countries Overestimate Their Nation's Role in World History //. Journal of Applied Research in Memory and Cognition. 2018. 7 (4). P. 521–528.
9. Hirst, W., Yamashiro J.K., Coman A. Collective Memory from a Psychological Perspective // Trends in Cognitive Sciences. 2018. 22 (5). P. 438–451.
10. Weldon, M.S., Bellinger K.D. Collective memory: Collaborative and individual processes in remembering // Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory, and Cognition.1997. 23(5). P. 1160–1175.
11. Barber, S.J., Rajaram, S. Exploring the relationship between retrieval disruption from collaboration and recall // Memory.2011. 19 (5). P. 462–469.
12. Pezdek, K. Event memory and autobiographical memory for the events of September 11, 2001 // Applied Cognitive Psychology. 2003. 17 (9). P. 1033–1045.
13. Hanke, K., Liu J.H., Hilton D.J., Bilewicz M., Garber I., Huang L.L., et al. When the past haunts the present: Intergroup forgiveness and historical closure in post World War II societies in Asia and in Europe // International Journal of Intercultural Relations.2013. 37 (3). P. 287– 301.
14. Assmann, J. Communicative and Cultural Memory / Meusburger P., Heffernan M., Wunder E. (Eds.). Cultural Memories: The Geographical Point of View. – Dordrecht: Springer, 2011. P. 15-27.
15. Liu, J.H., Paez D., Hanke K., Rosa A., Hilton D.J., Sibley C.G., et al. Cross-Cultural Dimensions of Meaning in the Evaluation of Events in World History? Perceptions of Historical Calamities and Progress in Cross-Cultural Data From Thirty Societies // Journal of CrossCultural Psychology. 2012. 43 (2). P. 251-272.
16. Hanke, K., Liu J.H., Sibley C.G., Paez D., Gaines S.O., Moloney G., et al. «Heroes» and «Villains» of World History across Cultures // PLoS ONE. 2015. 10(2). e0115641.
17. Choi, S.Y., Liu J.H., Mari S., Garber, I.E. Content analysis of living historical memory around the world: Terrorization of the Anglosphere, and national foundations of hope in developingsocieties//MemoryStudies. 2021. [Электр.ресурс]. – URL: https://doi.org/10.1177/1750698021995974. (дата обращения: 31.03.2021). - Загл. с экрана.
18. Liu, J.H., Zeineddine F.B., Choi S.Y., Zhang R.J., Vilar R., Páez D. Living Historical Memory: Associations with National Identity,Social Dominance Orientation, and System Justificationin 40 Countries // Journal of Applied Research in Memory and Cognition. 2020. [Электр. ресурс]. – URL: https://doi.org/10.1016/j.jarmac.2020.09.007 (дата обращения: 31.03.2021). - Загл. с экрана.
19. Li, M., Lin H., Maer M.N.D. Relationship of Living Historical Memories and News Source with National Identity: A Latent Class Analysis // Asian Journal of Social Psychology. 2020. [Электр. ресурс]. – URL: https://doi.org/10.1111/ajsp.12441 (дата обращения: 31.03.2021). - Загл. с экрана.

Источник: Гарбер И.Е. Концептуализация живой исторической памяти в кросс-культурной психологии // Историческая память в теории и социокультурной практике: грани трансформаций и потенциал осмысления: Материалы IX Международной научной конференции (23 апреля 2021 г.) / Под общей ред. А.В. Баранова и Е.Н. Многолетней. Саратов: Издательство «Саратовский источник», 2021. С. 209–216.

* Социальная сеть Facebook запрещена в России, принадлежит компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной в России (прим. ред.).