Отрывок из книги «Нравственность современного российского общества Психологический анализ», ответственные редакторы Журавлев Анатолий Лактионович, Юревич Андрей Владиславович
Категория поступка, несмотря на ее общеупотребительность, остается в психологии пока не разработанной ни по содержанию, ни по месту поступка в жизни человека. Обычно указываются такие его атрибуты, как осознанность, связь с нравственным самоопределением, понимание поступка как целостного акта, в котором интегрированы мотивация, действие, результат и оценка; указывается также, что личность (характер) в поступке проявляется и развивается. Поступок понимается как единица социального поведения, как особое действие в структуре деятельности, направленное на других людей или самого себя. Этих общих положений явно недостаточно для того, чтобы понять подлинное значение поступка.
Одним из наиболее эвристичных является понимание поступка С. Л. Рубинштейном, который определяет его следующим образом: «Поступок – это действие, которое воспринимается и осознается самим действующим субъектом как общественный акт, как проявление субъекта, которое выражает отношение человека к другим людям» (Рубинштейн, 1946, с. 543). В контексте этого определения психологический смысл поступка мы рассматриваем прежде всего в связи с реализацией потребности человека в целостности и подлинности. Встает вопрос: что, собственно, дает человеку основание переживать целостность, самотождественность, временную устойчивость в изменяющемся мире? Как человек узнает о том, что он собой представляет, каков он подлинный? Рефлексия, переживание, самосознание, являясь непременными атрибутами самопознания и самопонимания, оставляют человека незавершенным, актуализируют принципиальную неполноту, нецелостность самоощущения, уводят в «дурную» бесконечность «зацикленности» на себе самом, создают условия для воспроизводства себя неизменного и неспособного к самоизменению, защищающегося от изменений посредством более или менее конструктивных психологических защит. Трансгредиентность по отношению к себе, прерывание этой «дурной» бесконечности приспособления к себе самому, достижение конгруэнтности осуществляется в поступке как способе, с одной стороны, реализации себя в мире, способе достижения момента завершенности; с другой стороны, как способе «нахождения мира» для себя, делания себя «причастным» к «конкретному, единственному» миру, который «для моего участного поступающего сознания... как архитектоническое целое расположен вокруг меня как единственного центра исхождения моего поступка» (Бахтин, цит. по: Пешков, 1996, с. 133). Такое понимание поступка отличается от интересного, но недостаточного для ответа на вопрос о целостности человека представления В. В. Столина, в котором не разведены категории поступка и проступка и все деяния человека оказываются потому однопорядковыми, безотносительными к системе ценностей (поступок понимается здесь как действие, обладающее конфликтным смыслом, возникающее на перекрестке, пересечении деятельностей) (Столин, 1983, с. 108). Анализ поступка здесь ограничивается психологическим пространством конкретных деятельностей, а его содержание утрачивает социокультурный смысл. Ценность поступка становится относительной, она обусловлена переживаниями, психологическими защитами и прочими психологическими феноменами. Создается впечатление, что поступок совершается главным образом в самосознании, что его реальная бытийственная составляющая не имеет смысла. Таким образом понимаемый поступок не столько актуализирует причастность к «конкретной единственности мира» (цит. по: Пешков, 1996, с. 57), сколько отчуждает от этого мира, сужает и поступок, и мир до коллизий, осуществляющихся в сфере самосознания. Тогда как, согласно словарю В. Даля, «поступок – всякое дельное дело или действие человека; подвиг, деяние, дея, исполнение чего» (Даль, 1907, с. 907), где выделяется несколько важных аспектов: это действие; действие исполненное, завершенное; это дельное действие, то есть имеющее позитивную ценность и смысл.«Потребность внутренней целостности... как одного из существеннейших фактов духовного развития» (Зеньковский, 1996, с. 129) можно реализовать путем психологической адаптации, приспособления к миру или к себе самому, посредством наращивания психологических «защит» в форме жизненных сценариев, коммуникативных игр, поведенческих программ и т. д. Этот путь достижения суррогата целостности хорошо иллюстрируется образом чеховского «человека в футляре» или «премудрого пескаря» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Данный способ предлагается различного рода манипулятивными психотехнологиями, ориентированными на успех, обусловленный достижением самодостаточности, самопрезентации, имиджа. По словам М. М. Бахтина, это путь «представительства», «самозванства» в жизни, «безответственного самоотдания бытию, одержания бытием» (цит. по: Пешков, 1996, с. 119). Еще один путь достижения суррогата целостности представлен образом Родиона Раскольникова, который ищет завершения своей незавершенности в «поступке». В нем он видит средство достижения покоя и целостности и самоощущения достоинства («Тварь ли я дрожащая или право имею?»). Здесь «поступок» представляет собой окончательную и однозначную завершенность абстрактного человека в моральном идеале – человека, лишенного переживания события как со-бытия. Он выступает как безоговорочное обретение некоего качества личности, характера, которое теперь становится средством самоупоения, самолюбования и, как следствие, непричастности, нейтралитета, отчуждения себя от само-бытия.
Такой ложный способ достижения завершенности преодолен самим же Родионом Раскольниковым посредством поступков же, поскольку поступок всегда представляет собой не только достижение завершенности, но и преодоление ее. Ведь, по словам Бахтина, в «ответственном акте – поступке отвлечения от себя или самоотречения... я максимально активно и сполна реализую единственность своего места в бытии. Мир, где я со своего единственного места ответственно отрекаюсь от себя, не становится миром, где меня нет, индифферентным в своем смысле к моему бытию миром, самоотречение есть обымающее [?] бытие-событие свершение» (там же, с. 62).
Поступок – это мгновение, момент связи, соединения себя, своей индивидуальной жизни, судьбы, с жизнью Мира, момент свершения себя в Мире. И в то же время, это момент достижения своей человеческой подлинности, которая и обозначает, и отграничивает индивидуальность данного человека.
Индивидуальность явлена в подлинности и причастности поступка. Жизненный путь человека, его судьба и представляет собой череду поступков, в каждом из которых осуществлен момент одновременно и соединения человека с Миром, с абсолютным в нем, с образом человека вообще, и обретения своей индивидуальности и личной призванности вследствие переживания «участности» в событии Мира (термин М. Бахтина)*. В поступке человек предстает как двойной субъект: субъект собственной жизни и субъект социокультурный, исторический. Одновременно он и отчуждается от себя самого, становится трансгредиентным самому себе, актуализируя свою субъектность в Мире, и обретает себя самого, свою подлинность и индивидуальность. В поступке, таким образом, происходит развитие и осуществление субъектности.
Последнее означает, что действие может быть по своему смыслу антиподом поступка, выступать как «не-поступок» или «анти-поступок». «Не-поступок» есть отказ от самостоятельного, субъектного действия, как в отношении себя, так и в отношении Мира, то есть отрицание себя как субъекта, что актуализируется в подмене стремления к завершенности, индивидуальности стремлением к самодостаточности «человека в футляре». Это отказ, в терминах А. В. Петровского и В. А. Петровского, от «надситуативной активности», дезавуирование возможности «инобытия» человека в другом, переживание зависимости от внешних обстоятельств, что и ведет к уплотнению вокруг себя различного рода психологических защит – «футляров».
* Так и Раскольников приходит к себе подлинному, к человеческому в себе не актами осознания,а «поступками», постепенно возвышаясь до открытия, что то, что он принимал за поступок, на самом деле таковым не было, а все подлинное в человеке свершается поступком любви.
Не-поступок является моментом отказа от себя, трагичным выбором зависимости, несвободы. Мотивом такого шага может быть страх перед миром и самим собой, страх перед принятием самостоятельных решений, перед ответственностью за себя, свою судьбу.
Глубинным смыслом, в контексте которого совершается не-поступок, является отсутствие у человека надежды и веры в возможность самоосуществления; в более широком плане речь идет об отсутствии у человека веры в Добро, Правду, Истину как в неких абсолютных сущностей. Ведь если этих сущностей нет, то есть ли смысл в Совести, есть ли смысл в совершении усилий причастного действия? Не «умнее» ли, не прагматичнее ли защититься не-действием, или, что одно и то же, корпоративным действием, которое, на первый взгляд, является еще более надежной защитой, чем не-действие?). Человек, находящийся в состоянии не-поступка, вероятно, может быть отнесен к группоцентрическому уровню отношения к себе и другим, по терминологии Б. С. Братуся (Братусь, 2000), или описан в терминах низведения личности до состояния «агента», по С. Милгрему. Подобный уровень существования личности как нижний этап восхождения человека к самому себе в контексте определенного типа культуры (духовности) описан в различных антропологических социокультурных системах (например, уровень «смуты» в древне-китайской культуре, «невежества» в индуизме и т. д.) (Абаев, 1983; Психологические аспекты буддизма, 1986; Мудрецы Китая, 1994).
Другой тип не-поступка связан с утратой своей целостности посредством ухода в абстракцию идеала, омертвения себя и другого в идоле долженствования. Этот тип отношения и действия особенно выражен в некоторых педагогических концепциях, например, в концепции воспитания всесторонне и гармонически развитой личности. Здесь идол хорошего ребенка, идеального ребенка поглощает подлинность действительного ребенка, лишает его возможности совершать поступок, в котором и свершается его целостность, реализуется его «не-алиби бытие». В этом смысле ошибка участного действия не является не-поступком или антипоступком. Это всего лишь ошибка, на которую имеет право каждый, ищущий своей подлинности и завершенности. И наоборот, ритуальная правильность действий «представителя» идеального ребенка, родителя, учителя, политика и т. д. становится содержанием не-поступка.
В обоих случаях человек утрачивает свою субъектность, он превращается в функцию, в вещь, в элемент некоего абстрактного целого. Антипоступок также представляет эрзац-попытку достижения целостности, однако эта попытка оборачивается для человека целостностью самоизоляции, поскольку антипоступок мотивирован сугубо эгоцентрическими побуждениями, то есть он, по-видимому, характерен для человека несоциализированного или утратившего по каким-либо причинам причастность к некоторому Мы. Речь идет здесь как раз о том, что М. М. Бахтин обозначал как «самозванство» в жизни, «одержание бытием» (Бахтин, 1986). Если в поступке человек выступает как двойной субъект: субъект собственной жизни и субъект исторический (социокультурный, Мира), если в не-поступке человек утрачивает свою субъектность, то в антипоступке он становится эгоцентрическим субъектом, его эрзацем, противопоставляющим себя Миру и потому ограниченным в своей субъектности. Мир представлен эрзац-субъекту как объект манипуляций.
Эрзац-субъектность порождается в том числе психотехнологиями, призывающими клиента «любить себя», «гордиться собой», поскольку этот совет равнозначен призыву любить себя во всем своем эгоцентризме, в потакании своим пристрастиям, своей «свободе от», в то время как подлинная субъектность есть реализация «свободы для» ответственного принятия решения участным сознанием и совершения ответственного поступка в своем не-алиби бытии. Еще одна категория, применяемая в контексте представлений о поступке, – проступок. В этом слове подчеркивается нечаянность, непреднамеренность действия, при котором человек переступает через Благо или преступает его. Оно синонимично слову «оступиться». «Совершить проступок – то есть провиниться, погрешить в чем, сделать недолжное» (Даль, 1907, с. 1347). «Проступок – вина, прегрешение, нарушение долга, правил, законов, запрещенное властью действие», – пишет В. Даль (там же). И в другом месте он говорит: «Проступок есть легкое нарушение закона, а преступление – более важное» (там же, с. 1033). Проступок ситуативен, это ошибка неопытности, апробирования своих возможностей. Он может быть обусловлен неумением владеть собой, может быть следствием страсти и т. д. Совершая проступок, человек может испытывать стыд, досаду, он может и оправдывать себя неопытностью или особенностями характера, но при этом он продолжает испытывать недовольство собой. Иначе говоря, в проступке человек не утрачивает субъектности и не превращает Мир в объект манипуляций.
Иная картина наблюдается при не-поступке или антипоступке. Здесь происходит, как правило, вполне сознательный выбор позиции, жизненной установки. В качестве модели выделенных нами типов поступков и отношений представляет интерес психологический анализ поведения героев трагедии Софокла «Антигона». Исмена, сестра Антигоны, в ответ на предложение Антигоны разделить с ней «труд и кару» (похоронить мертвого брата Полиника вопреки запрету царя Креонта) говорит: «Я не бесчещу заповедей Божьих, но гражданам перечить не могу», и в другом месте: «Смириться надо: в женской мы родились доле. Сверх сил бороться – подвиг безрассудный» (Древняя Греция, 1995, с. 114). Решения здесь принимаются рассудком, по выгоде или на основе корпоративной морали, конформистски. Человек как бы заранее отказывается от возможности быть собой, от субъектности, отчуждает себя от действия и принятия решения. Антигона же, принимая решение похоронить брата, произносит: «Кто уличить в измене долгу нас посмеет... Меня и он (Креонт) не может прав моих лишить» (там же). В конфликте между Земным и Небесным, между Совестью и страхом перед нормой, правилом, последствиями Антигона выбирает поступок, Исмена – не-поступок. Выбор же Креонта – антипоступок: «Кто круто горд, тот скоро упадет. И малая узда смиряет пылкого коня: не следует кичиться тем, кто сильному подвластен», – внушает он Антигоне; и затем обращается к старцам: «Раз провинилась, мой закон поправ; гордясь содеянным и надо мной глумясь вторично. Нет, не отдам ей власть мою на поруганье» (там же, с. 118). Подлинным мотивом действий Креонта (отказа признать неразумность своего запрета на погребение Полиника) является вовсе не восстановление справедливости («Нельзя злодеев с добрыми равнять» (с. 119)), но то, что «Она, одна из всех, осмелилась нарушить мой приказ» (с. 121). Здесь решение принимается на основе сугубо эгоцентрических побуждений, выбор Креонта откровенно циничен, и этот цинизм антипоступка неизбежно прорывается сквозь флер якобы отстаивания справедливости. Только страх перед последствиями, перед гневом богов, вестником которого является пророк Тиресий, вынуждает Креонта одуматься... Но поздно. Попытки Тиресия и Гемона, сына Креонта, обратить Креонта к «Разуму», к «завету Правды» не могут прорваться сквозь «спесь» и «разнузданный произвол». Действия же Гемона («убил себя в укор отцу» (там же, с. 128), узнав о гибели Антигоны) – это, скорее, проступок. Побуждения его благородны, однако гнев и отчаянье приводят к трагическим последствиям. «Его шаги торопит гнев, советник лютый» (с. 122), – провожает уходящего Гемона Корифей.
Конечно, в реальной жизни поступки людей не столь однозначны и схематичны, однако в трагедии Софокла обнаженно представлена модель отношений между людьми, смыслы и мотивы их выборов и поступков: участности в событии, или нейтралитета, или одержания бытием, самозванства в Мире.
Еще одна важная сторона анализа поступка в контексте восхождения к субъектности представляет собой понимание его как момента онтологизации универсальных ценностей. В психологической теории поступок часто отождествляется с действием в структуре деятельности. Однако он не вписывается в известную структуру деятельности хотя бы потому, что трудно обозначить цели или задачи поступков. У поступка нет цели в общепризнанном значении этого слова. Поступок, скорее, реализует чистый мотив, он осуществляется в контексте смыслов. Он совершается в каком-то смысле сам для себя, в этом отношении он близок к творчеству, причем речь идет о прокладывании своей судьбы, реализации своего призвания, о возделывании, со-творении собственной жизни.
Можно, например, согласиться с представлениями В.В. Столина о том, что поступок – это всегда выбор внутри определенной системы противоречащих друг другу мотивов, можно также отчасти согласиться с тем, что в результате этого выбора и собственно поступка происходит порождение конфликтных смыслов (Столин, 1983). Однако остается непонятным, зачем человек осуществляет выбор, что побуждает его делать этот выбор вновь и вновь, тем более что выбор этот неизбежно сопряжен с появлением конфликтных личностных смыслов, то есть сопровождается разнообразными негативными переживаниями. В поступке происходит преодоление «вещественного начала мира» и свершается свобода, поскольку он принципиально не прагматичен и цели его лежат не в вещном мире, а мире духа, системы ценностей. Поступок совершается для того, чтобы утвердить в мире, обозначить в нем, в каком-то смысле отчуждая при этом от себя, некую ценность, некие смыслы, так же как в картине художника или открытии ученого реализуется, обозначается и отчуждается образ мира или научная концепция автора (происходит «энтелехия» смыслов и ценностей). Причем в качестве материала для такого утверждения и обозначивания выступает жизнь самого субъекта поступка. Таким образом, именно в поступке мы имеем дело с авторским созиданием собственной жизни и судьбы. Человек становится автором своей жизни. (Например, основания духовной жизни, которыми и актуализируется возможность поступка как свободного выбора субъекта, изложены апостолом Павлом: «Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира. <...> Ныне же познавши Бога, или лучше, получивши познание от Бога, для чего возвращаетесь к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им? <...> К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу. <...> Я говорю: поступайте по духу. <...> Если же вы духом водитесь, то вы не под законом. Если мы живем духом, то по духу и поступать должны (Гал. 4: 3–5: 25). В поступке акт свободы свершается через авторское преломление вещного в духовном, через «вобрание» в себя духовным вещного. При этом поступок подчиняется не общепризнанным правилам, приличиям, нормам, но преодолевает их смыслами (смыслами приличий, норм, правил) и Совестью. Поступок может совершаться даже в ущерб собственной выгоде или вопреки общему мнению, поскольку он всегда, в конечном счете, есть деяние, осуществляемое наедине с собой (с Совестью) и само для себя, то есть результатом, продуктом поступка является сам человек и его Мир, «домостроительство», а не только изменения в самосознании. Модели полноценно функционирующей и самоактуализирующейся личности, например, в большей мере описываются через специфику переживаний, состояний, а не действий, тогда как «человек – сумма своих действий и поступков, а не сумма намерений» (Рождество...,1996).
В то же время поступок всегда есть действие, а не только стремление, или мысль, или переживание. Поступок может быть представлен в форме слова, произведения или собственно действия, однако в любом случае все формы поступка выполняют «иллокутивную» функцию, поскольку поступок всегда явление «знаковое», он содержит в себе некоторую силу воздействия как на самого поступающего, так и на мир вокруг него. Поступок воспроизводит вновь и вновь базовые ценности человека и его мира, он заставляет их быть, восстанавливает онтологичность ценности. В этом и состоит сила поступка как для самого человека, так и для мира – в поступке ценности становятся зримыми, очевидными, онтологичными. Причем эта сила обусловлена не только вещным или технологическим содержанием поступка, не только его вещественным результатом, но, скорее, социокультурным его контекстом, социокультурным смыслом. Например, поступок (или не-поступок, антипоступок) состоит не в том, что некто пишет (или не пишет) свою фамилию и ставит свою роспись под некоторым текстом: заявлением, докладной, доносом, то есть не в том, что этот некто оставляет следы на бумаге в форме определенного рода графем, и не только в том, какие вещественные результаты достигаются в итоге. Поступок – в том, что некто осуществляет данное действие, имеющее определенный смысл и социокультурный контекст.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать