Как уберечься от новой мировой войны?

Психолог, групп-аналитик Андрей Анатольевич Склизков рассказывает о том, как травматический опыт предков может оказывать влияние на события сегодняшнего дня, о том, как психологи могут помочь людям выразить чувства во время военных конфликтов и макросоциальных кризисов:

- В 2014 году весь мир отмечает столетие Первой мировой войны, которая началась 28 июля 1914 года и закончилась 11 ноября 1918 года. Во время этой войны погибли миллионы людей. Как психолог, как Вы относитесь к отмечанию этой даты?

- Ваш вопрос вызвал у меня несколько откликов: и как у профессионала, и как у гражданина, и как у человека, имеющего свою персональную историю. Первая мировая война была событием, подобным землетрясению, она потрясла весь мир, трансформировала его, поэтому я, как психолог, считаю очень важным отмечание годовщины - любая годовщина даёт шанс припомнить, взвесить, осмыслить последствия события. И я, психолог, понимаю, что появление дополнительной информации помогает нам по-новому посмотреть на то, что происходило с нами в прошлом. Это даёт нам всем шанс интегрировать травматический опыт и его последствия. Как обычный человек, я могу задать себе вопрос о том, что же происходило в моей семье тогда, 100 лет назад, как война затронула моих близких родственников, повлияла на них. Так, мой дед по материнской линии ушёл на фронт добровольцем и прошёл через все тяготы Первой мировой войны. Впоследствии он ещё пережил и репрессии. Я знаю, что мои бабушка и мама (его жена и дочь), воспитывая меня, невольно передали мне, привили мне какие-то черты этого, столь важного для них человека. И столетняя годовщина этого события – хороший повод для меня узнать о нём, а, значит, и о себе, что-то новое. И это очень личный отклик на отмечание этой даты: осознание «я не только психолог, гражданин, но и внук добровольно участвовавшего в войне человека». Оно помогает осознать, откуда я родом – и в контексте своей семьи, и в контексте нации. Я бы рекомендовал годовщины войн, репрессий, геноцида, осмысливать ежегодно. Это наш долг: и профессиональный, и гражданский, и личный. Если мои страдания или страдания моих предков не похоронены, не изжиты, это будет повторно травмировать и самого человека, и все человечество.

Следующий отклик касается моей гражданской позиции: меня, как гражданина, интересует, почему мое государство так активно привлекает внимание именно к этой дате, и я пытаюсь расшифровать, что движет нашим государством, что сейчас актуально для руководства моей страны.

- Если говорить о Первой мировой войне в контексте истории нашей страны, то отношение к ней очень противоречиво: Николай II после её окончания хотел создать в Царском селе мемориал памяти погибших, но его планы были разрушены Революцией, а потом Вторая мировая война оттеснила события Первой мировой на задний план. И вот в столетнюю годовщину - новая волна интереса к этой войне, её обсуждения. Как Вам кажется, может быть, не случайно, что прошло так много времени, может быть, это событие может быть осознанно только в очень большой перспективе?

- Согласен полностью. Как психологи мы знаем, что для полного проживания и осмысления травмирующих событий большого масштаба необходима дистанция в несколько поколений. Люди, которые травмированы, не могут говорить о травме, они выражают свои чувства невербально – зачастую посредством алкоголизации, через психозы. Это способ прожить, пройти сквозь травму. Ситуация усугубляется, если выражение чувств осуждается социумом, что и случилось в данном случае, поскольку большевики пренебрежительно называли Первую мировую войну империалистической, принижали её. Каково было героям этой войны, участвовавшим, например, в выдающемся Брусиловском прорыве в Галиции, получившим георгиевские кресты, но вернувшимся в советскую Россию? Этот социальный контекст усложнял проживание эмоций. Участники Первой мировой войны, вернувшиеся с поля боя, были молчаливыми носителями травмы, как и их дети. Только внуки людей, переживших подобную травму, обретают способность говорить о травмирующем событии.

- Но ведь, если говорить о поколениях, очень близко к Первой была и Вторая мировая война. Это тоже наложило отпечаток на людей, усложняя проживание горя?

- Да, наложило. Я хочу сейчас этот небольшой интервал времени превратить в конкретные цифры: Первая мировая закончилась в 1918 году, Вторая началась в 1939-м, между ними - 21 год, то есть, в следующей войне воевали дети участников первой. Кто знает – может быть, Вторая мировая война и стала реальностью, потому что это было отреагированием опыта представителями следующего поколения? Эта мысль, неожиданная для меня самого. Помните, я говорил о том, что дети реагируют на травму соматикой и действиями, судьбами? В дальнейшем значимые этапные даты войны, о которой, возможно, люди не вспоминают, начинают отражаться в новых исторических событиях. Есть такое направление - трансгенерационный психоанализ, который очень большое внимание уделяет датам и исследует эти взаимосвязи. Для нас Первую мировую войну психологически более точно связывать с августом, чем с июнем или июлем, поскольку именно 1 августа по новому стилю Германия объявила России войну.

И надо заметить, что именно в августе произошёл путч ГКЧП (19.08.1991), случился дефолт (17.08.1998), затонула подводная лодка «Курск» (12.08.2000)… Я выдвину гипотезу о том, почему этот месяц так своеобразен для России - это форма отреагирования. СМИ иногда ёрничают: «Нам бы только август пережить», но не устанавливают никакой связи с тем, что именно в августе Россия вступила в ту войну. Может быть, это глупость, но может быть то, что мы вступили в войну в 1914 году – это отголоски каких-то других августов, которые были ещё раньше? Эта тема достойна более глубокого изучения.

В этом контексте, лучше разговаривать о войнах, чем отреагировать их события через физические действия, поступки. Лучше отмечать годовщины, возлагать венки, работать в архивах, чем переходить к действиям.

- По Вашей логике, через интервал травма должна в каком-то виде повторяться…

- Да, но я как оптимист считаю, что события повторяются не по кругу, а по спирали. Я думаю, что травмы Первой и Второй мировых войн повторились - в виде так называемой Холодной войны, которую вполне можно считать Третьей мировой войной: мы обошлись без крови, но образовались два противоборствующих блока - НАТО и страны Варшавского договора, был Карибский кризис в 1961 году, буквально через 20 лет после войны. Как теперь известно, мы подошли тогда к той грани, где было возможно военное столкновение, но, к счастью, удалось остановиться. Это совладание с деструктивностью, свойственной человеку, на каком-то более высоком уровне. Это шаг вперёд.

- Глобальная война в начале века, потом война в середине века, потом Холодная война… Возможно ли, что в будущем у нас уже не будет мировых войн?

- Хочется в это верить. Я могу предположить, что цикл повторяется и, на мой взгляд, мы сейчас входим в очередное двадцатилетнее обострение: Россия – объект санкций, действия нашей страны не поддерживает большинство европейских стран. Я, конечно, надеюсь и прилагаю усилия как профессионал, чтобы очередное обострение было прожито без открытого конфликта. Для того чтобы этого избежать, можно задействовать психологический инструментарий. Например, на конференции по групповому анализу, которая состоялась в мае, я и мой коллега из западной Украины провели мастерскую под названием «Украинский кризис: рефлексия опытов». Мы дали возможность участникам конференции выразить чувства и отрефлексировать свой личный опыт жизни в этом макросоциальном кризисе, в который вовлечены Украина, Россия и другие страны. Мы использовали для этой цели инструментарий, которым располагает такой метод психотерапии как групповой анализ. Во время мастерской были горячие моменты, мне как ведущему порой было очень сложно, но в то же время – очень легко, потому что мы обошлись вербальной коммуникацией. Сейчас специалистам важно не упустить время: работа с актуальной проблематикой – это определённый ресурс, которого позже уже не будет. Когда психолог работает в острой ситуации, ещё не сформированы механизмы защиты и тогда есть шанс санировать это более глубоко, оказать эффективную помощь.

- При определённых условиях, могут ли специалисты проводить подобные мастерские для всех желающих?

- Разумеется. Участником мастерской или терапевтической группы может быть любой человек, который хочет об этом говорить, чувствует потребность с кем-то разделить свои переживания. Групповой аналитик или гештальт-терапевт, психодраматист или роджерианец может проводить профилактику военных действий, если будет создавать пространство, в котором человек сможет эвакуировать, разместить свои переживания, потому что снижается аффект, освобождаются мозги, у людей появляется возможность слышать друг друга и вести диалог.

- К чему должен быть готов специалист, который решит, что в его конкретном городе, регионе или месте где он работает, нужна такая группа? Как сделать так, чтобы работа специалиста была не травматичной и принесла пользу?

- Он должен, прежде всего, иметь такую установку. Это придает действиям по подготовке этой группы, её набору и рекламе аккуратность. Тогда специалист будет оценивать все свои действия с точки зрения того, способствуют они созданию безопасной атмосферы или нет. Вторая рекомендация: соблюдать границы. Очень важно обозначить и удерживать чёткие границы пространства, в котором состоится группа – должно соблюдаться время проведения и ведущий должен себя уверенно чувствовать в рамках этого времени. Иначе неуверенность ведущего мгновенно бессознательно почувствуют участники группы, и они тоже начнут ощущать неуверенность. Также необходимо донести до всех участников, что основная форма коммуникации – разговор и нельзя переходить к физическим действиям. Ведущий должен следить за соблюдением этих правил. Это очень облегчает коммуникацию: человек может быть весь в аффекте, но он знает – в этой группе есть ведущий, он следит за временем и за соблюдением границ. Моя задача, чтобы человек, входя в этот разговор, был уверен в своей безопасности и в дальнейшем всё более в этом убеждался. Третья рекомендация: следить за тем, чтобы все участники группы высказались и выразили свои чувства. Если человеку удастся высказать самое основное, не обязательно словами, но и слезами, криком – это способствует снятию аффекта. Фрейд метафорически говорил о том, что если мы называем имя дракона точно, то его чары падают. Это так и есть.

Если психолог чувствует, что хочет провести подобную группу, но в то же время сомневается, ему стоит себе в такой ситуации задать вопрос: «Почему у меня сомнения? Что мне нужно для обретения состояния уверенности?». Ответы могут быть самыми разными. Например, если он хочет подстраховаться, и для этого ему нужен супервизор или котерапевт, тогда можно найти специалиста, который будет помогать, и попросить его о конкретной помощи. Это внутренняя работа, которая происходит в психике ведущего, помогая ему оптимальным для себя образом подготовиться к проведению мастерской.

- Возвращаясь к нашему разговору об осмыслении событий Первой мировой войны, хочу спросить, как Вы оцениваете тот факт, что годовщине событий уделяется очень большое внимание не только в нашей, но и в других странах?

- Я думаю, это говорит о всемирной, глобальной потребности в переоценке, переосмыслении тех событий, которая есть у потомков всех участников. Да, в войну было вовлечено очень много стран. Но все мы - и люди, участвовавшие в войне, и их потомки - представители одного вида – homo sapiens, что в переводе, кстати, означает «человек разумный». Да, мы все разные и каждая страна воспринимает события Первой мировой войны со своей точки зрения. Это необходимо принять. Но, может быть, уже пора поставить перед собой задачу интегрирования этих фрагментов. По-моему, это будет продвигать человечество к тому, чтобы осознать себя как единый вид, глубже понять и свой, и чужой опыт. Уйти от позиции «наш образ войны – самый великий, самый правильный!» - это лучше, чем воевать. В контексте развития нашего вида, мы можем осмыслять эту войну, оставаясь на своей позиции (российской, американской, германской и так далее), но при этом, осознавая и то общее, что нас объединяет. Может быть, эта годовщина – шанс для всех наций, участвовавших в войне, посмотреть на себя как на представителей единого человечества и совместно решать вопрос о том, как нам уберечься от четвертой мировой войны.

Беседовала Юлия Смирнова