О чём говорит имя Лакана в России?

Психоанализ равно Лакан
В России вокруг имени Лакана сложилась почти уникальная ситуация, которой больше нет нигде в мире, что имеет не только исторические предпосылки, но и клинические последствия. Если человек называет себя психоаналитиком, можно биться об заклад, что он приверженец Лакана, тогда как наиболее не-лаканисты именую себя психоаналитическими психотерапевтами, психологами-психоаналитиками или психотерапевтами-психоаналитиками; быть психоаналитиком в России = быть лаканистом. Это исключительно отечественная ситуация, которой больше нет нигде в мире.

Объясняется это отчасти и традиционным для России иконопочитанием: если в начале ХХ века «психоаналитик» равнялось «фрейдизм» (само слово это впервые прозвучало по-русски), то сегодня место идола занял Жак Лакан. В прошлом веке ажиотаж вокруг имени Фройда схлынул как пена морская и не привёл к серьёзному прочтению, пониманию и усвоению его идей и клинической техники. Хотя русский язык был первым иностранным языком, на который были переведены все труды классика, а бум психоанализа, охвативший всю Россию от школьных учителей для председателей реввоенсовета, тем не менее, «собственных Платонов» и оригинальных русских психоаналитиков не появилось; Фройд остался в России как австрийский интеллектуал, «автор теории о психических структурах личности» (как говорит о нём БСЭ), одним словом, мыслитель и теоретик, труды которого и поныне читают на философских факультетах, а не на психиатрических.

Похожая история произошла и с Лаканом: в конце 1980х его работы стали появляться в советской историко-философской литературе, и Лакан изначально вошёл в нашу интеллектуальную среду как философ и семиотик. И потребовалось несколько лет и немало усилий, чтобы понять, что Лакан ещё и лечит, а не только философствует об означающих. Этот факт не менее парадоксален, поскольку в родной Франции Лакан философом не считается, его влияние на философию ещё нужно доказать, а философские перспективы его учения становятся предметом для отдельных научных исследований. Одно название книг Журанвиля «Lacan et la philosophie» (PUF, 2003) и Клеро «Lacan: Y a-t-il une philosophie de Lacan?» (Ellipses Marketing, 2006) - говорит скорее о назревшем вопросе, чем об очевидном ответе. Что связывает Лакана с философией? Можно ли называть философом человека, который ею никогда не занимался? И не теряет ли философия свой предмет, когда ключевыми философами мы делаем писателей, антропологов и психоаналитиков? Эти вопросы в России ставятся крайне редко и невнятно, а в область философии (тоже предельно размытую) попадает любая теория, так или иначе связанная с мировоззрением.

Ещё десять-пятнадцать лет назад в России более актуален был прямо противоположный вопрос: помогает ли «прохождение через фантазм» избавиться от страданий невроза? Можно ли вообще при помощи Лакана лечить пациентов? Довольно странные вопросы по отношению к человеку, который более полувека проработал в психиатрической больнице и почти каждую неделю проводил клинические разборы (материалы которых сохранились только в рукописях, но вполне доступны). Сегодня же, благодаря деятельности международных лакановских ассоциаций, школ и частной инициативе наших коллег, многие студенты из России получили образование, стажировки и дидактический анализ в Европе. Как ни парадоксально, но подавляющее большинство российских психоаналитиков, проходивших дидактический анализ в соответствии с международными стандартами, принадлежат к лакановским школам. В такой ситуации вполне естественно, что психоанализ в России заговорил по-французски, а не по-немецки, стал восприниматься как французская штучка и стал синонимом учения Лакана.

Ещё одна причина того, что психоанализ - это Лакан, состоит в том, что в России не очень активно развиваются другие направления и школы - кляйнеанские, винникоттовские, бионовские, - чего нельзя сказать о лакановских школах, активно экспансирующих свой дискурс на всём постсоветском пространстве. Среди них можно назвать три наиболее крупных: Международную Лакановскую Ассоциацию (Шарля Мельмана), Школу Фрейдова Поля (Жака-Алена Миллера) и Школу Лакановского Психоанализа (Ги Лё Гофэ), представители которых проводят множество семинаров, конференций и клинических ателье как в России, так и в ближнем зарубежье. И именно им мы обязаны всплеском интереса к психоанализу и привлечению новых людей к клинической работе; во многом благодаря усилиям французских коллег в последние десятилетия психоанализ перестал восприниматься не как прикладная философско-искусствоведческая дисциплина, а занял своё место в ряду клинических практик. Например, сегодня всё реже встречается словосочетание «принимающий психоаналитик» (поскольку это тавтология) или противопоставление «прикладного» и «клинического психоанализа», которые циркулировали в те времена, когда каждый искусствовед или кинокритик считал долгом чести упоминать сексуальные влечения и называть себя «прикладным психоаналитиком».

Наконец, и для российского медицинского сообщества Лакан представляет психоанализ гораздо в большей мере, чем это делает Фройд или Кляйн. Фокус здесь заключается в том, что в отношении классиков существует иллюзия пройденности материала: Фройд давно и много переводился на русский язык, но переводился очень небрежно и выборочно, а местами просто безобразно; печальные последствия такого перевода очевидны. Тот «Фрейд», которого мы читали в 1970е годы и образ которого прочно вошёл в бульварную прессу с «оговорками по-Фрейду» и «всё от секса», как потом оказалось, имел мало общего с реальным Зигмундом Фройдом. Сведённый до двух-трёх расхожих формул, Фройд так и остался сегодня одним из пройденных параграфов в истории психологии ХХ века. Тогда как Лакан оказался для медицинского сообщества новым и востребованным автором, пусть даже он провозглашал то же самое, что за полвека до него говорил Фройд. Поэтому пусть Российского психоанализа часто пролегает от Лакана к Фройду, а не наоборот, как обычно бывает в Европе и Америке. Не секрет, что ряды психоаналитиков наиболее активно пополняют философы, очарованные Лаканом как семиотиком, и психиатры, воспринявшие его клинические открытия.

Эротика психоанализа
В России имя Лакана стало тестом на психоанализ - то, о чём, должно быть, мечтал сам мэтр, - одно из двух: либо ты ориентируешься на лакановский дискурс, либо выпадаешь из поля психоанализа и занимаешься психотерапией и психологией. Не-лакановского психоанализа в России практически нет. Связный клинический дискурс и способ мыслить клинику дают не так много направлений: если не разделять позиции Лакана и не выдерживать дисциплину аналитического дискурса, то (свято место пусто не бывает) его займёт какой-то другой дискурс; исследование психических процессов, помощь в разрешение кризисных ситуаций, психологическая поддержка, бизнес консультирование, тренинг успешности и т.п. - легко захватывают клиническое пространство и подчиняют себе процесс анализа, если не выдерживать технических рамок, упускать из рук аналитический дискурс. Если ты не способен быть объектом (а именно это требуется от аналитика), то легко соблазниться ролью господина, эксперта, знатока, помощника, одним словом, психотерапевта.

Итак, аналитик должен быть объектом. Объектом влечения, со всеми вытекающими последствиями: привязанность и отвращение, желание и презрение, садистские и эротические фантазии, - сходятся в его фигуре, как в образе материнской груди. Таким объектом стала автор этой теории Мелани Кляйн, которая в 1930-40-х гг. буквально расколола психоаналитические сообщество Англии на ярых сторонников и не менее яростных противников её аналитический техники. Для России такой фигурой стал Лакан: его либо принимают целиком, либо полностью отвергают, третьего пока не дано. Отчасти в силу новизны психоанализа для России, а новое всегда манит и пугает одновременно, свежая кровь быстро вскипает, но столь же быстро сворачивается, отчасти, в силу самого лакановского дискурса и характера изложения Лакана, намеренно обострённого, иногда провокативного, и предельно эстетизированного, исполненного изощрёнными интеллектуальными кульбитами, неожиданно ниспадающих до сальностей и фривольных анекдотов. Лакановский дискурс (в не менее ярком переводе Александра Черноглазова) либо зачаровывает, увлекая в свою кадриль, либо отвращает.

Такое положение дел, опять же является нехарактерным для его родной Франции, где почти каждый учёный муж имеет звёздные манеры, поэтому щегольство и заносчивость, а иногда и научное пижонство Лакана (на которое не раз указывали математики и лингвисты) не были здесь из ряда вон выходящим явлением и мало кого эпатировали. А что касается харизмы, то до таких людей как Шарко или Клерамбо (прямой учитель Лакана) - ученику оказалось очень далеко. Во Франции он берёт не этим; да и Французская революция поставила хорошую прививку против культа личности, поэтому на родине в гораздо меньшей степени он является фигурой для идентификации, персоной, делящей сообщество на тех, кто «за» и «против», хотя казалось бы, его прямые ученики и лично знакомые с ним люди, должны быть больше захвачены аурой мэтра. Многие из них принимают его дискурс частично, соглашаются или оспаривают или дебатируют те или иные положения лакановского учения. Находят параллели и активно обращаются к опыту других аналитических направлений. Например, глава Школы Лакановского Психоанализа доктор Ги Лё Гофэ одновременно является переводчиком Винникотта, старшего коллеги и оппонента Лакана по многим вопросам, - совершенно немыслимая ситуация для России. Во-первых, потому что Винникотт переведён очень избирательно и крайне посредственно, основные его работы пока доступны только в оригинале, а его клиническая техника и вовсе неизвестна в России, во-вторых, потому что сами российские психоаналитики верность психоанализу часто понимают как верность букве Лакана, а психоанализ сводится к догматике фрейдизма-лаканизма. Впрочем, история развития психоанализа свидетельствует о том, что такая привязанность к имени рано или поздно будет проработана; есть основания надеяться, что Россия не станет здесь исключением.

Но несомненная заслуга Лакана состоит в том, что он вернул нам эротику психоанализа. Ему либо поклоняются, либо люто ненавидят, - в любом случае, Лакан создаёт поле страсти, активирует влечения своих последователей, столь необходимые для развития психоанализа, запуска трансфера, без которого невозможно никакое познание. Поскольку психоанализ никогда не был просто обезличенным книжным знанием, которое можно получить на лекциях или семинарах, он требует личной включённости, и даже аффективности; психоанализ начинается с желания психоаналитика, - как говорит сам Жак Лакан, - черпает из него своей ресурс. Психоанализ нельзя преподавать в университете, вовсе не в силу неудобоваримости его знаний, а потому, что он требует не ученического покорности и прилежания в заучивании, а страсти познания, которая может реализовать себя и быть проработана только в кабинете о своим психоаналитиком. Ценность психоанализа состоит именно в том, что он не сводим просто к сумме знаний, а при помощи знаний влияет на влечения. Психоанализ в большей степени эротика, чем знание.

Как теория психоанализа не похожа на учебную дисциплину, так же и клинический случай в психоанализе не имеет ничего общего с историей болезни в медицине, его нельзя свести просто к изложению симптома больного, постановке диагноза и описанию применяемой терапии, клинический случай в анализе неотделим от позиции аналитика, от его роли в трансфере и его собственного симптома. Нейтральность психоаналитика не равна отстранённости, холодности и незаинтересованности, как раз напротив, аналитик оказывается тем объектом, который провоцирует страсть и влечения пациента, поэтому и разбор клинического случая немыслим без анализа желания психоаналитика аналитика, понимания его собственного влечения. Без этой эротики психоанализ превращается просто в оказание психологических услуг. Тех услуг, которые будучи сопряжены со страховой медициной, выжигает на корню всё поле психоанализа, как можно судить по опыту Северной Америки. Поэтому именно страсть мы можем и должны противопоставить этой рыночной пси-индустрии, только эротизируя психоанализ мы сможем сохранить его дух. Именно об этом напоминает нам Лакан.

Психоанализ Лакана vs Лакановский психоанализ
Ещё одной особенностью отечественной ситуации является то, что в России не существует различия между «психоанализом Лакана» – клиникой и их теоретическими следствия из неё, сделанными самим Жаком Лаканом – и «лакановским психоанализом», техникой пост-лакановских школ и групп, практикуемой его учениками и последователями. Тогда как в Европе и Америках это разные, а иногда и противоположные понятия. Например, экс-президент Парижского Психоаналитического Общества (из которого Лакан был исключён в 1953 году) Жильбер Дяткин пишет: «Мы обязаны Лакану тем, что он привлёк внимание аналитиков к роли языка и, в особенности, двойному значению слов в интерпретации, но его теория языка, основанная на ассимиляции психоанализа к структурной лингвистике и антропологии, привела его в тупик. Многие другие теоретические находки Лакана, такие как логика механизма последействия, место стадии зеркала в развитии нарциссизма, отличие того, что он называл наслаждением и оргазмом, или различие «реального» и реальности, – постепенно были приняты в практике даже теми аналитиками, которые не приняли ни лакановской техники, ни его небрежностей в дидактическом анализе». (Diatkine G. Jacques Lacan. Paris: PUF, 1988. P. 24). То есть многие достижения Лакана были приняты во всем мире даже не-лакановскими психоаналитиками, а иногда и его открытыми противниками, каким и является Парижское Психоаналитической Общество, «психоанализ Лакана» является бесспорным наследием для всех психоаналитиков (особенно во Франции, где абсолютно все так или иначе почувствовали на себе аналитический дискурс Лакана), тогда как «лакановский психоанализ» и «лакановская техника» разделяются довольно узкой группой аналитиков и до сих пор вызывают нескончаемые дебаты и критику в свой адрес. Поэтому от зарубежных коллег часто можно услышать расхожее мнение, что Лакан был великим человеком и перевернул наше представление о психоанализе, но лакановская техника и лакановский дидактический анализ очень сомнительны. По этой причине многие известные ученики и последователи Лакана - Алан Дидье-Вейль, Михаэль Тюрнхайм, Пьер Лежандр, Юлия Кристева - не вошли ни в одну из лакановских школ.

Это различие тем более значимо, что сам Лакан всегда подчёркивал, что не является «лаканистом» и не воспринимает своё учение как особый клинический алгоритм, метод лечения или завершённую теорию, претендующую на самостоятельность. В своём последнем семинаре Dissolution 1980 года, когда Лакан объявил о роспуске Фройдовой Школы Парижа (École freudienne de Paris), он говорил «если вы хотите, вы можете быть лаканистами, я же остаюсь фройдистом». (лекция 12 июля 1980). Сам Лакан считал, что даёт новую перспективу на фройдовский психоанализ, его реконструкцию, но никогда не претендовал на создание своей собственной клинической техники. Тогда как «лакановский психоанализ» часто принимает гипотезы и вопросы, поставленные Лаканом, за руководство по лечению, смело беря на щит такие инновационные идеи как прерванные сеансы или самонаречение аналитика, которое сам Лакан никогда не практиковал и, напротив, в его школах существовала ещё более сложная схема дидактического анализа и получения статуса AME (аналитик член школы), чем в критикуемом им Международной Психоаналитической Ассоциации.

Несмотря на то, что Лакан часто критиковал британские и американские психоаналитические школы, проводя независимую и часто агрессивную политику, тем не менее, он всегда искал диалога с Международной Психоаналитической Ассоциацией (возглавляемое им Французское Общество Психоанализа было ассоциировано в МПА), а его разрыв с МПА в 1964 году стал результатом не только расхождений относительно дидактического анализа, но и тех действий, которые сам Лаканом назвал интригами и провокациями. Говоря о своём «отлучении» в выступлении от 15 января 1964 года Лакан с надеждой замечает, что «даже если в наши дни выносится такой приговор, он всегда может быть аннулирован». В отличие от самого Лакана, ряд его последователей в России иногда противопоставляет «лакановский анализ» и «анализ МПА-евский», а некоторые из них радикально конфронтируют со всем не-лакановским. Именно эта страсть российских психоаналитиков является нашим симптомом, именно она стоит на повестке дня, а её проработка находится в перспективе развития психоанализа в России. Сделать Лакана прививкой, а не вакциной или противоядием против рыночной пси-индустрии - в этом состоит наша задача.

Дмитрий Александрович Ольшанский - частный психоаналитик (Санкт-Петербург), сотрудник Института Клинической медицины и Социальной работы им. М.П. Кончаловского (Санкт-Петербург) и Institut des Hautes Etudes en Psychanalyse (Paris).