Особенности смыслового наполнения сновидений как показатель здоровья личности

Сон и сновидения относятся к числу наиболее обсуждаемых в истории мировой психологии явлений. При этом ставшие классическими теории происхождения сна связаны в основном с их физиологической основой, не затрагивая по сути роль сновидений как компонента психики.

Так, в начале ХХ в. конкурировали теория «центра сна» фон Экономо и гипотеза «разлитого торможения коры» И.П. Павлова [5].

К настоящему моменту эти взгляды объединены в энергетическо-компенсаторную теорию, полагающую, что активация передней гипоталамической зоны или «центра» сна находится под реципрокным тормозящим влиянием коры мозга, которое ослабевает по мере утомления [3].

Примыкает, по сути, к этим концепциям и информационная теория сна, полагающая, что засыпание связано с ослабеванием сенсорного потока, активирующего ретикулярную формацию [9]. В свою очередь, количество ощущений снижается ввиду «переполнения» высших психических функций информацией и отказом субъекта от дальнейшего поиска ощущений из-за этого.

Предположение З. Фрейда [цит. по 2] об «исполнении желаний» в сновидениях нашло неожиданную нейрофизиологическую поддержку в виде открытия «разобщения» контролирующих областей коры (главным образом, префронтальных) и лимбической системы [цит. по 6]. Правда, трактовка данного феномена сильно различается. Скажем, А. Хобсон [цит. по 7] полагает сновидения «побочным продуктом» гиперсинхронизации определенных нейронных ансамблей в зрительной коре и лимбической системе. Функция такой гиперсинхронизации — облегчение проведения информации, формирование т.н. когерентности (фазовой согласованности) работы разноуровневых мозговых структур. Правда, остается неясным, отчего: а) содержание снов часто имеет глубокую личностную значимость; б) почему из гиперсинхронизации исключена лобная кора, составляющая с лимбической системой и ретикулярной формацией единый контур регуляции. Противоположное воззрение у Ф. Крика и Г. Митчисона [цит. по 10], относящих сновидения к следствиям «зачистки» ненужных нейронных связей, «разобучению». Это должно было бы привести к возникновению в снах большого количества «странных» образов и эмоций, основанных на «паразитных» или неадекватных связях нейронных ансамблей. Однако опыт электрофизиологической фиксации быстрого сна как у животных, так и у людей (у последних — в сочетании с самоотчетом о содержании сновидений) показал, что подавляющее большинство снов по смыслу являются проигрыванием или моделированием повседневных событий. К примеру, у собак и крыс отмечалась параллельная активация центров голода и сенсомоторной коры, с внешними движениями в виде элементов пищедобывательного поведения.

Из этого, по мнению С. Левеллина [8], следует роль сна в закреплении «нужных» следов памяти, а вовсе не отбраковке «дефектных энграмм»: категоризация и кодировка, по мнению автора, происходят в бодрствовании, а перевод из краткосрочной памяти в долгосрочные процедурные и семантические хранилища — во сне.

При этом нельзя не отметить, что если на начальном этапе изучения сна и сновидений превалировала избыточная «психологизация» (в особенности, психоаналитическая), то современные теории пытаются обойтись без личности как управляющей инстанции сна [1].

Исходя из этого, была предпринята попытка создания полустандартизованного опросника или анкеты, способной проверить встречаемость тех или иных символических феноменов в разных социально-демографических стратах. С одной стороны, частичная стандартизация в сочетании с контент-анализом индивидуальных ответов на «открытые» вопросы позволяет быстро и с небольшими материальными затратами на фронтальный опрос выявить социокультурные особенности превалирующих сюжетов сновидений. В дальнейшем эти, обусловленные влиянием общества, феномены можно смело «отсекать» от физиологических явлений, общих для большинства высших животных. С другой стороны, возможность соотнесения тех или иных мотивов в сюжете сновидений с физиологическими изменениями в организме респондентов (возраст, хронические заболевания и т.д.) служит целям доказательства двойственной, социально-биологической, детерминации поведения человека.

Методически для отбора перечня «стандартных» символов использовалось исследование Дж. Холла, юнгианского аналитика [4].

На этом основании был сформулирован 31 вопрос, касающийся как событийной, так и эмоциональной канвы сновидения. Все возможные варианты ответов были сгруппированы по шкалам. Т.к. одна и та же группа символов (например, места происходящих событий) могут в традициях аналитической психологии трактоваться весьма различным образом, то в шкалы объединялись конкретные версии ответов, а не вопросы.

Были выделены следующие шкалы или семантические группы символов: временные (настоящее, прошлое, будущее), отражающие ориентацию клиента на решения реальных или мнимых (имевших место ранее или предполагаемых в будущем) проблем; активность субъекта (героя) сновидения; комфорт происходящего, характеризующий «ресурсность» сновидения для личности; агрессия; тревожно-фобические симптомы; стремление к трансформации (изменению себя или событийной канвы) как показатель выраженности «фантазийной» стратегии совладания со стрессом; поиск помощи (признание бессилия перед событиями реальной жизни); сексуальные мотивы; самоудовлетворенность (удовлетворенность текущим состоянием своей личности).

Поскольку уравнять число пунктов в каждой шкале не представлялось возможным из-за использования заранее заданного (работой Дж. Холла) перечня символов, то после подсчета «сырых» баллов осуществляется перевод их в процентную шкалу путем деления числа полученных баллов на максимальное возможное число по шкале (т.е. по баллу за все перечисленные пункты), с умножением результата на 100%.

При первичной апробации опросника с привлечением слушателей курсов повышения квалификации для практикующих психологов было отмечено, что далеко не все присутствовавшие в реальных сновидениях события охватываются данным перечнем. В связи с большим разбросом семантических групп при контент-анализе описаний собственных снов слушателей было принято решение о включении «открытой» (второй) части в опросник.

В этой части респондентов просили припомнить пять объектов (включая людей) и пять действий, встретившихся им во сне, и оценить каждый стимул по семибалльной шкале по трем параметрам: опасность, интерес и «победа» (достижение субъективно позитивного результата). Эти параметры были выделены контент-аналитически как наиболее частотные.

Для валидизации обеих частей опросника проводился набор респондентов случайным методом, с использованием электронных анкет по всей территории РФ. Общее количество респондентов, которым было предложено участие, — 220. Общее количество полностью заполненных анкет — 182. Количество частично заполненных анкет — 5, количество незаполненных анкет — 33. Частично заполненные анкеты — все от мужчин, в аналитическую базу данных не включались, их общий процент (менее 20%) в пределах общих значений отказов в рамках проведения социологических и психологических исследований. В связи с соответствием с общими значениями данный фактор не требует дополнительного анализа.

Социально-демографические характеристики, что характерно для исследований, проведенных с добровольным участием, не соответствуют распределению в генеральной совокупности. Так, среди участников было 80% респондентов женского пола; у 89% респондентов высшее образование, 70% респондентов — в возрасте от 20 до 40 лет (37% — в возрасте 20–30 лет, 33% — в возрасте 30–40лет). Однако, в силу большого размера выборки, представленные ниже результаты имеют статистическую достоверность при p≤0,05.

Одной из причин «перекосов» в наборе группы было обращение к людям, которые видят сны достаточно часто: 2–3 раза в неделю — 68% респондентов, почти каждый день — 20%. С точки зрения авторов, именно эти категории испытуемых наиболее интересны для анализа семантики сновидений.

Любопытно, что часть особенностей смыслового ряда сновидений восприняты большинством респондентов с высокой согласованностью: 54% выборки по сюжету сна находились в городе, из них 44% — на улице (город и улица вне дома могут рассматриваться как прообраз социума). У 27% опрошенных событий происходили внутри помещений, что в рамках психоаналитической традиции и символдрамы обычно трактуется как аллегория собственного тела. Более 80% во сне видели ныне здравствующих родственников или друзей в их обычном состоянии. При этом образы животных, понимаемые обычно как «прорыв бессознательного», чаще всего отсутствовали. У 66% испытуемых действие сна происходило днем; 52% сон казался реальностью, при этом 65% видели события, частично похожие на реальные события их жизни; а 42% сталкивались с ситуацией, угрожающей их жизни. Наряду с этим неменьшая часть выборки (65% опрошенных) чувствовали себя «как обычно», без особенностей; 70% — не видели никаких необычных явлений; 72% в сновидении выглядели как обычно, разговаривали и общались в спокойном тоне.

Не менее сходны сны по фактору перемещений — 69% группы передвигались во сне пешком; и сенсорному фактору — 49% опрошенных слышали голоса людей (мультимодальные сны).

Таким образом, в соответствии с упомянутыми выше взглядами современных нейрофизиологов, в сновидениях превалирует переработка текущих событий «реальной» жизни.

Именно этим, памятуя о психоаналитическом понимании сна, можно объяснить и противоречивость ответов на различные вопросы анкеты: так, «ситуации, угрожающие жизни» и отсутствие необычных явлений (или «обычное» самочувствие) вряд ли логически совместимы, если не считать представителей «опасных» профессий (полицейские, спасатели, пожарные). Однако существенная часть опрошенных (см. выше) сочетали эти ответы. К слову, представители указанной группы профессий в группе представлены не были, в основном были т.н. «офисные служащие».

В связи с этим интересна представленность в сновидениях мотивов здоровья, секса и общего эмоционального состояния, т.к. эти сферы часто являются и конфликтными и требующими психотерапевтической помощи в реальной жизни.

При ответах на прямые вопросы по эмоциональному состоянию во сне более половины респондентов выбирали позитивные — чувствовали себя сильными, активными, весёлыми, здоровыми. При этом, обратившись к косвенным вопросам, можно сказать о примерно равной пропорции позитивных и негативных ощущений: испытывали спокойствие 40%, удивление — 37%, радость — 36%, 40% испытывали тревогу и 23% — страх.

Заниматься любовью (сексом) во снах случалось 62% респондентов, при этом в 65% случаев это был любимый человек и в 56% случаев — незнакомец. Подобная «несочетаемая» комбинация (любимый, но незнакомый) может свидетельствовать о неудовлетворенности имеющейся ситуацией в личной жизни, склонности к ее фантазийной модификации.

Сексуальные мотивы в сновидениях имеют возрастные различия: так, при анализе двух групп эпохи зрелости, 30–40 и 40–50 лет, наличие сексуального опыта в снах увеличивается с 60% в первой возрастной группе до 85% во второй.

Это, в частности, может быть связано с физиологическим старением и началом климактерических изменений, когда на фоне сокращения функциональных возможностей организма либидозная энергия все больше отреагируется альтернативно — через эротику, сновидения, творчество.

Все мужчины в возрасте 40–50 лет ответили положительно относительно сексуального опыта в сновидениях, по сравнению с 50% мужской половины выборки 30–40 лет. У женщин динамика более плавная, при «высоком старте»: в младшей возрастной подгруппе 70% опрошенных признавали сексуальные мотивы сновидений, в старшей — около 75%.

Что интересно, мужчины в 30–40 по большей части не склонны что-либо менять в своих сновидениях (37,5% «не хотели бы ничего менять», еще 25% считают изменения невозможными), в то время как в 40–50 лет 60% респондентов мужского пола хотели бы что-то изменить (из них 20% — «многое»). У женщин распределение ответов на этот вопрос с возрастом не меняется.

Применимость часто упоминаемого выше психоаналитического, и шире — психодинамического, подхода к интерпретации сновидений наглядно иллюстрируется следующим фактом. Порядка 2/3 выборки заполняли анкеты посредством электронной мобильной формы, что позволяло фиксировать и временные показатели работы, так вот, как ни удивительно, на прямые вопросы (социально-демографический статус, самочувствие и настроение в данный момент) в среднем тратилось на 35% больше времени, нежели на вопросы по сновидениям.

Хотя логично было бы предположить обратное деление времени, т.к. прямые вопросы касаются реального мира и ощущений, которые не нужно вспоминать. Иными словами, сны кажутся нашим испытуемым менее «опасным» видом информации для раскрытия, поскольку их содержание не имеет прямой проекции на реальность.

Это позволяет говорить (разумеется, в виде предварительного предположения) о диагностичном характере и самих косвенных вопросов по смысловому наполнению сновидений, и, главным образом, нестыковок в ответах как показателе невротических переживаний.

В целом по выборке в 74% случаев испытуемые декларировали себя здоровыми людьми. Это вполне ожидаемо для возраста 20–30 лет, но и в возрасте 30–40 лет чуть менее 90% от опрошенных сообщают, что не имеют хронических заболеваний. Хотя, по данным Минздрава, более трети всех жителей РФ в этом возрасте уже имеют как минимум одно хронически текущее заболевание с тем или иным уровнем ограничения функциональных возможностей. Рост показателей наличия болезни идет с 40–50 лет (порядка 40% респондентов заявляют о таковом) и резко растет в 50–60 лет (свыше 70% лиц признают себя хронически больными). Это и дает 26% хронически больных при учете возрастной асимметрии выборки.

Важно отметить, что среди указывающих на наличие у себя болезней респондентов распределение тех, кто во сне видел «реальность» или очень похожие на нее события, и тех, у кого во сне был фантазийный опыт, примерно равное. А вот среди заявивших себя «здоровыми» 2/3 сочли сон похожим на реальность своей жизни в той или иной степени. Аналогично, подгруппа имеющих заболевания считала, что чаще (в 70% случаев) руководствовались во снах чувствами и эмоциями, в то время как «здоровые» в 60% случаев ориентировались на разум или законы, правила.

Таким образом, с учетом предварительного характера данной работы, можно сказать, что:

а) для большинства опрошенных характерна опора на примитивные механизмы защиты личности — отрицание, вытеснение и замещение, при которых попытки решения проблем или не предпринимаются, или подменяются фантазийными действиями;

б) особую роль в развитии личности играет период 40–50 лет, с волнообразным ростом как признания заболеваний (индикатор «проблемности» жизни в целом), так и сексуальных мотивов и мотивов «изменения реальности»;

в) указанный период, нередко именуемый «кризисом среднего возраста», у испытуемых в данной работе носит скорее негативный характер рассогласования декларируемой опоры на мышление и эмоциональной стабильности с реальными переживаниями, выраженными в том числе в ответах на косвенные вопросы по смысловому наполнению сновидений;

г) особую значимость приобретает отслеживание динамики приведенных показателей методом срезов как индикатор изменений в личностном здоровье генеральной совокупности.

Литература

1. Вейн, А.М. Сон — тайны и парадоксы. – М.: Эйдос Медиа – 2003. – 63 с.
2. Ковальзон, В.М. Основы сомнологии: физиология и нейрохимия цикла бодрствование–сон. – М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2014. – 239 с.
3. Пигарев И.Н. Висцеральная теория сна // Журнал высшей нервной деятельности. – 2013. – том 63, № 1. – С. 86-104.
4. Холл Джеймс А. Юнгианское толкование сновидений. – С-Пб.: БСК, 1996. – 168 с.
5. Шпорк П. Сон. Почему мы спим и как нам это лучше всего удается / пер. с нем.; под ред. В.М. Ковальзона. – М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2010. – 234 с.
6. Guang Y., Cora S.W., Joseph C. et al. Sleep promotes branch-specific formation of dendritic spines after learning // Science. – 2014. – V.344 (6188). - P.1173-1178.
7. Hoss J Robert. The Neuropsychology of Dreaming: Studies and Observations. – NY, 2013. – P.18.
8. Llewellyn, S. Such stuff as dreams are made on? Elaborative encoding, the ancient art of memory, and the hippocampus // Behavioral and Brain Sciences. – 2013. – V.36. – P.589-607.
9. Lim M.M., Szymusiak R. Neurobiology of arousal and sleep: updates and insights into neurological disorders // Curr. Sleep Med. Rep. – 2015. – V. l. – P. 91-100.
10. Murillo-Rodríguez E, Arias-Carrión O, Abraham Zavala-García et al. Basic Sleep Mechanisms: An Integrative Review // Central Nervous System Agents in Medicinal Chemistry. – 2012. – V.12. – P.38-54.

Источник: Зотова Р.А., Петрова В.А., Цветков А.В. Особенности смыслового наполнения сновидений как показатель здоровья личности // Коллекция гуманитарных исследований. 2017. №4(7). С. 34–40.