Ребенок в конфликтной среде. Опыт работы с травмой

Конфликт поколений — это одна из вневременных тем, которые всегда находятся в центре внимания социологов, психологов, писателей и даже политиков. Извечный спор между отцами и детьми — это всегда конфликт ценностей, обусловленный не только трансформацией личности в ходе взросления, но и постоянной сменой культурных парадигм в окружающем нас мире. Благодаря трансформации способа коммуникации и общественных норм в последнее время все больше людей обращается за помощью к психологам. Конфликты внутри семьи, и в частности между родителями и детьми, — одна из самых распространенных причин таких обращений.

В прошлом логика решения подобных проблем обусловливалась особенностями традиционного уклада: было принято «держать сор в избе», не обсуждать сложности с посторонними. Но и в рамках традиции были выстроены определенные способы преодоления конфликтов. Люди жили большими семьями, и, как правило, представители старшего поколения — бабушки и дедушки — выступали в роли мудрых и опытных переговорщиков, могли поддержать слабую сторону конфликта и вразумить того, кто выступал обвинителем. В традиционном обществе важную роль в решении споров играла Церковь и приход: там люди находили опору и вразумление в трудных ситуациях.

Сейчас мы живем в условиях нарастающего разобщения членов общества. Человек чувствует себя все более изолированным, ему все труднее преодолевать внутренние сложности и психологические проблемы, количество которых нарастает. Индивидуум остается наедине с собой. Его психика, перегруженная усиливающимся стрессом, не выдерживает, и он начинает отыгрываться на близких — чаще всего на детях. Ребенок, таким образом, становится каналом «слива» негатива, агрессии, жестокости, которые на самом деле предназначаются не ему. В психологии это называется проекцией, или переносом.

Так, ребенок может восприниматься как «проект»: от него ждут соответствия родительским ожиданиям, и любое отклонение от намеченного пути воспринимается как непослушание и неблагодарность. В результате на маленького члена семьи обрушивается неадекватная критика, упреки и даже обесценивание.

Ребенку также может отводиться роль «соседа»: он не должен «беспокоить» родителей, «отнимать время». Если же правила, установленные родителями, нарушаются, то на детей ложится вина за происходящее. Такое отношение порождает тревогу, чувство одиночества, растерянности.

Еще одна модель отношений внутри семьи — когда чадо назначают «смыслом жизни». Родители отдают ребенку самих себя, и он должен быть за это благодарен. Такая модель гиперопекающих, часто симбиотических, отношений порождает конфликты, связанные с попыткой детей сепарироваться, найти свой путь в жизни.

Существует множество дисфункциональных системных ситуаций, которые могут быть источником и причиной конфликтов в семье. Такие ситуации не просто наносят ребенку вред «здесь и сейчас», а остаются в психике на долгие годы и порождают самые различные дисфункции: проблемы с самооценкой, тревожность, подавленную агрессивность, социофобию, разные формы зависимостей и так далее.

Повзрослевшие дети, ставшие родителями, как правило, повторяют те же ошибки воспитания, поскольку опираются на привычные модели и схемы, воспроизводят знакомые сценарии. Если они росли в атмосфере гиперопеки, то либо делают то же самое, либо дают слишком много свободы, с которой маленький человек не справляется. Если они росли в равнодушных семьях, то либо повторяют эту модель отношений, либо также начинают излишне контролировать и опекать своих детей. Иными словами, дисфункциональные отношения переносятся из поколения в поколение, если с ними осознанно не работать и не прилагать специальных усилий по их преодолению.

В чем же заключается осознанная работа с причинами и последствиями травматического опыта, порождающего хронические конфликты в семье? Разберем, что происходит с человеческой психикой, когда ребенок сталкивается с травматическим опытом.

Начнем со схемы, которая отражает условную первичную целостность психики, возможную лишь в раннем детстве, когда в личности еще нет разрыва между сознательным и бессознательным уровнями. Все чувства, переживания написаны на лице ребенка, он прозрачен для самого себя. Глубинная часть его психики, которую в полном смысле еще нельзя назвать бессознательным, открыта его сознанию. Эта целостная прозрачность соприкасается с тем, что Юнг называл коллективным бессознательным. Мы можем назвать это духовным миром.

Такое соприкосновение происходит через то, что мы обычно называем интуицией. Можно предположить, что у ребенка оно представляет собой тотальную открытость, которая потом трансформируется в интуицию. Именно через интуицию человек, находящийся в прозрачности, улавливает совершенно реальный для верующих тонкий мир — мир энергий и духовных сущностей, в котором не работают физические законы. Время там может остановиться, ускориться, расшириться, обернуться вспять, исчезнуть. Пространство также может свернуться, сжаться, его можно перескочить, над ним можно воспарить и так далее. Здесь физика переходит в метафизику. Категории добра и зла обретают вполне реальные формы, при этом зло может принимать облик добра, и недостаточно опытный в духовном отношении человек может принять одно за другое.

Умение правильно ориентироваться в духовном мире в аскетической литературе называется различением духов. Святые отцы учат остерегаться грубого проникновения в этот мир, поскольку несведущий человек не готов к такой встрече. Она может быть крайне опасной как для его души, так и для его психики.

Юнг описывал мир коллективного бессознательного как мир, порожденный и наполненный коллективной психической энергией. Ему же принадлежит иная трактовка: коллективное бессознательное — это преисподняя, над которой возвышаются острова божественных архетипов [9].

Верующему человеку вполне понятен такой образ. Психика не имеет прямых отношений с этим миром, зато гармонично взаимодействует с глубинными слоями, экзистенциальными чувствами и состояниями.

Но эта гармония оказывается довольно хрупкой и недолговременной. По многим причинам среда может восприниматься ребенком как угрожающая, агрессивная, причиняющая боль.

Существует несколько моделей формирования травматического опыта. Первый тип травм — фактически прямая угроза существованию ребенка. Приведем пример из нашей психологической практики.

Одна пациентка получила травматический опыт в возрасте четырех-пяти лет. В какой-то момент ее мама попала в больницу, и девочка осталась дома с отцом-алкоголиком, у которого начинался запой, вследствие чего он полностью потерял контроль над собой и начал кричать, крушить мебель. Когда он вышел за чем-то на балкон, девочка закрыла балконную дверь на ключ. Отец стал буянить, бить кулаком в стекло. Ребенок в ужасе позвонил бабушке. Та сказала: «Дай ему через форточку бутылку водки и рюмку, дверь не открывай, домой его не пускай. Ложись спать. Я приеду утром».

Подобных историй можно привести очень много. В них речь идет об угрожающей здоровью ребенка агрессии. Мир становится для малыша местом обитания чудовищ.

Второй тип травм не связан с прямым нанесением вреда. Напротив, травматизация может происходить также и при попытках защитить ребенка от проблем. Одна пациентка в процессе терапии вспомнила часто повторяющуюся в ее детстве ситуацию. Родители часто выясняли отношения на кухне, когда ребенок был в своей комнате. Им казалось, что раз она физически не присутствует при конфликте, то достаточно защищена. В действительности же ребенок, притворяясь спящим, лежал в своей комнате, уставившись в стену, и боялся, что эта стена будет пробита насквозь кулаком разгневанного отца. Иными словами, даже попытка защитить психику ребенка не уберегает его чувствительный, восприимчивый и нежный мир от боли и страха.

Третий тип травм — совершенно нейтральные ситуации, когда происходящее влияет на психику в силу того, что ребенок — существо эгоцентричное. Все, что происходит вокруг, он, как правило, воспринимает на свой счет. Многие взрослые люди, вспоминая развод родителей или болезнь кого-то из близких, говорят следующую фразу: «Это ведь произошло из-за меня». Ребенок ставит себя в центр происходящего, поэтому считает себя виновным в том, что родители развелись, что мама заболела, что дедушка умер. «Я не слушался, я не убирал свои игрушки, потому это и произошло». Это совершенно нелогично, но понятно с психологической точки зрения.

Итак, мир воздействует на психику и приносит не только радостные, но и безрадостные, а порой и ужасные переживания.

Ребенок никак не может повлиять на травмирующую ситуацию, предпринять что-то для защиты своей жизни, своего Я. Он ничего не может сделать физически, зато его психика может сделать многое: она блокирует пугающие ситуации, вытесняя в область бессознательного мучительные переживания, порожденные происходящим. Так формируется особое внутреннее пространство.

Вытесненные переживания не лежат неподвижно, как груда мусора, они клокочут в нашей глубине, пытаясь вырваться на волю. Они хотят вернуться в сознание, требуя завершения. Но что может завершить детская психика? Она может только защищаться единственно возможным способом — вытесняя то, что пугает и заставляет страдать.

Процесс продолжается и во взрослом состоянии. Именно эта бессознательная привычка вытеснять то, что происходит в реальности, избегать соприкосновения с действительностью лежит в основе деструктивного, конфликтного поведения человека в отношении как своих детей, так и любого другого человека.

Итак, для того чтобы удерживать вытесненные переживания вне сознания, психика создает мощный пласт защитных механизмов, запирающих травматический опыт в бессознательном. Фрейд наиболее точно описал этот механизм, потому назовем эту часть внутреннего пространства бессознательным по Фрейду. Для описания более глубокой части бессознательного, наполненной экзистенциальными переживаниями, состояниями, способностью к трансцендированию, воспользуемся терминологией Юнга. Эта часть бессознательного соприкасается с коллективным бессознательным через интуицию.

Расщепление психики является фундаментом многих будущих психологических проблем. Оно лежит в основе искаженного восприятия вследствие нарушения целостности, потери связи между чувством, мышлением и действием. Утрачивается связь с реальностью подлинных переживаний, и человек погружается в мир кривых зеркал, ложных объяснений и оправданий. Впоследствии отсюда произрастают различные невротические расстройства и другие психологические проблемы и конфликты.

С точки зрения психоанализа, человек состоит из Я и Оно. Эту часть внутреннего пространства мы назвали бессознательным по Фрейду. Фрейдовский тезис «На месте Оно должно стать Я» [8] имеет огромную ценность. Действительно, целебен сам факт осознания некогда вытесненного. Он необходим для формирования зрелой личности. Однако для Фрейда этим уровнем глубины человек вполне исчерпывается. В то время как для В. Франкла, К.Г. Юнга и других психологов, пытающихся смотреть в глубину человеческой личности, человек имеет совершенно иные масштабы. Юнг говорил о глубинах человека, явно превосходящих фрейдовский формат [9], а Франкл — о его вершинах [7]. Объединим глубины и вершины, заключив их в определение «внутренний человек», предложенный святыми отцами [6]. «Внутренний человек» — это человек духовный, открытый себе, миру, в идеале — Богу. Между этим богатством жизни и нашим сознанием встает то самое фрейдовское бессознательное — травмы и защитные механизмы.

Человеку остается небольшое пространство психической жизни, которое мы называем Я. И это Я сегодня хочет одного, завтра другого, сегодня дает обещания, а завтра их отменяет. В случае религиозной веры Я исповедует одни и те же грехи и год за годом их воспроизводит. Я обижается на своих детей, предъявляет претензии за поруганное детство своим пожилым родителям — список можно продолжать до бесконечности. Это отнюдь не детская открытость, непосредственность, незащищенность, доверие, столь свойственные ребенку. К этому состоянию вряд ли можно отнести призыв Христа: «Будьте как дети» (см. Мф. 18:3). Напротив, можно говорить о своего рода инфантильности такого Я, для которого весь окружающий мир превращается в Оно.

Философ М. Бубер предположил два типа взаимоотношений [3]:

• «Я и Оно», где Оно — это другой человек, в том числе и ребенок, который с точки зрения Я не имеет собственной безусловной ценности, а является лишь средством решения проблем Я;
• «Я и Ты», в котором другой человек, в том числе и ребенок, имеет безусловную ценность; Я не рассматривает его как средство для достижения своих целей.

Пока Я представляет собой набор автоматически воспроизводимых привычек и реакций, нас будет окружать лишь Оно как проекция наших собственных вытесненных страхов и нужд. В такой ситуации остается довольно мало шансов, что мы сможем увидеть мир таким, каков он есть, увидеть другого человека, в том числе ребенка, сострадать ему и любить его. И это совершенно естественно, ведь с другим мы общаемся так же, как с самим собой. Лишь восстанавливая утраченные части себя, возвращая себе полноту, красоту и масштаб доверенного нам Богом, мы способны увидеть мир и другого человека не как собственное отражение или продолжение, а как реальность и уникальную ценную личность.

Психологическая работа призвана не решать поверхностные проблемы, а помочь человеку обрести целостность, встретиться с другим человеком, тем более собственным ребенком, в глубинной реальности подлинной встречи. Однако классический психоанализ и его терапевтические производные сводят задачу терапии главным образом к тому, чтобы вернуть вытесненные переживания в сознание. Это, безусловно, приносит эффект, поскольку ослабевают защитные механизмы. Но таким образом в личность интегрируется лишь поверхностный слой бессознательного, поскольку контакт с экзистенциальной, духовной реальностью в принципе не рассматривается как главная цель работы. Нередко этот уровень вообще обесценивается и трактуется как невротическая сублимация. Такой подход, безусловно, наносит человеку серьезный личностный ущерб, поскольку лишает его связи с экзистенциальными, духовными переживаниями, такими как вера, любовь, дружба, милосердие, сострадание.

Христианская психология раскрывает потенциал этой глубины человеческой психики. Она пробуждает к жизни ядерные, сущностные силы. Процессы исцеления, восстановления осуществляют движение и сверху, и из глубины, с одной стороны, возвращая в сознание вытесненные травмы, с другой стороны, апеллируя к ресурсам глубинной психики — души.

Если удается получить результат, как мы видим на схеме 7, можно считать, что задача психотерапии почти завершена. Боль, которая была глубоко спрятана в человеке, осознается и проживается, а лучше сказать — изживается. Такие вытесненные негативные чувства, как гнев, обида, тоска, одиночество, страх, ужас, — возвращаются в сознание. Им позволяют быть. С ними возможно встретиться, а значит, с ними можно что-то делать.

Одна моя пациентка, проходившая длительный курс терапии, плакала целый месяц. Она жаловалась, что не может остановить слезы. Когда я спросила, плакала ли она раньше, она ответила, что никогда. Тогда я предложила ей плакать, пока у нее будет такое желание. И ровно через месяц она прекратила. Опыт встречи со своей болью помог ей преодолеть глубокий кризис. Таким же образом можно признать и принять иные негативные чувства — гнев, обиду, страх. Завершение этих чувств, когда-то порожденных трудными, мучительными обстоятельствами жизни, освобождает наше настоящее от их эха. Человек начинает существовать здесь и теперь перед лицом другого человека, своего ребенка, становится самим собой, без проекций и защит. Постепенно восстанавливается связь между сознанием и бессознательным, не только с вытесненными переживаниями, но и с более глубокими, в которых цветет «райский» сад прекрасных чувств. Человек обретает опыт переживания собственной целостности.

Это дает человеку силы, радость и интерес раскрыть реальность жизни, встретиться с тем, что действительно происходит в нем и вокруг него. Реальность перестает восприниматься нами как разрушающая, болезненная. Мы перестаем требовать от жизни соответствия нашим планам и ожиданиям, потому что обретаем силы для ответа на жизненные вопросы. Невозможно быть готовым к этому экзистенциальному переходу в расщепленном, расколотом состоянии, когда наш внутренний мир представляет собой набор невротических страхов, амбиций, обид и претензий, а вовсе не организованный космос. Только в опыте совпадения с самим собой, со своей глубиной, открываясь реальному миру, человек способен к подлинной встрече с другим. Это путь к преодолению инфантильности и эгоцентризма. Это трезвая, зрелая, свободная и ответственная жизнь, которая не обещает быть легкой, но, несомненно, будет невероятно богатой и интересной.

Частью этого богатства становится тот опыт, который мы ранее вытеснили, а затем извлекли из темноты и вывели на свет сознания. И оказывается, то, что мы воспринимали как несчастье, потерю, неудачу жизни, — наш энергетический ресурс. Травматические переживания трансформируются в опыт преодоления собственного страдания, открывая человеку путь к состраданию, милосердию и глубокому уважению к другому человеку.

В одном видео в Интернете молодой американец говорил о том, что синдром Дауна, с которым родился его сын, — это лучшее, что с ним произошло. Он обрел ту радость, любовь и благоговение перед жизнью, перед ее тайной, о которой не мог даже мечтать, если бы в его жизни не было такого опыта. Как терапевт, я встречала много подобных случаев, когда люди благодарят Бога и судьбу за испытания, прежде воспринимавшиеся ими как ужасные и трагические.

Подчеркну, что христианская психология не берет на себя функции Церкви и религии, она лишь помогает человеку обрести самого себя, чтобы стать перед лицом Бога и начать путь своего духовного восхождения.

Верующие люди, переживая опыт встречи с самим собой и открытости другому человеку без предубеждений и рамок, чувствуют присутствие Бога. Неверующие открываются в трансцендентное пространство. Христианский психолог не может в процессе терапии заниматься миссионерской деятельностью, однако довольно часто результатом терапии оказывается приход человека к вере. Можно сказать иначе: человек открывает в себе веру, которая живет в обретенной им глубине, и эта вера становится лестницей, постепенно выводящей человека на иной уровень, открывает вертикальное измерение жизни. Человек начинает жить в свете большего, чем он сам. В. Франкл писал: «Кто-то смотрит в этот момент на нас с небес» [7]. Это может быть друг, любимый человек или Сам Господь. И здесь психология умолкает.

В моем опыте терапии есть пример, показывающий соотношение психологии и духовности в реальности человеческой жизни. В этом случае сошлись глубокая религиозная вера, опыт церковной жизни и обнаружившаяся в процессе терапии глубочайшая детская душевная травма. В работе с пациенткой был использован метод «внутреннего ребенка». В христианской терапии этот метод полностью отражает этапы, описанные выше. Это опыт опосредствования через встречу с внутренним ребенком, в том числе и с пережитой им травмой, живущей в бессознательном и блокирующей целостность. Это опыт взросления через процесс самоусыновления и выбор собственного пути. Я подробно описала данный метод в своей книге «Испытание детством. На пути к себе» [5].

Таким образом, проработка детских травм, которые часто становятся причиной разрушения семей в нескольких поколениях, должна проводиться через глубокую рефлексию — как через духовную практику, так и с использованием эффективных инструментов психологии. Задача православного психолога — помочь пациенту не только идентифицировать, извлечь на поверхность и проработать травмы, полученные в детстве, но и встать на путь обретения духовной целостности, которая становится возможна через глубокое познание себя и через опыт общения с трансцендентным.

Источники и литература

1. Антоний, митрополит Сурожский. Человек перед Богом. О самопознании [Электронный ресурс] / митрополит Сурожский Антоний // Mitras.ru. URL: http://www. mitras.ru/pered2/pb_222.htm (дата обращения: 21.02.2020).
2. Бахтин, М. М. Собрание сочинений в семи томах. Том 1: Философская эстетика 1920-х годов / М. М. Бахтин. М., 2017.
3. Бубер, М. Я и Ты [Электронный ресурс] / М. Бубер; пер. Н. Файнгольда; под ред. В. И. Мудрагея // Lib.ru. URL: http://www.lib.ru/FILOSOF/BUBER/ihunddu2.txt (дата обращения: 13.11.2019).
4. Вышеславцев, Б. П. Религиозно-аскетическое значение невроза / Б. П. Вышеславцев // Путь. № 5. С. 129.
5. Инина, Н. Испытание детством. На пути к себе / Н. Инина. М., 2016.
6. Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Эссекс / архимандрит Софроний (Сахаров). М., 2003.
7. Франкл, В. Человек в поисках смысла [Электронный ресурс] / В. Франкл // Libking. URL: https://libking.ru/books/sci-/sci-psychology/252583-viktor-frankl-chelovek-vpoiskah-smysla.html (дата обращения: 15.01.2020).
8. Фрейд, З. Введение в психоанализ. Лекции 1-15 [Электронный ресурс] / З. Фрейд; пер. Г. В. Барышниковой // Thelib.ru. URL: https://thelib.ru/books/freyd_zigmund/ vvedenie_v_psihoanaliz_lekcii_115-read.html (дата обращения: 2.02.2020).
9. Юнг, К. Г. Психологические типы [Электронный ресурс] / К. Г. Юнг // Lib.ru. URL: http://lib.ru/PSIHO/JUNG/psytypes.txt (дата обращения: 21.01.2020).

Источник: Инина Н.В. Ребенок в конфликтной среде. Опыт работы с травмой // Сборник трудов Якутской духовной семинарии. 2020. №7. С. 23–34. DOI: 10.24411/2686-9497-2020-10003