Солнечный ветер. Интервью с В.Ф.Енгалычевым

Профессор Вали Енгалычев — создатель факультета психологии Калужского государственного университета, идеолог проекта «Институт ноосферы». Он провел первые в современной России конференции по травматическому стрессу, юридической психологии, аппаратно-программным средствам в судебной экспертизе, психологическому анализу почерка. Он работал с коллегами на Байконуре и на Старой площади, на золотых приисках Зарафшана и на шахте в Воркуте, и много где еще.

— Вали Фатехович, где и когда Вы родились?

— Я родился в Ташкенте 30 апреля 1953 г.

— Ваши родители тоже были коренными ташкентцами?

— Нет. Отец родом из деревни под городом Сасово Рязанской области. И все мои предки по отцовской линии оттуда же. После ранения на войне он попал в госпиталь в Фергане. А мама, она тоже из деревни, но уже в Белоруссии, под Витебском. Она попала в Ташкент при эвакуации, работала в детском доме. В Ташкенте родители познакомились, поженились и остались жить после войны, так как были постоянная работа и какое-то жилье.

— Что Вы закончили?

— Первый вуз, который я заканчивал, был педагогическим. У нас не было военной кафедры.

— Потом армия?

— Да, рядовым. Я служил срочную в инженерном батальоне ВВС недалеко от ядерного полигона в Семипалатинской области. Летом +50; зимой -50. Мы строили и обслуживали аэродромы «подскока», как у нас говорили, «на лопате».

— А каким ветром Вас в Калугу-то занесло?

— Солнечным! Это просто невероятная история. Годы спустя, в 1981 году, после окончания очной аспирантуры по психологии в Ташкенте, я должен был защищать кандидатскую диссертацию в совете при Тбилисском университете. В день перед защитой выдалось свободное время, и я пошел гулять по городу. И, естественно, нашел книжный магазин. Но, к сожалению, все книги в нем только на грузинском языке. Я нашел всего одну книгу на русском, но зато какую! Это была книга Александра Леонидовича Чижевского «Земное эхо солнечных бурь».

В общем, всю ночь перед защитой я читал эту книгу и к утру прочел. Я просто влюбился в Чижевского, в его теорию. Поэтому, когда пришло время уезжать, у нас с женой был большой выбор разных мест, но выбрали мы именно Калугу.

— Почему Вас так заинтересовал Чижевский?

— Я всегда интересовался психологией человеческой судьбы и факторами, влияющими на нее, связью индивидуальной судьбы с общемировыми и космическими процессами, возможностью предвидеть, предсказывать те или иные события. Позднее даже подготовил докторскую диссертацию на эту тему, которую планировал защищать в Институте культурологии РАН. Она, кстати, уже была представлена в совет и получила хорошие оценки. Так вот, Чижевский показал, что есть объективные причины модуляций или изменений в тех событиях, которые мы, по причине малого масштаба индивидуально охватываемых фактов, принимаем за чисто субъективный выбор.

— Почему не стали защищаться?

— Это было начало 90-х годов. Предстоял разлом Союза, и мы с женой не захотели оставаться вне России, решили вернуться на родину предков. А потом меня привлекла иная работа, более востребованная практикой. Поэтому я написал и защитил другую докторскую диссертацию. Уже по психологии и в Питере.

— С какого времени Вы в Калуге?

— 17 ноября 1990 г. я начал работу в качестве доцента Калужского пединститута. И вот уже более 30 лет, как я калужанин. Основная моя трудовая биография связана с Калугой. Через год приехала моя семья — жена и трое детей. И последующие пять лет мы прожили в студенческом общежитии на Николо-Козинской, тогда ул. Клары Цеткин.

— И как Вас встретили Калуга и калужане?

— Артур Эммануилович Штейнмец, создатель самостоятельной кафедры психологии, — спасибо ему за это! — сразу повел меня «на разговор» к Владимиру Алексеевичу Лыткину, ректору пединститута, и оставил нас одних. Потом к разговору присоединился Александр Иванович Панарин, первый проректор. И мы проговорили где-то часа два или даже больше.

— О чем так долго?

— Да вы знаете, практически обо всем. Но главное, что их интересовало, было следующее: зачем вы оставляете огромный город с таким культурным и образовательным потенциалом, работу, прекрасную квартиру, друзей и приезжаете в маленькую провинциальную Калугу? Что вы здесь собираетесь делать?

— И Вы рассказали о Чижевском?

— И о Чижевском тоже. Но еще и о том, что, когда я был на конференции в Тарту, меня поразил и восхитил классический университет с мировым именем, располагавшийся в крохотном провинциальном городе. Университетский город, университетская среда, университетская жизнь — мечта для ученого. Вспомните «Педагогическую провинцию» Гессе. Поэтому я загорелся идеей участвовать в создании русского классического университета в маленьком провинциальном городе недалеко от Москвы. Именно так: не в центре, но рядом с ним. Мои визави переглянулись, и Александр Иванович сказал: «Вы нам нужны».

— Чижевский не был забыт?

— На второй день моего приезда в Калугу я нашел музей Александра Леонидовича, который тогда располагался на втором этаже старого главного корпуса. Там меня встретила Елена Лазаревна Прасолова, удивительный человек и великий энтузиаст, с которой мы часа два или три взахлеб говорили об Александре Леонидовиче, о Циолковском, о старой Калуге и об удивительной атмосфере этого города, позволяющего продуцировать и воплощать самые невероятные идеи. С Еленой Лазаревной мы дружили до самой ее кончины. Она познакомила с Александром Сергеевичем Днепровским и другими удивительными калужанами. И я все больше уверялся в том, что наконец-то я — дома.

Факультет психологии

— С какого времени начался отсчет факультета психологии? Я знаю, что Вы были его организатором и первым деканом. Помните ли этот период своей жизни?

— Естественно! Это следующая невероятная история. Факультет открылся в 1993-м году. И поскольку пединститут не имел права открывать в своих стенах факультет с университетской специальностью, да еще из другого министерства, прошлось осуществить длинную многоходовку, как в шахматной партии. Сначала был создан МФПП — межвузовский факультет практической психологии, учредителями которого были Калужский пединститут, Обнинский институт атомной энергетики, а чуть позднее и Высший психологический колледж Института психологии Академии наук.

Позднее мы специальность «практический психолог» трансформировали в специальность «психолог» — уже университетскую.

И как итог — наличие университетских специальностей «психолог» и «социальный работник» в пединституте. Наряду с другими факторами позволили пединституту сначала перейти в категорию педуниверситетов, а потом и классических университетов.

— Какая база была в то время у МФПП? Факультеты же на пустом месте не открывают, к этому нужно как-то готовиться.

— База была только идеологическая. Даже бюджетное финансирование нам открыли только за месяц до первого вступительного экзамена. Но мы сразу начали кампанию по привлечению абитуриентов на факультет психологии. Стали приходить их родители и спрашивать: «А у вас солидный состав преподавателей?» «А аудитории специальные? «А места для практик уже имеются?» И десятки других вопросов…

Эти же вопросы задавались на протяжении всех первых пяти лет, до первого выпуска. И на все вопросы мы отвечали утвердительно, хотя в действительности все строилось «с колёс» — как заводы на Урале во время войны: состав преподавателей менялся чуть ли не еженедельно, аудитории «подбирали» во вторую, а иногда и третью смену за инязом и истфаком, из техники была одна старая «Электроника», которую я выпросил и отремонтировал за свой счет.

Обнинский ИАТЭ систематически сообщал, что он разрывает с нами отношения и т.д. Даже само рабочее место декана было — стол и два стула, два квадратных метра, в 35-й аудитории на Ленина. У меня до сих пор есть фотографии этого «деканата». И при всем этом по набору мы сразу вырвались в тройку лидеров среди всех факультетов — где-то 4 абитуриента на одно место! А на 50 бюджетных мест — 56 медалистов. И почти такой же набор был все годы, пока я был деканом.

— Вы — дерзкий человек! Почему люди вам поверили? Как шел учебный процесс? Как трудоустраивались Ваши выпускники?

— Да, люди нам поверили — это самое главное. И обмануть их ожидания было непростительно. Просто невозможно. Поэтому, во-первых, весь учебный план — а он за эти годы кардинально менялся несколько раз! — и был выполнен. Во-вторых, у нас преподавали лучшие ученые нашего института.

— Кого-то можете сейчас вспомнить?

— Мне не нужно специально вспоминать. Я всегда их помню и полон благодарности за понимание сложностей ситуации, терпеливое отношение к моим многочисленным недостаткам и, главное, колоссальную поддержку во всем. Это выражалось не только в преподавании на МФПП, но и в организационной, а также психологической поддержке. В первом ряду стоят Владимир Николаевич Шумейко, Дмитрий Михайлович Гришин, Владимир Иванович Бухарин, Любовь Никифоровна Медянникова, Валерий Федорович Агеев, Тамара Валентина Ивченко, Виктор Яковлевич Филимонов, Галина Васильевна Чернова и многие другие коллеги и друзья. Так что наш факультет и университет строились всем миром.

— Я знаю, у Вас часто бывали и ученые из других городов и вузов. Говорят, что Вы их чуть ли не гипнотизировали, чтобы привезти к себе!

— Как всегда, преувеличивают. Да, мы приглашали к себе ведущих ученых всей страны. Если вдруг становилось известно, что в Калугу по своим делам заехал какой-либо известный ученый, я его старался разыскать и привезти на факультет. Мы были убеждены и убеждены до сих пор, что общение с великим человеком и ученым, даже всего в течение 2–3 часов, невозможно заменить никаким формальным расписанием. Дисциплина все равно будет вычитана, но она не сможет сделать то, что в состоянии сделать личная встреча, — перестроить внутренний мир студента, изменить его в лучшую сторону.

Это как инсайт или сатори, мгновенное озарение, — вот этим я хочу заниматься! Вот так я хочу жить! Поэтому перед нашими студентами выступали Александр Григорьевич Асмолов, Владимир Николаевич Дружинин, Алексей Николаевич Гусев, Сергей Николаевич Ениколопов, Владимир Петрович Лебедев, Сергей Сергеевич Шипшин, Фарид Суфиянович Сафуанов, а также эксперты-психологи из США, десятки других интереснейших психологов, психиатров, философов, литераторов.

Как факультативы читались курсы «Психология человеческой судьбы», «Психологическое толкование сновидений», «Введение в древнеиндийскую философию», «Основы криминального профайлинга», «Психоанализ», «Психологический анализ произведений литературы», «Методы хэдхантинга» и другие. Наши студенты читали Гессе, Розанова, Апдайка, Эренбурга, Сорокина (Питирима, конечно!), Юнга, Элиаде, Радхакришнана…

В-третьих, как факультет, мы постоянно продуцировали научно-практические инициативы, которых не было в ведущих вузах страны. И за нами, с нами шло психологическое сообщество.

— Психологические курсы-то понятно. А зачем психологам индийская философия? Анализ произведений? Чтение внепрограммных источников?

— Перефразируя Маркса, «психологом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которое выработало человечество». Плох тот психолог, который имеет глубину личности и базу знаний, не превышающие университетский курс психодиагностики.

А ведь многие молодые психологи, к сожалению, «натасканы» только тестировать и формально интерпретировать результаты по руководствам к тестам. Что они могут дать человеку, пришедшему в ситуации острой психологической боли, кризиса всех надежд, потери себя и жизненной перспективы? Как воспримут этих психологов?

Поэтому одной из своих задач мы считали научить психологически анализировать и понимать — тексты, ситуации, судьбу, невысказанное и многое другое.

— Расскажите про Ваших выпускников? Где они теперь?

— Все, про кого я знаю, работают, и работают на «отлично». В том числе в экспертных лабораториях системы Минюста, в Центре имени Сербского, в судах, прокуратуре, следственном комитете, других правоохранительных органах, а также в системах государственного и муниципального управления, медицине и бизнесе, Росатоме и Роскосмосе. Некоторые живут и работают за границей: в США, Франции, Канаде, Испании, Израиле, других странах.

— И все по-прежнему психологи?

— Окончив психологический факультет, необязательно далее работать именно психологом. Но обязательно быть психологом на любом рабочем месте.

— Хорошо, что Вы затронули экспертную тему. Насколько я знаю, сейчас Ваша основная работа — судебно-экспертная? С какого времени Вы работаете судебным экспертом и сколько экспертиз выполнили за свою жизнь?

— Де-факто я делаю экспертизы и экспертные исследования — это не одно и то же — с 1979 г. Де-юре, то есть подтверждаемо документами, с 1981 г. И выполнил их где-то уже около 5000. С 1992 г. у нас в университете начала работать лаборатория судебно-психологических исследований, позднее преобразованная в Научно-исследовательский центр судебных экспертиз и криминалистики, в которой вместе со мной уже работают мои ученики и коллеги.

— Кто заказчик ваших экспертиз?

— Суды, правоохранительные органы, адвокаты, правозащитные организации, любые физические и юридические лица.

— А тематика выполняемых экспертиз?

— Уголовные, гражданские, административные дела практически по всем статьям и всем составам. Мы давно уже вышли за рамки только психологии. У нас теперь и судебная лингвистика, фоноскопия, почерковедение, ситуалогия и многое другое.

— Вы были награждены несколькими ведомственными наградами, в том числе двумя медалями, за расследование дел особой сложности. Что такое особая сложность?

— Это дела, объем которых насчитывает десятки, иногда сотни томов; дела, где требуется объединение познаний экспертов разных специальностей, например, комплексная психолого-лингво-психофизиологическая экспертиза с полиграфом или комплексная ситуационно-психологическая экспертиза с компьютерной реконструкцией авиакатастрофы; дела, по которым требуется разработка новой методики исследования или применение новых аппаратно-программных средств.

И добавьте ко всему этому лимит времени на производство экспертизы. Нередко все эти условия сочетаются одновременно. Например, некоторые особо сложные экспертизы связаны с расследованием происшествий в зонах боевых конфликтов.

— Можете привести пример какого-нибудь яркого интересного дела?

— Я иногда привожу примеры из некоторых дел, но только после того, как, во-первых, дело прошло суд либо было иное его разрешение и, во-вторых, только при маскировке всех данных, позволяющих «вычислить» участников события, послужившего основой для возбуждения дела.

Из старых дел могу вспомнить экспертизу по одному из произведений братьев Стругацких — «Пикник на обочине». Наше заключение показало, помимо прочего, что братья Стругацкие не виноваты в том, в чем их подозревали.

— Вы были идеологом и основателем Института ноосферы. Вы провели первые в России конференции по травматическому стрессу, юридической психологии, психологическому анализу почерка. Вы как психолог занимались забастовкой на крупнейшей европейской шахте «Воргашорская». И работали на Байконуре. И на Старой площади. Написали учебники по судебно-психологической экспертизе, изданные в нескольких странах.

— Главное, я — потомственный крестьянин и больше всего люблю русскую природу. Если бы вы видели, какую капусту я вырастил у себя в деревне…

Беседовал Пётр Катериничев.

Источник: «Калужские Губернские новости»

Фото: «Калужские Губернские новости»