Как связаны между собой процессы адаптации молодого специалиста в рабочем коллективе и сепарация ребёнка от матери? Над этим вопросом, находящимся на стыке таких разделов психологии, как социальная психология, психология труда и психоанализ, я задумалась, разбирая случай мягкого, беспроблемного вхождения молодого специалиста в коллектив, при котором обнаруживаются проблемы другого характера. Получается ли у человека, не прошедшего сепарацию от матери, проявить себя в социуме как зрелая личность? И как мешает ему в этом материнское наследство, шлейф в виде протежирования на ту работу, в тот коллектив, который преподнесла, заготовила ему его несепарированная мама?
Такие дети испытывают трудности в создании собственной семьи, в выстраивании взрослых отношения с другими людьми. В некотором смысле их просто нет как отдельных людей с простроенными границами Я, они продолжают являться частью целого – кусочком нерасчлененной маминой эго-массы. Механизмы поддержания слитности были описаны Мюрреем Боуэном. Главное в этом механизме – передача тревоги от матери к ребенку. Когда мать неконтролируемо «сливает» свою тревогу в ребенка, он принимает в себя эту тревогу, образуя единую общую эмоциональную систему. И даже когда ребёнок вырос, мама, стараясь поддержать его, наставить «на путь истинный», на самом деле продолжает транслировать ему свои тревоги, свои несостоявшиеся мечты, убеждения, заблуждения… При этом вхождение в социум на первый взгляд смягчается, подстраховывается. Но на деле – продлевается неразделение молодого человека с мамой и, что самое главное, окончательно в нём интернализируется, укореняется всё самое нежеланное и отрицаемое самой мамой.
Когда родители устраивают своего взрослого ребёнка на работу после учёбы «по знакомству», они возлагают надежды на то, что трудовой коллектив его довоспитывает, отшлифует. А уж позже он, возможно, сам пустится «в свободное плавание». Доведётся до ума то, формирование чего не было завершено в семье. Взрослые дети уже не воспринимают нравоучения родителей, они перестали быть для них примером, у них уже другие кумиры и идеалы. Проблема отцов и детей вечна. Да и родители к этому времени уже выдохлись, поиссякли. Их воспитательные функции зачастую, когда ребенок становится взрослым, находятся в состоянии усталости. Роберт Скиннер так описал состояние родителя взрослого ребёнка: «После появления первого ребенка в семье мы принимаем мужские и женские роли почти как солдаты. Фактически только после того, как дети покинули дом, мы начинаем понимать, что за "сражение" отгремело» (Скиннер Р., 1995). Ребёнок отделяется, сепарируется от родителей, становится взрослым и независимым. Сам он именно так считает. Но маме не всё равно, где и чему он дальше научится, и она пристраивает его в надёжное добропорядочное место, поближе, зачастую под присмотр конкретного человека - наблюдательного ока. Так из-под присмотра родной мамы взрослый ребёнок плавно поступает под опеку наблюдающей мамы.
Когда выросший ребенок работает под покровительством доверенного лица мамы, продолжается период несамостоятельности, невзросления. Взрослый ребёнок в коллективе неосознанно ведёт себя как при маме, знает, что кто угодно и за что угодно его не обидит – он под защитой. И что ему подобает быть положительным и не совершать спонтанные выпады и рискованные действия. Один из примеров сверки работы системы – редкие разговоры по телефону исключительно по деловым вопросам родной и наблюдающей мам или передача информации через третье лицо.
Но проблема в том, что родная мама не кому-нибудь вверяет своего ребёнка, а лишь тому, кому доверяет. Кто думает так же, как она сама, живёт по тем же правилам, имеет такие же заповеди и запреты, привитые с детства. И, как следствие, такие же проблемы. Человек этот выбирается родной мамой неосознанно, но очень точно и метко, комплиментарно, он тот, с кем она может себя идентифицировать.
Это приводит к той «…невротической сплоченности, присущей большинству прочных человеческих отношений, когда люди подходят друг к другу, словно ключ к замку. Если родители переносят подобные ролевые установки на своего ребенка, это приводит при построении Сверх-Я к продолжению традиции. Такого рода повторение процессов идентификации в результате экстернализации» (Айке Д, 1998, 510). Дальше срабатывает свойство человека интернализировать без критического осмысления. И взрослый ребёнок, находящийся на пороге выбора своего пути, корректировки жизненных принципов, своего становления, работы над собой, пытаясь освободиться от того, что критикуется и отрицается в своих родителях, в результате вслепую попадает под гнёт того же самого, как в ловушку.
По принципу создания препятствия для проникновения неприятных представлений в сознание, действенные заповеди и запреты родителей являются чаще всего вытесненными. Иначе в результате критического осмысления стала бы очевидной бессмысленность многих усвоенных еще в детстве ценностей. Неслучайно зачастую человек сознательно отвергает, осуждает идеалы и методы воспитания своих родителей. И, тем не менее, точь-в-точь следует им, обращается со своими детьми так же, хотя сознательно от этого отказывается. Потому что в большинстве случаев Сверх-Я действует бессознательно, как, к примеру, движения при письме или ходьбе. Так же непроизвольно воспроизводятся и многие эмоциональные привычки. «Инстанция, задающая направление нашим поступкам» (Айке Д, 1998, 504) , работает безотказно. «Своеобразным процессом является уже то, как ребенок подражает высказываниям, жестам и особенностям поведения послужившего образцом родителя, что не всегда доставляет ему радость. Часто воспроизводится как раз ошибочное, непрактичное или бесполезное поведение. Однако гораздо важнее те процессы, которые, будучи усвоенными ребенком, изменяют его личность или влияют на формирование характера» (Быховски, 1956, 11).
Дети перенимают страхи, не сознавая, что это не их собственный страх, а матери или отца. Таким же образом перенимаются и определенные защитные реакции. А по делегированию полномочий наблюдающей маме родная мать как через передаточное звено продолжает транслировать своему уже взрослому ребёнку привычки вести себя в обществе, отказ от влечений, самопожертвование, стремление к успехам и т.д.
И несёт взрослый ребёнок на себе мамино наследие, мамины спроецированные интроекции через этот «перекидной мостик», ошибочно думая про себя, что он свободен и самостоятелен. Находясь вроде бы и в коллективе на общих основаниях, но на особом положении, под защитой и покровительством человека с полномочиями, с мамиными взглядами на жизнь, увеличенными надвое (от двух-то мам). Молодой человек не входит в реальную жизнь с её своевременными уроками, а топчется на её пороге, перед входом в неё, иногда сворачивает в сторону. Так как проецируются не просто мамины взгляды, а именно то, что в ней не нравится, отрицаемое.
Родная мама экстернализируется в наблюдающую маму, а та – в ребёнка, и получается двойная проективная идентификация. Поступки подчиняются уже не первичным потребностям, а совершаются внутри конвенционального мира ролевой игры. Фрейд полагал, что обусловленные культурой вторичные процессы гораздо важнее изначальных первичных процессов маленького ребенка. «Человек создает в себе цензорскую инстанцию в форме представлений о ценностях и обязанностях, стремящуюся воспрепятствовать воздействию всех тех побуждений, которые подвергают человека угрозе оказаться нелюбимым» (Айке Д, 1998, 512). Человек ориентируется на то, «что принято». Но здесь взрослый ребёнок ориентируется не на границы группы, а на границы того человека, в которого интернализирована его мама. Это упрощает задачу адаптации молодого человека, но сужает спектр жизненных ориентиров. Пока он перерастёт ещё и свою наблюдающую маму и начнёт сепарироваться от неё – сколько же времени будет потеряно на переоценку, обесценивание, осознание – на хождение по второму кругу!
Поэтому задачей молодого человека должно быть твёрдое намерение дистанцироваться от содержаний Сверх-Я и развить собственные независимые нормативы и ценностные представления. Чтобы групповые процессы, в которые вовлечен взрослый ребенок, воспринимались осознанно. Некоторым людям это так никогда и не удается. Личность может так и не родиться, если взрослого послушного «ребёнка» будут продолжать передавать «из рук в руки».
При осознании настоящих групповых процессов период научения закончится формированием идентичности. В обычном случае детское развитие приводит ко взрослым решениям; самовоспитание во взрослой жизни должно восполнить то, что не было осуществлено в процессе развития в построении Сверх~Я и отделении от Сверх-Я.
Подводя итоги, нужно сказать, что в ситуации, когда родители устраивают своего взрослого ребёнка «к своим», при небольшом плюсе профессиональной подстраховки наблюдается очень большой минус в задержке становления личности. Через «наблюдающую маму» родная мама транслирует свою воспитательную доктрину. Зрелый поступок взрослого ребёнка – самому искать себе место работы, рискуя, набивая шишки и учась на своих ошибках. И это уже – начавшаяся взрослая жизнь, чистовик, а не черновик с подстраховкой и возможностью переписывания.
Список литературы.
1. Айке Д. Сверх- Я: инстанция, задающая направление нашим поступкам. Энциклопедия глубинной психологии. ТЛ. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие. М., Менеджмент, 1998, с. 504-520.
2. Скиннер Р., Клииз Д. Семья и как в ней уцелеть. http://svitk.ru/004_book_book/3b/725_skinner-semya.php.
3. Bychowski, G.: The Ego and the Introjects. Psychoanal. Quart., 25,1956,11.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать