М.Ш. Магомед-Эминов: «Проект “ПТСР в СССР”: 35 лет спустя»

В четверг, 29 декабря 2022 года, в 16:30 состоится онлайн-семинар «Время. Субъект. Сознание. Деятельность» факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова. На семинаре будет представлен доклад «Проект “ПТСР в СССР”: 35 лет спустя» заведующего кафедрой психологической помощи и ресоциализации факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова, доктора психологических наук, профессора Мадрудина Шамсудиновича Магомед-Эминова. Представляем вниманию читателей анонс доклада.

Подробнее о семинаре и регистрации участников...

Проект НИР действует начиная с 1987 года на факультете психологии МГУ имени М.В. Ломоносова в рамках научно-практической деятельности группы сотрудников факультета психологии (рук. — М.Ш. Магомед-Эминов). Примечательно, что в 1989 году при поддержке редакции «Комсомольской правды» удалось провести общесоюзный опрос ветеранов Афганистана и членов их семей для оценки жизненных проблем, с которыми они сталкивались после возвращения домой. Необычный для тех времен опрос (первый в СССР собственно по проблемам людей) был напечатан на первой странице ведущей газеты 24 ноября 1989 года, а 21 декабря 1989 года газета опубликовала анализ его результатов в развороте «После Афганистана» (15 000 респондентов). Сперва о термине, а потом о понятии. В этом комментарии впервые в научный оборот применительно к афганскому синдрому и был введен термин «посттравматическое стрессовое расстройство».

Кстати, в советско-американском международном проекте на базе Института Эсален (Esalen's Soviet-American Exchange Program, то есть Esalen Institute — известнейшего в мире института в области роста и человеческих потенциалов) для Post-traumatic stress disorder (PTSD), широко известного теперь как ПТСР, предлагалась более мягкая аббревиатура ПТСС (посттравматическое стрессовое состояние), так как в руководстве Международной статистической классификации болезней — МКБ (International Statistical Classification of Diseases and Related Health Problems — ICD), которая использовалась в СССР, категория Post-traumatic stress disorder (PTSD), введенная в DSM-3 (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders) в 1980, еще не значилась. Что и породило в дальнейшем научные дискуссии. После обсуждения со специалистами нашей научной группы американские ведущие специалисты согласились на термин «расстройство» вместо термина «состояние».

Эта пионерская новаторская деятельность научно-практической группы увенчалась созданием Психологической службы Союза ветеранов Афганистана 13 марта 1989 года (в один и тот же день с организацией Союза ветеранов Афганистана), проблемной лабораторией факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова «Личность в экстремальной жизненной ситуации» (научно-исследовательской лаборатории по изучению личности в экстремальной стрессовой жизненной ситуации) в 1990 году на основе решения ГКНТ СССР и финансирования из специального фонда Председателя ГКНТ в параграфе поддержки научных школ, развивающих идеи, не совпадающие с официальной медициной и наукой. В этой ситуации за терминологической проблемой встала методологическая и теоретическая проблема в понимании психологических последствий войны.

В то время психологические последствия у участников военных, экстремальных ситуаций игнорировались и подвергались теоретическому вытеснению. Официальная медицина смотрела на травму либо из оптики черепно-мозговых травм, контузий, коммоций, либо на основе военных неврозов — вариант травматического невроза, который имел долгую историю и предысторию (см. М.Ш. Магомед-Эминов «Трансформация личности» 1998 г., «Экстремальная психология» 2006 г.), либо в виде особых форм реактивных или пограничных состояний (в терминологии советской медицины тех времен). В этой ситуации и возникла необходимость финансирования из специального фонда для альтернативных НИР. ПТСР было отсутствующей проблемой в медицине, в связи с чем и возник броский лозунг «ПТСР в СССР». В психологической науке также не имелось никаких теоретико-методологических опор.

Психологические исследования и практика, если они и выходили за пределы указанных медицинских проблем, главным образом ограничивались восстановительной терапией функций конечностей после ранений (см. например А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец «Восстановление движений», 1945 г.), военных неврозов (В.Н. Мясищев и др.) и других нервно-психических расстройств, а также восстановлением нарушенных психических функций (А.Р. Лурия «Восстановление функций мозга после военной травмы», 1948 г.).

Между тем, в рамках предложенного кафедрой проекта трансформационной онтологии и антропологии личности осуществляется концептуальный сдвиг не только с натуралистически трактуемой проблемы дистресса, травмы, адаптации, утраты, но и с исследований психологических последствий войны, проведенных в оптике деятельностного подхода, ограниченных концептуальными рамками восстановления движения и функций, в экзистенциально-онтологический горизонт трансформации личности и ее смысловых структур, раскрываемых в трансформациях самого бытия личности.

Таким образом, личность вводилась в тематику психологии стресса и травмы, но в метапсихологическом плане аналитики способов работы личности (значит и работы поступания, заботы о себе и заботы о другом, в том числе, в контексте помогающих отношений, синергийной работы личности), а не индивидуальных различий или особенностей личности.

Данный проект приобрел с первых месяцев общесоюзный масштаб при поддержке ВЦСПС СССР: в 1989 году удалось провести работу по восстановлению и созданию Психоаналитической ассоциации СССР (президент — М.Ш. Магомед-Эминов), где на первом Съезде в январе 1990 года обсуждалась проблема ПТСР. В дальнейшем проект развивался и расширялся созданием кафедры экстремальной психологии и психологической помощи факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова, которая была трансформирована позже в кафедру психологической помощи и ресоциализации, действующую и в настоящее время.

В проекте НИР кафедры «Психология человека в экстремальных условиях» и «Психологическая помощь: методология и технология» с 1990 года, а впоследствии с 2017 года в рамках НИР «Проблема ресоциализации и психологическая помощь» осуществляется теоретико-методологический сдвиг от психологии стресса, травмы, адаптации к психологии и метапсихологии человека — бытию личности в экстремальной, трансординарной жизненной ситуации, в переходах повседневного и неповседневного модусов существования в процессах решения задачи на смысл в ходе работы личности над собой в перекрестье, диалектике смысла-для-меня и смысла-для-другого, смысла бытия и смысла небытия, смысла жизни (L-смысла) и смысла смерти (D-смысла) и т.д.

Таким образом, за негативным ликом экстремальной ситуации, психотравматологии, психотанатологии, традиционно трактуемых в медицинской парадигме как травматические нарушения, исходя из натуралистических моделей стресс-синдромов и из узко-психологически трактуемых когнитивных, эмоциональных и поведенческих нарушений, подрыва здоровья, ухудшения деятельности в особых трудных ситуациях, проблем дезадаптации, открывается оборотная сторона — человекомерный горизонт бытия личности и жизнеутверждающая экзистенциально-позитивная сторона.

Единство двух сторон экстремального опыта оформляется в триаде модусов смысловой работы личности: 1) модус расстройства — страдания, 2) модус экзистенциальной стойкости, мужества быть, преодоления, 3) модус духовной работы и трансгрессии. Во втором модусе конкретизируются понятия превентивность, протективность, проактивность, hardiness, резильентность и другие. В этом экзистенциально-личностном бытии человек открывается в со-бытии с Другими — во взаимодействии и противодействии, в процессах решения жизненных задач в различных модусах существования. Человек решает экзистенциальные задачи на смысл, раскрывающиеся в решении задач на жизнь, на бытие, на заботу о себе и заботу о других, требующую осуществление работы над собой и над другим.

Специально подчеркнем, что даже в современных социологических сетевых моделях, например, в последнем периоде творчества Бруно Латура отмечается теоретический сдвиг от сетевых моделей к моделям модусов существования. В отмеченной выше экзистенциально-личностной работе над собой происходит как становление наиболее человеческого в человеке, так и становление наиболее нечеловеческого в человеке. В этой дихотомии экзистенциально-личностная работа открывается в нравственном, духовном измерении человека, трансформируясь в трансгрессивную работу.

Значит, от натуралистических трактовок ПТСР был сделан сдвиг к культурно-историческому деятельному пониманию этого феномена из оптики экзистенциально-личностной работы человека (личности, субъекта) над собой, которая осуществляется в различных модусах существования личности. Несмотря на этот сдвиг, в докладе используется аббревиатура «ПТСР в СССР» прежде всего по той причине, что этот «лозунг» использовался нашей научно-практической группой в социально-психологическом, культурном значении. Мы подчеркивали научное и гуманитарное значение исследования феномена, который подвергался теоретическому вытеснению, раскрывая его как феномен испытания, требующий духовной работы личности.

Такой подход был воспринят позитивно в ГКНТ СССР, где мы и нашли поддержку, и хорошо работает в настоящее время, в том числе, в реалиях современного бытия человека. Напомним, именно в марте 1989 года в Москве проводились массовые исследования ветеранов Афганистана и членов их семей, сопровождавшиеся психологической помощью в условиях разных форм кризисной интервенции.

В 1989 году на площадке кафедры в течение 10 дней происходила совместная работа с американскими специалистами в рамках программы Эселеновского института (Esalen Institute), а потом и в США при участии его создателя и почетного председателя и организатора Esalen's Soviet-American Exchange Program Майкла Мерфи (Michael Murphy), объединения ветеранов Вьетнама (Vietnam Veterans of America — VVA) при поддержке Ветеранской администрации США (которая тогда же в 1989 году стала Департаментом по делам ветеранов на уровне кабинета министров).

Введенные в этот период в результате исследовательской и практической работы понятия «психологическая помощь», «экстремальная психология», «работа личности над собой» или работа субъекта активности, деятельности над собой, не совпадающая ни с активностью, ни с деятельностью, и многие другие понятия отвергались научным психологическим сообществом, хотя ныне они вошли в широкий научный обиход, часто утрачивая истоки введения, контексты и т.п.

Кроме того, выражение «ПТСР в СССР» позволяет нам рассмотреть научно-практический проект кафедры в рамках трех мегапроектов научного семинара «Время. Субъект. Сознание. Деятельность» факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова, включавших цикл из десяти семинаров, проведенных в течение года (с декабря 2021 г. по декабрь 2022 г.). Данный семинар с заявленной темой проводится накануне Нового года, чтобы подвести итоги и наметить перспективы междисциплинарной научной работы в 2023 году.

В движении от натуралистической трактовки экстремальности к культурно-исторической была осуществлена деконструкция понимания психического, в том числе, категории деятельности, практики, поступка. Основным теоретико-методологическим положением этой конструкции выступает тезис: в экстремальной ситуации единый процесс жизни человека, его жизнедеятельность, деятельность дифференцируется, различается на два различных, но взаимодействующих экзистенциальных плана: план предметной деятельности, который выражается в различных формах активности и видах деятельности, и экзистенциально-событийный план рекурсивной работы субъекта, человека, личности над собой, который раскрывается в процессах осуществления своей жизни, утверждения своего существования, заботы о себе и заботы о другом.

Формула деятельностного подхода А.Н. Леонтьева: «Деятельность субъекта — внешняя и внутренняя — опосредствуется и регулируется психическим отражением реальности» (А.Н. Леонтьев «Деятельность. Сознание. Личность», с. 124, 1974 г.), которая и порождается в этой деятельности. Это положение деконструируется следующим образом: экзистенциальная работа человека (субъекта, личности, Я) над собой (и над Другим) является основанием и условием предметной деятельности субъекта — внутренней и внешней — которая опосредствована психической работой. Психическая работа дифференцируется на план отражательно-рефлексивной работы, и на план работы осуществления — экзистенциальной работы.

Таким образом, в психическом выделяется и метапсихологический план практики человека над собой и над другим, и собственно-психологический план, в котором выделяется экзистенциальная работа, например, работа поступания (перекликается с поступлением, по Бахтину), которая не совпадает ни с отражением, ни с ориентировкой. Для иллюстрации, праксис у Аристотеля отличается от теории, и значит от мышления в языковых значениях тем, что в поступках нас интересует, говорит Аристотель в «Никомаховой этик»е, не что такое добродетель, а как добродетельно поступить.

Вписав в понятие субъекта работу над собой, сам субъект дифференцируется на два плана. Дифференцировав процесс жизни на предметную деятельность и эвентуальную работу, приведя их в связь и соотнесение, обнаруживается, что человек осуществляет работу над собственной активностью, деятельностью (значит и над субъектностью, и над деятельностью, практикой и поступком, и над предметностью, и над отношениями — интерсубъектностью). В оптике работы над собой субъект деятельности, активности дифференцируется, раздваивается на субъект-агиенс и субъект-пациенс. Этот аспект отмечен Декартом, но игнорируется в литературе (Магомед-Эминов, «Позитивная психология человека», 2008 г.). Человек во внутренней работе и действует (агентность), и претерпевает действие, воздействие (пациентность). Субъект и действует, и страдает, переживает. В работе над собой субъект дополняется пассивным модусом работы бытия, который выпадает из категории активного, деятельного субъекта. Он не только агентен, но он как пациенс переживает, страдает, проходит испытание.

Таким образом, в работе над собой человек проявляет усилия для делания и неделания. В экстремальной ситуации и помогающей работе работа неделания нечто, неделания определенной активности, неделания определенной деятельности становится такой же важной, как и делания нечто. Последний важный момент, в экстремальной ситуации эксплицируется, открывается скрытая, но имплицированная в сердцевину бытия субъекта работа над собой и раскрывается рекурсивная аутопоэтическая работа человека с собственной предметной деятельностью и общением.