Об идеях справедливости и социально-психологических детерминантах протестного поведения

В связи с современными политическими событиями «Психологическая газета» предлагает читателям авторскую редакцию фрагмента лекции ректора Восточно-Европейского института психоанализа, профессора Михаила Михайловича Решетникова, которая была представлена депутатам ЗАКС и партийному активу Санкт-Петербургского отделения Всероссийской партии «Единая Россия» в 2015 году.

С полной версией лекции можно ознакомиться по ссылке.

Идея справедливости

На протяжении тысячелетий поиски новых моделей государственных и общественных структур и даже формирование всего современного миропорядка шли под лозунгами борьбы за справедливость. Идея справедливости не только занимала выдающиеся умы человечества, но именно ради неё совершались реформы, революции и велись многочисленные войны.

Идея справедливости тесно связана с идеологией, основная функция которой состоит в сглаживании противоречий, а точнее — в создании некой принимаемой социумом объяснительной системы для всегда существовавших и существующих противоречий. При отсутствии официальной (или неофициальной) идеологии противоречия неизбежно нарастают, и, если не будут вовремя замечены и устранены, они закономерно ведут к социальным взрывам.

Со времен Аристотеля принято выделять два вида справедливости: уравнительную (как это было в СССР) и распределительную. Распределительная справедливость предполагает, что существует некто, получающий или присваивающий роль того, кто распределяет, а фактически — того, кто устанавливает порядок и уровень справедливости в обществе. И на кого возлагается ответственность за все формы несправедливости.

Существует несколько теорий справедливости, но остановимся только на одной, наиболее часто упоминаемой в общественных дискуссиях. Так называемая гуманитарная теория справедливости обосновывает, с одной стороны, что все люди должны иметь равные права, а с другой — что экономические отношения должны быть устроены так, чтобы наибольшие преимущества имели наименее преуспевающие члены общества.

Последнее положение было обозначено как «принцип справедливого неравенства» и нашло свое выражение в лозунге о «праве каждого на достойный уровень жизни». Эта концепция была подвергнута справедливой критике, так как принцип социальной справедливости, фактически, устраняет соревновательность в обществе и порождает неконкурентоспособную экономику, что со всей очевидностью продемонстрировал опыт социалистического строительства в СССР.

Поэтому, с точки зрения общих интересов любого государства и социума, такие подходы следует рассматривать как «антисоциальные». Адекватная современному периоду развития общества идеология должна разъяснять именно такие и подобные противоречия между принципами справедливости и интересами всего общества.

Люди не равны по своим задаткам и способностям, и любая уравнительная система противоречит естественным законам и принципам экономического и социального развития общества.

Проще говоря, если тот, кто за рабочий день производит продукции в два раза больше, чем другие, или тот, кто придумывает новые технологии, делает изобретения и открытия, создает новые товары и услуги, будет получать равное вознаграждение с теми, кто на это не способен, никакого прогресса быть не может. Наиболее талантливая часть общества утрачивает мотивацию применять свои способности.

Тем не менее, в любом обществе существуют представления о справедливом различии в доходах и том уровне, когда такое различие приобретает характер несправедливого. При отсутствии идеологии (и налагаемых ею сдерживающих факторов экономического расслоения общества) непомерно возрастает алчность и ощущение вседозволенности одних, что одновременно стимулирует уровень общественного недовольства и агрессивности в отношении первых и всего, что оценивается как несправедливое у большинства, и все это ведет к последовательному расслоению общества, нарастанию классовой вражды и дестабилизации социума.

Определенная дестабилизация характерна сейчас для всего демократического мира, который входит в новую эпоху и переживает системный кризис смены парадигмы развития. Как прогнозировалось автором еще 20 лет назад [1], эта смена, скорее всего, будет проходить чрезвычайно болезненно и нецивилизованно. Точнее — она уже идет. И именно таким путем. Протестные выступления с лозунгами и без них заполнили почти все европейские столицы.

О новом образе жизни

В новом «образе жизни», который нам активно прививают с начала 90-х, остается все меньше пространства для характерных для российского социума высоких идеалов, смыслов и нравственности, которые подменяются товарным фетишизмом и сакрализацией материального достатка. Эти проблемы давно стали предметом обсуждения и негативных оценок практически во всех странах, где все чаще упоминается проблема социальной справедливости (хотя точнее было бы говорить о нарастающей несправедливости). Надо признать, что обсуждение этой проблемы ведется достаточно вяло и спокойно, скорее — на уровне констатации, типа: «К сожалению, такова современная действительность, и с этим ничего нельзя поделать».

Не замечается и то, что всем хорошо известное главное противоречие капитализма между «общественным характером производства и частной формой присвоения создаваемых материальных благ» на протяжении последнего столетия стремительно нарастало и в настоящее время достигло безумных размеров. Например, в США 0,1% американцев владеет таким же состоянием, как 90% остального населения страны. В России ситуация намного лучше, даже в 100 раз лучше, но также соответствует малоутешительной мировой статистике, согласно которой 10% населения планеты аккумулирует 89,1% всех материальных благ. Расслоение населения по уровню доходов в среднестатистическом выражении между 10% самых состоятельных и 10% самых бедных достигает от 15 до 40 раз (в разных странах), а 40 раз — это же закритический уровень и угроза социальной стабильности.

Одновременно с этим у значительной части населения (в силу разных уровней достатка и разных стартовых возможностей) последовательно снижается доступность образования, здравоохранения и в целом — уровень и качество жизни (включая доверие ко всем властным структурам). Особого упоминания заслуживает снижение защищенности от преступности, которая за последние 40 лет увеличилась в десять раз примерно при таком же росте количества правоохранительных структур. Менее эффективно работают социальные лифты и т.д. Естественно, что это постепенно стимулирует рост общественного недовольства, особенно у молодежи.

Неоднократно поднимался вопрос: а можно ли изменить сложившийся в социуме традиционный образ жизни и ценности? Как показали события 1990-х, можно, но если он будет противоречить национальной традиции — только частично и с неизбежным расколом общества. Но в этой констатации есть и позитивный смысл: образ жизни можно менять.

О не-исламском терроризме

Хотя весь мир испытывает реальное беспокойство по поводу исламского терроризма, на территории собственных государств люди гораздо чаще сталкиваются с бытовым фанатизмом и криминальным и полукриминальным терроризмом своих же сограждан. На один международный теракт приходятся сотни «локальных», обычно квалифицируемых как преступные «расстрелы одноклассников» или «сослуживцев», «домашнее насилие» или «хулиганство», а в других случаях вообще никак не квалифицируемых.

По сути, эти два типа терроризма отличаются только масштабом угроз, жертв, наличием или отсутствием политических требований и освещением в СМИ. Но мир почему-то не замечает этих параллелей. В результате общее продвижение к пониманию современных социальных процессов явно тормозится — что-то постоянно не домысливается и не договаривается.

Приведем анализ роста террористических настроений в (обычно именуемой в качестве «самой демократической») стране, который дал проф. Джеймс Фокс из Бостонского университета (2011): «В американском обществе существует определенное число людей, которые озлоблены на окружающий мир, полностью им разочарованы, считают свою жизнь разрушенной и не хотят больше жить… И решают жестоко отомстить тем, кто, по их мнению, несет ответственность за их неудачи и не дает им шанса справиться с жизненными проблемами. Выбирая между суицидом и кровавой расправой, они, как правило, выбирают и то, и другое». Как известно, количество таких «случаев» нарастает из года в год. И эти теракты (Ланзы — в США, Брейвика — в Норвегии, Виноградова — в Москве и им подобных представителей титульных этносов) не имеют никакого отношения к исламскому терроризму. Может быть, стоит подумать о том, что кроме внешних причин роста агрессивности населения и проявлений протестного поведения существуют и некие внутренние, и попытаться посмотреть на терроризм и протестное поведение как на явления сходного порядка?

Практически все развитие человечества и все смены общественно-экономических формаций шли под лозунгами борьбы с несправедливостью и сопровождались попытками утверждения новых — более справедливых — экономических и социально-психологических отношений между людьми. Но лозунги существовали сами по себе, а общественно-экономические отношения сами по себе, постепенно дискредитируя провозглашенные некогда идеи.

В процессе истощения потенциала тех или иных лозунгов все более явно проявлялось, что не только высокие идеи, но и стремление к власти и алчность, как отмечал Ф. Энгельс, были и есть главные силы прогресса. Именно стремление к власти и алчность властных структур неизбежно приводили вначале к дискредитации высоких лозунгов и идей, и затем — к закономерной смене социально-экономических отношений и формаций.

Возможно, аналогичный процесс мы наблюдаем и сейчас, так как все еще провозглашаемые демократические принципы и лозунги все больше не соответствуют тому, что демонстрирует реальная жизнь и реальная политика. Необходимо принять как данность, отбросить иллюзии и последовательно разъяснять идущим нам на смену поколениям: не идеи равенства и братства и даже не идеи справедливости определяют индивидуальную и общественную жизнь, включая страны и народы, а жесткая конкуренция. И по мере истощения природных ресурсов планеты эта конкуренция будет только нарастать. Если мы хотим сохранить себя как единый народ и единое государство, нам нужно не просто развиваться, а активно конкурировать с другими странами и народами, в том числе в вопросах новой идеологии, как во внутренней, так и во внешней политике. В последнем случае безусловным мировым лидером является президент России В.В. Путин.

Психологические детерминанты фанатизма и протестного поведения

Общеизвестно, что террористы-фанатики — это преимущественно молодые люди, для которых характерны такие свойства, как юношеский максимализм, романтика борьбы, склонность подвергать сомнению все устоявшиеся нормы и правила, а также устоявшиеся ценности в сочетании с энергичностью и агрессивностью психологических установок. При нахождении в здоровом социуме этим естественным психологическим потребностям молодых людей противостоит консолидированная позиция взрослого большинства и стабильное государство (как одна из важнейших родительских структур), и постепенно новое поколение становится социально более адаптивным.

Но ситуация качественно меняется, когда и это (взрослое) большинство оказывается в состоянии кризиса переоценки, общественного недовольства, пересмотра всех устоявшихся норм и правил и т.д., что сейчас характерно для всего мира, который, как уже отмечалось, входит в новую эпоху и переживает системный кризис смены парадигмы развития.

Обратимся к некоторым примерам, когда именно молодые люди становились знаковыми фигурами переломных исторических событий, и начнем с Великой Французской революции. Марат еще в 19 лет увлекается проблемой социальных преобразований, а Робеспьер — к 30 годам уже один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей, идейный вдохновитель террора, утверждавший, что смертная казнь является обязанностью любого революционного правительства. Джордж Вашингтон (будущий президент США) в 22 года стал командиром ополчения, участвовавшего в колониальной войне. Симон Боливар — едва примкнув к восставшим против испанского владычества, — в 27 лет получает звание полковника и титул губернатора Пуэрто-Рико. Джузеппе Гарибальди — в 26 лет уже член тайного общества «Молодая Италия». Лев Троцкий — с юности увлекся идеей революции и уже в 18 лет (!) создал подпольный кружок, в котором насчитывалось до 200 человек. Че Гевара — в 26 лет уже овеянный славой революционер. Дед нашего премьера-реформатора Аркадий Гайдар (несмотря на дворянское происхождение) в 14 лет уже член РКП(б), а в 17 — уже командир полка в Красной армии.

Таких примеров огромное множество. И эти имена известны всем, они остались в истории! Зачем годами учиться или работать, что-то изобретать, делать открытия или писать диссертации, когда можно обрести всемирную известность через борьбу? Как соблазнительно для молодых активистов!

В середине и второй половине ХХ века наиболее значимыми были антиимпериалистические выступления, основной движущей силой которых, как и ранее, была молодежь. Эти выступления активно поддерживались Советским Союзом, как оплотом всей системы противодействия капиталистической идеологии. С крахом этой системы образовался идейный «вакуум», и ничего нового или хотя бы интересного для молодых активистов предложено не было. В итоге, часть молодежной активности растворилась в сексе, алкоголизме и поп-культуре. А другая часть начала искать идейные опоры за пределами демократического «вакуума» и империалистического беспредела.

Затем на смену истощившегося и активно подавляемого антиимпериалистического движения пришли антиглобалисты, и также преимущественно молодые люди. Но и это движение, ощутив свою бесперспективность, постепенно снижает свой накал. А активная молодежь снова обращается к поиску хоть каких-то идеалов или чего-то более значимого, чем товарный фетишизм и материальное благосостояние.

Определенное количество исходно оппозиционно заряженных социальных активистов, настроенных на перемены и страстно желающих быть услышанными, всегда присутствует в любом обществе. Это нормально и естественно. Но если культура и социум не принимает, не обсуждает или исходно отвергает идеалы такого социального активиста, а наличная власть не обеспечивает его сколько-нибудь адекватной объяснительной системой современности, он легко может трансформироваться в социального фанатика. В принципе, крах любых идеалов и иллюзий может стать причиной «некоторого умопомешательства», как Н. Бердяев определял фанатизм. Здесь уместно еще раз напомнить о все еще провозглашаемых идеалах демократии и о том, насколько они верифицируются в реальной жизни современного демократического сообщества.

Пропагандисты запрещенной в РФ ИГИЛ* и идеологи цветных революций и майданов обещают этим активистам гораздо больше — новый мир, в котором не будет богатых и бедных, «более равных», слуг и господ, неправого суда, коррупции и взяточничества, курения и наркотиков, алкоголя и проституции, двойных стандартов и однополых браков**, порнографии и гей**-парадов и т.д. Безусловно, эти идеи — очередные иллюзии и манипуляции, основанные на ведущих факторах общественного недовольства. Однако для молодых активистов, разочарованных в предлагаемом им образе жизни, в ряде случаев они оказываются более чем привлекательными.

Мне часто приходится встречаться со студенческой молодежью. Большинство соглашается, что эти лозунги — очередная иллюзия, и признают, что построение такого идеального общества невозможно. А некоторые говорят: «Это вы смирились с тем, что это невозможно!» Другие формулируют эту идею с мрачной обреченностью: «Даже если это невозможно, главное — выйти из исторического нравственного тупика, куда весь мир завела насквозь лживая западная демократия и идея общества потребления, уподобив людей скоту».

«Перемен требуют наши сердца…»

Мы все еще действуем на (выдвинутой младореформаторами в качестве основной) платформе экономизма и недооцениваем роль и силу идей. И пока ничего не противопоставили идеологии терроризма и общественного протеста. Предшествующий и современный опыт человечества со всей очевидностью демонстрирует, что ни общая территория, ни общий язык, ни общая история не делают конкретный социум единым народом. Только обращение в общее будущее является главным консолидирующим фактором, и этот образ должен быть ясным, понятным и привлекательным.

Идея справедливости — это не только лозунг, но и маркер. Дискуссия о справедливости и периодическое усиление несправедливости идут на протяжении всей истории человечества параллельно. Однако усиление этой дискуссии является маркером потребности перемен. Демократия — это весьма противоречивый общественный институт, так как провозглашенные ею лозунги свободы, равенства и братства, так же как идеи справедливости и равенства возможностей, все меньше подтверждаются в реальной жизни.

Относительно уверенно можно сказать только одно: смыслы жизни и справедливость не находят, а обретают в борьбе, но эта борьба должна вестись цивилизованными методами.

Заключение

Материал о том, как период изоляции и ограничения инстинктивных потребностей людей в широких социальных контактах повлияли на их психическое состояние и стимулировали регресс к стадным формам поведения, был опубликован «Психологической газетой» ранее, и не буду его повторять. Но лишь еще раз подчеркну, что, хотя мы и принадлежим к стадным представителям живого мира нашей планеты, не стоит уподобляться им полностью. Некогда мы осознали свою исключительность и обозначили себя в качестве «Человека разумного». Признаков трансформации этого нового вида в «Человека мудрого» пока не так много, но они уже есть, и это дает надежду на более счастливое и более нравственное будущее.

Литература:

1. Решетников М.М. Современная российская ментальность (Психоисторический анализ). – М.: Российские вести, 1995. – 192 с.

* ИГИЛ — террористическая органиазция, запрещенная на территории Российской Федерации. — прим. ред.

** ЛГБТ-движение признано экстремистской организацией и запрещено в России. — прим. ред.