Как отзовутся наши поступки? Как то, что мы делаем сегодня повлияет на наше завтра? Как прошлое влияет на будущее? А можно ли переделать прошлое, изменив тем самым и будущее? Сколько писателей-фантастов задавались этим вопросом. Герой рассказа Рэя Брэдбери «И грянул гром» отправляется на машине времени в прошлое на сафари, поохотиться на динозавров. По роковой случайности он нарушает инструкцию и, вернувшись в свой 2055 год, обнаруживает вокруг себя совершенно другой мир. Изменилось всё: от политического строя до химического состава воздуха. А причина всего этого — случайно раздавленная в далёком прошлом маленькая бабочка. Гибель одного маленького создания по принципу цепной реакции способна нарушить равновесие и запустить изменения, приводящие к глобальным последствиям.
Кто в детстве не замирал от ужаса, читая Артура Конан Дойля «Собаку Баскервилей». Сама мысль об ужасном проклятии, преследующем весь род Баскервилей, вынуждая всех потомков злосчастного сэра Хьюго расплачиваться за его злодейство, заставляла кровь останавливаться в жилах. Не потому ли так завораживает этот рассказ, что у каждого из нас есть свой «призрак собаки», преследующий из глубины веков. Как написано в Библии: «Родители съели зеленый виноград — а у детей появилась оскомина на зубах».
Иллюзия о том, что можно жить «здесь и сейчас», создавая собственное личное будущее, свободное от гнета прошлого, очень привлекательна для современного человека. Принадлежащему современной культуре человеку подчас бывает трудно увидеть и осознать, каким образом отношения в его семье на протяжении многих предшествующих поколений влияют на его нынешнюю жизнь, на восприятие современной ситуации и, по сути, «управляют» его поведением сегодня. Всё более распространяющийся культ независимости и самореализации, свободы от всяческих уз влечёт за собой иллюзию того, что можно порвать связи с прошлой жизнью, забыть прошлое, начать жизнь «как бы с чистого листа». Тем не менее, пусть и не осознавая этого, все мы в какой-то мере, подобно героям многотомного романа «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, живём в затейливом переплетении прошлого и настоящего. «Никому никогда не удавалось полностью быть самим собой; однако каждый стремится к этому: один — во тьме, другой — в полутьме, каждый по-своему…» писал Герман Гессе. Self made man, совершивший скачок по социальной лестнице и порвавший со своей семьёй (или вставший во главе её), так же не свободен от своеобразного «приданого» или «семейного наследства», как и человек, продолжающий жить в семье и испытывающий все «прелести» эмоциональной и финансовой зависимости от своих родителей.
Вопрос про то, как прошлое присутствует в нашем настоящем, не мог не заинтересовать и психологов. Ещё З. Фрейд в работе «Тотем и табу» писал: «…чувство как бы передаётся от поколения к поколению в привязке к той или иной ошибке, которую люди больше всего не держат в сознании и о той, которой вспоминают меньше всего…» Согласно Юнгу, «коллективное бессознательное», передаваемое в обществе от поколения к поколению, аккумулирует человеческий опыт. В 1960–1970-х годах вышло большое количество работ, посвящённых изучению проблемы трансгенерационной передачи. Ф. Дольто, Н. Абрахам, а также И. Бошормени-Надь обнаружили сложную проблему: как неразрешенные конфликты, тайны, «невысказанное», преждевременные смерти, выбор профессии и т.д. передаются из поколения в поколение. Источники повторений не осознаются и даже не рационализируются.
Вопросом о межпоколенной передаче задавались многие психологи. Однако как же действует сам её механизм? Каким образом она осуществляется? Некоторые исследователи считали, что еще во чреве матери с седьмого месяца беременности ребенок начинает видеть сны, и, вероятно, эти сны передает ему мать, тем самым ребенок имеет (или может иметь) доступ к ее бессознательной сфере. Аналогичные предположения на уровне интуиции делала Ф. Дольто, по мнению которой бессознательное матери и ребенка связаны, и ребенок знает, угадывает и чувствует вещи, относящиеся к его семье на протяжении нескольких поколений.
Н. Абрахам и М. Терек выдвинули гипотезу о «склепе» и «призраке» как свидетельстве о наличии «мертвеца», похороненного в другом. «Призрак — это некое образование бессознательного, которое никогда не было осознанным и является результатом передачи из бессознательного родителя в бессознательное ребенка. Сам механизм этой передачи пока неясен». Потомков носителя «склепа», вероятно, преследуют «пробелы», оставленные в нас тайнами других людей из предыдущих поколений нашей семьи. Например, кого-то из наших предков постигла смерть, которую трудно принять, или в семье произошло нечто, что заставило людей стыдиться этого. Что-то было «не так». И тогда участники событий стали вести себя таким образом, как будто стремились огранить своим молчанием себя и своих потомков от какой-то невидимой опасности. Может быть, они избегали боли утраты, может быть, они стыдились чего-то…. Но именно они заперли и стерегли в своей душе, как в «склепе», призрак семейной тайны. А этот призрак время от времени выбирался оттуда и действовал через одно или два поколения. Действует как раз эта невысказанность, обостренная молчанием и утаиванием. Эта непроговариваемость уже является патогенной, так как поддерживает в ребенке различного рода неосведомленность. По сути дела, непроговариваемость и неосведомленность создают у ребёнка пустоту, которую он заполняет уже своими фантазиями, страхами и тревогами. Однако эта неосведомленность — пустяк по сравнению с той непреодолимой тревогой родителей о том, что они скрывают. И эта тревога родителей, транслируемая ребенку и воспринимаемая им, оказывает патологическое воздействие на формирование его личности. Травма, которая передается, намного сильнее той, которую получают.
Передача способов функционирования может осуществляться осознанно, и тогда мы имеем дело с преемственностью, с верностью семейным традициям, однако, в значительно большей степени эта передача — бессознательный процесс. К осознанной (сознательной) межпоколенной передаче относятся те ее виды, о которых думают и которые обсуждают бабушки и дедушки, родители и дети, — это семейные привычки, правила, стиль жизни. О бессознательной межпоколенной передаче не говорят, это тайна, непроговариваемое, умалчиваемое, скрываемое, иногда об этом запрещено даже думать. Все это входит в жизнь потомков, хотя об этом не думают, не «переваривают». И именно в этом случае появляются травмы, соматические или психосоматические заболевания (Ф. Дольто говорила, что «все, что замалчивается в первом поколении, второе носит в своем теле»), которые часто исчезают, когда о них размышляют, говорят, оплакивают — если над ними работают и «перерабатывают» их.
Для межпоколенной передачи важно понятие скрытой (невидимой) лояльности семье. Оно является ключевым и означает ставшую бессознательной и невидимой верность предкам. Важно сделать ее видимой, осознать, что заставляет человека функционировать именно таким способом, что руководит им, и в случае необходимости поместить эту лояльность в новые рамки, чтобы человек смог обрести свободу жить своей жизнью.
Итак, давайте разберёмся, что ж это за механизмы, приводящие к тому, что прошлое нашей семьи активно присутствует в настоящем.
Эволюция эмоций и разума
Наблюдение и изучение себя всегда было одной из самых сложных задач для человека. Гораздо легче быть объективным в отношении тех аспектов мироздания, которые менее всего вовлечены в человеческую жизнь. Человеку легче объяснить рождение звезд, чем понять природу человеческих чувств. На способность судить о себе всегда будет влиять субъективность, и всегда будут присутствовать те или иные искажения. Человеку невероятно трудно наблюдать за собой, своими мыслями, чувствами и поведением, не реагируя автоматически.
Практически любой человек может вспомнить эпизоды из своей жизни, когда, поддавшись эмоциям, он действовал отнюдь не оптимальным образом. Естественно, что решения, принимаемые взвешено и рационально, будут отличаться от решений, принятых в состоянии, когда человек охвачен каким-либо чувством. И неважно, что это за чувства: сильный гнев или безудержная радость, острая тревога или глубокое горе… Важно, что решение, принятое в этом состоянии, скорее всего не будет оптимальным.
Дело в том, что в процессе эволюции наши эмоции остались примитивными, а способность мыслить появилась в процессе эволюции не так давно. Создатель теории семейных систем Мюррей Боуэн считал, что у любого человека существуют две системы функционирования: интеллектуальная и эмоциональная.
Эмоциональная система включает в себя все автоматические или инстинктивные реакции человека на любые аспекты среды. Автоматические реакции человека сходны с теми, что регулируют инстинктивное поведение у других живых существ.
Интеллектуальная система — это функция коры головного мозга, которая появилась на последнем этапе развития человека и является основным его отличием от всех более низших форм жизни. Кора позволяет думать рассуждать, рефлексировать, регулировать жизнь в определенных областях. Интеллектуальная, или когнитивная, система человека дает ему способность наблюдать за функционированием и реакциями эмоциональной системы. И вот эта способность будет различной у различных людей. То есть люди различаются по своей способности различать чувства (более субъективная вещь) и мысли (более объективная вещь). Эта способность никак не связана с интеллектом человека. Можно иметь очень высокий IQ и при этом плохо различать чувства и мысли. Практически каждый человек сталкивался с ситуацией, когда он реагировал автоматически, не задумываясь, почему он сделал так, а не иначе. Вообще эмоциональная система гораздо больше регулирует нашу жизнь, чем мы признаем.
Мюррей Боуэн ввёл понятие дифференцированность. Степень дифференцированности человека будет определяться тем, в какой мере он в состоянии различать свои чувства и мысли. Как правило, хорошо дифференцированный человек может провести различие: «это я думаю», а «это я чувствую». Однако в состоянии, когда повышается тревога (это может быть, например, в ситуации кризиса), эмоциональная и интеллектуальная системы сливаются, утрачивая способность к автономному функционированию. Именно в этих ситуациях мы не способны ясно мыслить, именно тогда наши действия и носят импульсивный характер. И вместо того чтобы «подумать об этом завтра», мы совершаем необдуманные поступки, руководствуясь импульсом. Боуэн утверждает, что «чем выше дифференциация, тем лучше функционируют люди. Они более гибки, лучше переносят стресс и свободны от различных проблем».
С другой стороны, существуют люди, эмоции и интеллект у которых настолько сплавлены, что их жизнь подчинена в основном эмоциональной системе. Здесь нужно отметить, что эти люди могут обладать могучим интеллектом, но как бы высок ни был их интеллект, на него всегда будут оказывать влияние эмоции, в конце концов подчиняя его себе. Они могут быть прекрасными учёными, но в межчеловеческих отношениях, в личной жизни их поведение полностью контролируется эмоциями. Так как этим людям трудно справляться со своими эмоциями, то они менее гибки и адаптивны, более эмоционально зависимы от всех и от всего, легко впадают в дисфункции и с трудом восстанавливаются.
Определить в обычной ситуации, каким уровнем дифференциации обладает тот или иной человек, — невозможно. Чтобы мыслительные процессы попали под власть эмоций, необходима стрессовая ситуация. Только тогда, по реакции человека, по его поведению в стрессовой ситуации можно понять, насколько его эмоции влияют на его способность принимать взвешенное решение, а сам он может оптимальным образом функционировать. Иногда за кажущееся различие в дифференциации между эмоциями и интеллектом принимают различие в стилях совладания с эмоциями. Например, человек может выглядеть замкнутым, не допускающим проявления чувств, более того, проявление чувств, по его мнению, является выражением слабости и недостойным поведением. Даже в речи такие люди часто апеллируют к туманным авторитетам: «согласно правилам», «научно доказано», «испокон веков известно», выдергивают нужную информацию из контекста. Скорее всего, это свидетельствует о том, что человек чувствует себя беспомощным, когда речь идёт об эмоциях. Он боится, что, если допустит проявление чувств, они могут «затопить» его, и он уже не совладает со своим состоянием. Другой крайний вариант — открытый выплеск любых чувств. Человек, опять же, не может справиться со своими эмоциями, и скорее они управляют им, нежели он владеет ими. Такие люди открыто эмоционально зависимы от другого, очень чувствительны, воспринимают настроение, проявления и позицию другого, не отличая её от своей собственной.
Боуэн вводит понятие шкалы дифференцированности «Я». Эта шкала имеет чисто умозрительный, иллюстративный характер и представляет собой попытку классифицировать на одной оси все уровни человеческого функционирования от низших до высочайшего потенциального уровня. Шкала не имеет прямой корреляции с интеллектом или социальным, экономическим или иным статусом. Шкала оценки уровня дифференциации начинается от самого низкого уровня недифференциированности, соответствующего 0, и завершается максимально теоретически возможным уровнем, соответствующим 100 по шкале. Стиль жизни, мышление, эмоциональные паттерны людей, находящихся на разных уровнях шкалы, столь различны, что супруги и близкие друзья обычно выбираются со сходным уровнем дифференциации.
Шкала поделена на четыре области. В диапазоне от 0 до 25% эмоции полностью доминируют над мыслительными процессами. Сознательные установки присутствуют преимущественно в виде массовых стереотипов окружающего социума, индивидуальной психической жизни у человека практически нет. При стрессе, который может вызываться даже небольшими изменениями окружающей среды, такой человек полностью попадает под власть эмоций.
У людей со степенью дифференцированности от 25 до 50% эмоции также играют главенствующую роль, но они более адаптивны, поскольку обусловлены не только «жесткими параметрами среды», но и реакциями окружающих. В этом диапазоне присутствует целенаправленное поведение, но его определяет поиск одобрения другими.
В диапазоне 50–75% люди попадают под власть эмоций только в результате сильного стресса. Чувство «Я» у них достаточно развито, а интеллектуальные функции достаточно сформированы, чтобы в большинстве случаев сохранять способность разделять эмоции и мыслительные процессы. М. Боуэн считает, что уровень дифференциации более 75% встречается у людей довольно редко. Те редкие индивиды, которые дифференцированы более, чем на 75%, легко разграничивают процесс мышления и эмоции.
Личность с высоким показателем по шкале меньше реагирует на похвалу или критику и имеет более реалистичную оценку собственного «Я»; в то время как у личности с низким показателем эта оценка оказывается значительно выше или значительно ниже реальной. Многие формы жизненного опыта могут повысить или понизить функциональный уровень «Я», но мало что может изменить базисный уровень дифференциации, приобретаемый человеком в родительской семье.
От чего же зависит базовый уровень дифференциации? Практически любая мама может заметить, что плач только что родившегося младенца не будет отличаться в ситуации, когда ребёнку холодно, голодно, у него что-то болит или он испытывает дискомфорт иного рода. Дело в том, что новорожденный ещё не обладает способностью различать свои собственные чувства. Своим плачем он даёт понять об общем дискомфорте. Ребёнок, не умеющий различать не только свои собственные ощущения, но и свои внутренние и внешние процессы, к тому же ещё не имеющий памяти, будет ощущать, например, голод как чуть ли не «разваливающийся на части мир», «вселенскую катастрофу». Чуть позже мама начинает замечать, что в разных ситуациях ребёночек будет плакать по-разному. Это — сигнал о том, что младенец начинает различать свои собственные чувства. И это — начало дифференциации. Как правило, мама уже по плачу может определить, какого рода дискомфорт испытывает ребёнок в данный момент: голоден ли он, холодно ли ему, болит ли у него что- то, а может быть, он просто заскучал. В дальнейшем ребёнку предстоит ещё пройти долгий путь до своего второго, психологического рождения. Психологическое рождение начинается тогда, когда ребёнок чувствует в себе силы быть независимым от матери, полагается на свою внутреннюю силу. То есть он сам заявляет о себе, а не ждёт, что кто-то будет управлять его поведением. Человек делает выбор, он становится ответственным за себя и за последствия своих поступков. У ребёнка развивается ощущение своего собственного «Я», которое даёт ему возможность брать на себя ответственность за свои действия, строить контакты с другими людьми, эффективно с ними взаимодействовать, адекватно относиться к авторитету других, делиться своими чувствами, выражать их, сдерживать агрессию и эффективно справляться со страхом и тревогой. Если эта задача не решена до конца, ребёнок становится психологически зависимым от других и не имеет своего чётко ощущаемого «Я». Повзрослев, такой человек не будет чувствовать в себе внутренних ресурсов, чтобы справиться со своими трудностями. В дальнейшем, чтобы справиться с переживаниями и чувствовать себя «хорошо», ему будет необходима опора на нечто внешнее. В результате вся энергия у таких людей уходит на поиски любви, одобрения, поддержание отношений в гармонии. Как следствие, они полностью ориентированы на отношения, на то, что подумают другие. Самооценка зависит от других. Всю жизнь они стремятся завоевать друзей и одобрение. Если они не находят одобрения, то уходят в себя или борются с системой отношений, в которой их не полюбили. Как правило, такие люди зависимы от родителей, затем ищут такую же систему отношений, в которой смогут почерпнуть достаточно сил, чтобы функционировать.
Таким образом, получается, что базисный уровень дифференцированности личности обусловлен предшествующими поколениями и родителями, с которыми вырос человек. Ребёнок не умеет справляться со своими сильными чувствами и пытается справляться с ними по образу и подобию того, как с такими же чувствами справляются родители. Например, уставший от «капризов» полуторагодовалого ребёнка родитель выплёскивает на него своё раздражение. В этот момент он одновременно «преподаёт урок» ребёнку о том, «как надо справляться со своим раздражением». Можно предположить, что именно этот урок и будет усвоен. Что вполне объясняет жалобы: «Ну почему он заимствует у меня всё самое худшее!?» Да потому, что дети, как правило, «копируют» то, как мы себя ведём, а не то, как мы хотим себя вести. Или, например, по какой-то причине ребёнок огорчён и не может справиться со своими чувствами. Если с завидным постоянством твердить ему: «Держись! Будь сильным! Не показывай своих чувств!», то вполне можно вырастить человека, не способного разделить с другими всю полноту эмоциональной близости, боящегося проявить своих чувства.
Таким образом, недифференцированность на уровне отдельной личности будет проявляться в низкой стрессоустойчивости, нереалистичной самооценке, зависимости от одобрения других людей, от их мнений и отношений с ними. При этом интеллект в приложении к вещам, не касающимся человека, его личности, отношений и т.д., может быть хорошо развит, но в приложении к отношениям — в их личной жизни царит хаос. Способность разделять интеллектуальное и эмоциональное относительна. Стоит тревоге достигнуть определенного уровня, и автоматические реакции эмоциональной системы начинают происходить независимо от когнитивной активности. Даже высокодифференцированная личность при достаточно высоком уровне тревоги испытывает трудности в мыслительном управлении поведением. С другой стороны, личность с низким базисным уровнем дифференциации может утратить когнитивное функционирование даже при небольшой тревоге. Нужно отметить, что чем выше тревога, тем в большей мере поведение становится автоматическим или инстинктивным.
Каким же образом это всё связано с семьёй? Человек, эмоции которого сильно влияют на возможность принимать взвешенное решение, обладает способностью «заражаться» эмоциями других людей — особенно близких и значимых. В таких семьях супруги «телепатически» читают чувства друг друга. Если у одного из них неприятности и он охвачен своими чувствами, то другой автоматически погружается в чувства партнёра. Чувствовать горе и радость другого человека как свои собственные, практически жить ими, неспособность в этот момент разделить, где твои чувства, а где чувства партнёра, воспринимается как особая форма близости. Примером может служить любовь — каждый пытается быть таким, каким его хочет видеть другой, и в свою очередь требует от партнёра подобных изменений. «Я буду таким, каким ты захочешь меня видеть: буду выглядеть так, как ты захочешь, буду думать, чувствовать и делать всё, что ты захочешь». Слияние вплоть до потери себя, стирания границ собственной личности. Такое слияние — сродни исчезновению личности как таковой (сродни смерти). Оно неизбежно повышает тревогу. В результате требуется нечто, что ослабит столь интенсивное слияние. Существуют люди, которые могут чувствовать себя «хорошо», только если они находятся «в отношениях» с кем-то. Они очень остро чувствуют собственное одиночество. Страх одиночества практически непереносим для них. Таким образом, подобные люди всю жизнь ищут идеальных близких отношений. Находят, сливаются с партнёром. Практически растворяются в нём. Возникает тревога, связанная со страхом исчезновения, следовательно, необходимо реагировать дистанцированием и отчуждением, что затем стимулирует следующий цикл поисков близости, или депрессию и отчуждение, или поиск новых систем отношений.
Таким образом, недифференцированность на уровне семьи будет проявляться в сверхблизости или отчуждённости между членами семьи, зависимости эмоционального состояния каждого члена семьи от эмоционального состояния другого, плохой способности приспосабливаться к переменам.
Люди вступают в брак, выбирая партнёра с приблизительно одинаковой способностью реагировать на уровне эмоций или разума. При этом один супруг может выглядеть более импульсивным, а другой — более сдержанным в проявлении своих чувств — речь скорее идёт о различии в стилях совладания с эмоциями. Например, очень импульсивная, «живущая своими чувствами жена» и рациональный, «держащий всё под контролем» муж, скорее всего, обладают схожим уровнем дифференциации.
В благоприятной ситуации партнёрам может быть комфортно друг с другом. Однако рано или поздно между партнёрами возникает напряжение. Источником этого напряжения может быть как внешняя ситуация (стресс), так и слишком большая или слишком маленькая дистанция между супругами. В этот момент, чтобы ослабить напряжение, на сцене появляется нечто третье или некто третий, цель которого — разрядить возникшую ситуацию.
Причём этим третьим может быть не только отдельная личность, но и предметы, проблема, хобби, работа, группы людей, домашние животные, религиозная активность и т.п. Например, сидящая дома «с ребёнком» жена, накопившая большое количество претензий к мужу, и работающий муж, испытывающий ответное раздражение, могут почувствовать «непреодолимое желание» посмотреть вечером кассету с фильмом, поиграть в компьютерные игры или просто почитать, а вовсе не общаться друг с другом. В этой ситуации и книга, и компьютер, и TV лишь помогут канализировать накопившееся напряжение без конфликта.
Теперь давайте разберёмся, что в такой ситуации происходит с ребёнком. Вполне может случиться, что этим третьим, призванным «разрядить» ситуацию, окажется ребёнок. Ребёнок гораздо более чувствителен к родительскому состоянию, чем мы это замечаем. Чувствуя напряжение между родителями, он начинает вести себя таким образом, чтобы их внимание было неминуемо приковано к нему. Кроме того, он обеспечивает родителям возможность без ущерба для их отношений получить эмоциональную разрядку. Действительно, гораздо безопасней для семейных отношений злиться на ребёнка по поводу его плохого поведения, чем на партнёра по поводу накопившихся обид. Равно как обижаться на тёщу, оказывающую «дурное влияние» на жену. Однако чаще всего втянутыми в процесс между родителями оказываются дети. Многие детские проблемы — страхи, психосоматические заболевания, трудности с учёбой, с поведением и т.д. — являются проявлением втянутости ребёнка в процесс, происходящий между родителями, устойчивым каналом для выражения эмоций и темой для безопасных родительских разговоров.
Как мы уже отмечали выше, супруги вступают в брак с уровнями дифференцированности, унаследованными от их родительских семей. Ухаживание, брак и деторождение в значительной степени регулируются эмоционально-инстинктивными силами. Большинство супругов имеют наиболее близкие и открытые отношения в период ухаживания. Супруги поглощены друг другом и своими отношениями. С одной стороны, создаётся нечто новое, не существовавшее раньше, — ощущение себя как пары, с другой стороны, супруги не перестают быть отдельными личностями. То, как будущие супруги встречаются, ухаживают и планируют брак, дает много информации об уровне их дифференцированности.
Мы уже говорили, что люди выбирают партнеров, имеющих сходный уровень дифференциации. Чем ниже их уровни дифференцированности, тем интенсивней эмоциональное слияние в браке. Слияние приводит к появлению тревоги у одного или обоих супругов. И тем больше вероятность, что понадобятся некие механизмы, помогающие справиться с возникшим в паре напряжением. Способы, которым супруги привыкли справляться с возникшим в паре напряжением, они выносят из родительских семей. Традиционно принято выделять четыре механизма «защиты от излишней близости»: эмоциональное дистанцирование, супружеский конфликт, болезнь или дисфункция у одного из супругов, передача проблем детям.
1. Эмоциональная дистанция. Нередко после интенсивного эмоционального контакта у людей может возникнуть ощущение дискомфорта и желание несколько увеличить эмоциональную дистанцию. Подобное желание может возникнуть и при чрезмерной позитивности слитности, как, например, неодолимое желание поработать после хорошо проведённого совместного отпуска, и при негативном эмоциональном заряде. Во всех этих случаях мы имеем дело с увеличением эмоциональной дистанции. Причём дистанция может быть реальной, а может быть результатом внутренних операций. В первом случае, например, один из супругов может проводить много времени вне дома под теми или иными предлогами, или же супруги очень много времени проводят в компании других людей. Иначе говоря, ситуации, благоприятные для интенсивного контакта, избегаются. Во втором случае дистанция создается более тонкими средствами, направленными на снижение эмоционального реагирования. Примеры таких средств — хроническая раздражительность, хобби, «каменное» выражение лица. Интересно, что человек может, устраняясь из эмоционального контакта с другим, очень много об этом другом думать, вести внутренние диалоги, споры.
Обычно партнеры дистанцируются автоматически, без осознавания этого. Дистанцирование, по сути, есть «клапан» для выпускания напряжения. Несмотря на то, что оно происходит автоматически, дистанцирование обычно приводит к большему психологическому расстоянию, чем хотели бы партнеры. Тогда дистанцирование сменяется сближением. В любом случае, неосознанно избегается дискомфорт, который ощущается из-за чрезмерной близости. При этом источником собственных эмоциональных реакций и дискомфорта воспринимается партнер.
2. Супружеский конфликт. Его функция — управление напряжением и поддержание равновесия в семье. В ситуациях, когда напряжение в семье нарастает, а партнеры излишне эмоционально реагируют друг на друга, их мысли часто сконцентрированы на «упрямстве, равнодушии, неразумности» другого. В такой ситуации конфликт может вспыхнуть по незначительному поводу и быстро достигнуть высокого накала. При этом могут вспоминаться давние обиды. Таким образом, при супружеском конфликте партнеры очень сосредоточены друг на друге, весь окружающий мир как бы не существует. Ошибки и оплошности партнёра очень внимательно отслеживаются. Собственной роли в повторяющейся ситуации никто, разумеется, не понимает, в лучшем случае собственная роль может признаваться, но оцениваться как необходимая и вынужденная самозащита. Если интенсивность конфликта велика, он может выйти из-под контроля и стать неуправляемым. Тогда автоматически возникают тенденции привлечения третьих лиц (или организаций, например, полиции или службы кризисного вмешательства).
Для семей обычен двухфазный режим: конфликт — последующее дистанцирование. На фазе дистанцирования каждый из партнеров может поджидать, пока другой «оступится» — что-то сделает «не так». Нередко бывает и так, что конфликты чередуются с периодами теплой близости: близость — напряжение — дистанцирование — конфликт.
Степень его может быть от мягкой до тяжелой и зависит от уровня слияния супружеской пары, а также от интенсивности тревоги.
Как ни странно, но чем больше напряжения канализируется в супружеский конфликт, тем менее вероятен ущерб для развития ребенка. Правда, если родитель начинает тревожиться о влиянии супружеских разногласий на ребенка, это свидетельствует о вовлечении последнего в процесс партнерских отношений.
3. Передача проблемы ребенку. Дети чрезвычайно чувствительны к родительским настроениям. Наверное, каждый родитель сталкивался с ситуацией, напоминающей сборы перед переездом, описанные в «Трое в лодке, не считая собаки» Дж. К. Джеромом: «Монморанси был, конечно, в самой гуще событий. Все честолюбие Мономоранси заключается в том, чтобы как можно чаще попадаться под ноги и навлекать на себя проклятия. Ежели он ухитряется пролезть туда, где его присутствие особенно нежелательно, и всем осточертеть, и вывести людей из себя, и заставить их швырять ему в голову чем попало, то он чувствует, что день прожит не зря. Добиться того, чтобы кто-нибудь споткнулся о него и потом честил его на все корки в продолжение доброго часа, — вот высшая цель и смысл его жизни; и когда ему удается преуспеть в этом, его самомнение переходит всякие границы. Он усаживался на наши вещи в ту самую минуту, когда их надо было укладывать, и пребывал в непоколебимой уверенности, что Гаррису и Джорджу, за чем бы они ни протягивали руку, нужен был именно его холодный и мокрый нос. Он влез лапой в варенье, вступил в сражение с чайными ложками, притворился, будто принимает лимоны за крыс, и, забравшись в корзину, убил трех из них прежде, чем Гаррис огрел его сковородкой. Гаррис сказал, что я науськиваю собаку. Я ее не науськивал. Этого пса не надо было науськивать. Его толкает на такие дела первородный грех, врожденная склонность к пороку, которую он всосал с молоком матери…»
Мы умиляемся, читая эти строчки ещё и потому, что поведение Монморанси напоминает нам поведение любимого чада в ситуации, когда в доме царит возбуждение перед каким-то важным событием. Чувствуя родительское напряжение, ребёнок сам ощущает беспокойство, которое затем пытается сбросить в чересчур активном поведении. Часто причиной нарушенного детского поведения является именно напряжение, существующее между родителями.
Эту ситуацию легче описать, чем объяснить. Представим себе будущую маму, которая очень тревожится за исход своей беременности. Причиной её тревог в данном случае может быть что угодно: ситуация в семье, предшествующее травматическое событие или неосторожное слово врача… Суть в том, что женщина чувствует тревогу и, не осознавая истинной причины, приписывает её своему нынешнему состоянию, то есть беспокоится за будущего ребёнка. В результате все ощущения, сопровождающие, как правило, беременность, она будет интерпретировать как свидетельства неблагополучия будущего ребёнка. «Какой ужас! Он мало шевелится. Наверное, у него что-то не так…» «Кошмар! Он так сильно толкается. Наверное, ему там плохо...» и т.д., и т.п. Постольку, поскольку в процессе вынашивания и родов психологическое состояние будущей матери играет очень важную роль, то неудивительно, что и саму беременность, и сам процесс родов женщина воспринимает чересчур обострённо. Субъективно переоценивая объективные трудности, она очень тревожится за ребёнка, за себя и проч. Родившийся младенец, как мы уже отмечали, в большой степени настроен на сенсорные ощущения. Проще говоря, когда тревожная мама берёт младенца на руки, материнское состояние передаётся ребёнку в прямом смысле через руки. Наверное, любые родители замечали, что, когда они купают совсем маленького ребёнка, он не одинаково чувствует себя на руках у разных людей. Действительно, ребёнку физически комфортней в уверенных, спокойных, «не тревожных» руках. Таким образом, реагируя на «тревожные» материнские руки, ребёнок начинает сигнализировать о своём ощущении дискомфорта. Каким образом? Да единственным доступным ему — плачем. Мама же немедленно приписывает его плачу собственное беспокойство, интерпретируя его как детское неблагополучие. Она начинает ещё больше волноваться о ребёнке, а тот, в свою очередь, ощущая её тревогу, становится ещё более беспокойным.
Всё, что сказано выше, справедливо даже тогда, когда мама не осознает своего постоянного беспокойства. Что может быть, если для неё это уже стало привычным фоном бытия. Для наглядности можно провести аналогию. Все знают, что к запаху можно «принюхаться». Невыносимо сильный запах с течением времени перестает ощущаться, хотя в действительности слабее не стал. Психика во избежание перегрузки убирала «ненужное» ощущение. Нечто похожее происходит и с постоянно возникающей тревогой. Она оказывается как бы фоном психической жизни. Раз ничего нельзя изменить, то психика, предохраняя себя от перегрузки, убирает эти переживания из области сознания, хотя сами переживания никуда не деваются. Они просто менее остро ощущаются. А тем из них, которые всё-таки прорвались в сознание, всегда находится рациональное объяснение: «Я беспокоюсь потому, что ребёнок всё время плачет». В любом случае ребенок играет свою роль: он ведет себя таким образом, чтобы оправдывать озабоченность или иной поведенческий стереотип матери по отношению к нему. Впрочем, здесь возможно и влияние случайности — например, неожиданной болезни ребенка или родителя. В результате через некоторое время мы получаем не находящую себе места от тревоги мать и действительно очень беспокойного ребёнка.
Однако нельзя считать родителя виновным, а ребенка — жертвой, поскольку данный процесс вовсе не начался именно с этого родителя — он может быть прослежен на несколько поколений назад. Можно с уверенностью сказать, что подобным поведением в этой семье отличалась и бабушка, и прабабушка… Хотя и здесь возможны исключения: важна семейная ситуация, в которой появляется ребёнок. Важно знать, что предшествовало его появлению на свет. Например, в семье, где рождению младенца предшествовали детские смерти, возникновение беспокойства за здоровье новорожденного — закономерно.
Роль отца не менее важна, чем роль матери: вовлеченность ребенка в родительские отношения непосредственно зависит от напряжения в их отношениях. Варианты отцовского поведения могут быть различны. Он может считать проблемы матери с ребенком объективными. А может, например, считать ребенка слабым или избалованным и пытаться что-то компенсировать. Может быть груб и суров, пытаясь «закалить» ребенка. В результате мать и ребенок еще более сблизятся. В целом, чем больше напряженности в отношениях родителей, тем больше слитность матери и ребенка. Инициирующую роль в этом процессе всегда играет родительская тревога. При этом у всех участников такого симбиоза нарушена способность функционировать и даже самостоятельно выживать в мире. С одной стороны, происходит инвалидизация ребёнка. А с другой стороны, родители могут столь «увлечься» родительскими ролями, что и вовсе позабудут, что они являются ещё и супругами. Часто сложности начинаются с периода пубертата у ребенка. Ведущая потребность ребенка в это время — построить свою идентичность, ответить на вопрос: кто я, что из себя представляю, куда иду. Для этого подросток определяет своеобразные границы: кем я точно не хочу быть и какой жизни я совсем не хочу, а также каковы мои идеалы, куда я стремлюсь. Ребенок старается построить свою систему ценностей, границы своей ответственности и возможностей. Семья в это время должна решить важнейшую задачу: подготовить ребенка к сепарации, к самостоятельной жизни. Если же в семье ребёнок вырос столь чувствительным к родительскому беспокойству, то его способность функционировать автономно сильно страдает. Практически невозможно в этом случае позволить себе сепарацию от родительской семьи. С одной стороны, такие дети имеют в семье достаточно высокий статус и обладают особой значимостью. С другой стороны, их психологическое развитие заторможено, и они могут не чувствовать собственных ресурсов победить в борьбе за «отвоёвывание своего места под солнцем». Такая перспектива может даже пугать их. В таком случае неудачи ребёнка будут существенно понижать напряжение в семье. Они также отвлекают время и силы у родителей, позволяют не решать других семейных проблем. Если же ребенок, тем не менее, упорно движется к успеху, то есть масса способов заставить свернуть его с этого пути. Считается, что дезадаптивность и эксцентричность поведения молодого человека имеет защитный характер. Как только родительская семья сталкивается с тем, что ребенок готов к сепарации, она становится нестабильной и дезорганизованной, повышается внутрисемейное напряжение. Это выражается в том, что учащаются конфликты, ухудшается самочувствие членов семьи. Чрезвычайно чувствительный к внутрисемейному напряжению молодой человек ощущает, что его семье грозит опасность развала или, в лучшем случае, изменения структуры и привычных способов взаимодействия. Для того чтобы сохранить все в прежнем виде, он развивает эксцентричное и дезадаптивное поведение. Помимо специфических нарушений поведения могут развиваться соматические и психические заболевания.
4. Дисфункция у супруга. Этот эмоциональный процесс связан с адаптацией супругов друг к другу. Обычно в браке обе стороны постоянно идут на компромиссы, чтобы избежать конфликта. Но в некоторых случаях компромисс может принимать очень жёсткие формы. Например, один партнёр мог быть обучен в родительской семье принимать решения за других; второй — позволять другим принимать решения за себя. Скорее всего, в браке эти люди, ощущающие себя хорошо только в этих позициях, тогда они будут действовать один — как сверхфункционал, а другой — как недофункционал. Тенденция такого рода может быть связана с обоими партнерами. Например, один партнер доминантный, а другой приспосабливающийся. Если оба пытаются стать доминантными — конфликт неизбежен. Когда оба приспосабливающиеся — возникает паралич принятия решений. В семьях, где один из партнёров «везёт» всё на себе, а другой является слегка инвалидом (неважно, физическим или социальным), супруги удачно дополняют друг друга.
Формирование этого механизма также не вполне ясно. Одним из факторов, однако, считается порядок рождения каждого из супругов. Стремление к доминантной или приспосабливающейся позиции определяется функцией, которою человек занимал в родительской семье
Пока уровень напряжения низок, дисфункция одного из супругов может не проявляться. Однако в ситуации длительного стресса недофункционал может обнаружить физическую, эмоциональную или социальную дисфункцию. Эта дисфункция, в свою очередь, может вызвать к жизни новые роли или позиции других членов семьи, в конечном счете, служащие восстановлению семейного равновесия. Роли сиделок и санитаров при дисфункциональном члене семьи ослабляют межличностную напряженность. Это распределение — чисто функциональное: нередко можно наблюдать, как в случае выхода из строя «сильной» стороны «слабая» действует вполне эффективно.
Все четыре механизма должны поглощать существующее напряжение в семье. Для этого могут быть задействованы и все четыре области, и лишь одна из них. Любые симптомы в нуклеарной семье, супружеский конфликт, дисфункция одного из супругов или нарушения у ребенка будут менее интенсивными при низком уровне тревоги и более интенсивными при высоком уровне тревоги.
Межпоколенные процессы в семье
Выше мы описали способы, которым супруги справляются с возникшим в паре напряжением, механизмы «защиты от излишней близости». Теперь давайте разберёмся с истоками этих механизмов.
При рождении и даже в чреве матери ребенок получает определенное количество посланий: ему передают фамилию и имя, ожидание ролей, которые ему придется играть или же избегать. Эти ролевые ожидания могут быть позитивными и/или негативными. Из еще неродившегося ребенка сделают, например, спасителя или козла отпущения. Как феи вокруг колыбели Спящей Красавицы, ему много всего предскажут — предписания, сценарии, будущее. Это будет сказано явно или останется невысказанным, будет подразумеваться «по умолчанию» и храниться в строгой тайне. Однако, явные или неявные, ожидания будут «программировать» ребенка. Затем семья и окружение начнут вводить эту программу в психику ребенка, и в результате его жизнь и смерть, брак или безбрачие, профессия и хобби — будущее в целом — станут производной от всего семейного контекста.
Н. Фреско писала об интервью с пациентками, которые были детьми, рожденными на замену погибшим в концентрационных фашистских лагерях. Эти пациентки несли непосильное бремя — возместить родителям их невозместимые утраты. Они страдали от чувства вины выживших, т.к. они были живыми детьми, которые никогда не могли занять в родительском сознании места умерших детей и лишь напоминали им прежний объект любви. Они страдали и от не поддающегося объяснению чувства, что они самозванцы, подмена умершим детям, всего лишь экран для проецирования родительских ожиданий, предназначенных их умершим сиблингам, а между тем у них есть собственная личность и собственная жизнь. Они чувствовали вину за свой гнев на родителей, которые столько перестрадали и в то же время отказывались признавать своего ребенка за отдельную личность.
Сальвадору Дали удалось избавиться от своего предназначения быть «замещающим» ребенком. Он думал над тем, кто он, и, вероятно, частично понял механизм выживания в качестве «замещающего» ребенка: «Я прожил смерть прежде, чем прожил жизнь… Мой брат умер за три месяца до моего рождения. Моя мать была потрясена этим до глубины души. И в чреве матери я уже ощущал тоску моих родителей. Мой плод омывала адская плацента. Я глубоко переживал это навязанное присутствие, как будто меня обделили любовью. Этот умерший брат, чей призрак встретил меня, носил имя Сальвадор — как мой отец и я, и это не случайно… Я научился жить, заполняя вакуум любви, которая мне в действительности не предназначалась».
Определенные базисные способы отношений между матерью, отцом и ребенком воспроизводят способы прошлых поколений и будут воспроизведены в последующих. Таким образом, все мы выносим из родительских семей определённый «багаж».
Множество симптоматических паттернов, таких как алкоголизм, инцест, физические симптомы, насилие и суициды, нередко повторяются из поколения в поколение. Зная о передаче определенных паттернов через многие поколения, можно предсказать те же самые процессы для будущих поколений. Тщательно изучая историю семьи и учитывая детали жизни текущего поколения, можно восстановить способы функционирования прошлых поколений. Узнавание и исследование таких паттернов может помочь семье понять, какие способы адаптации она использует, и избежать повторения неприятных моделей в настоящем и их перехода в будущее, освоив другие способы совладания с ситуацией.
Что же происходит на уровне одного поколения и как это превращается в тот самый «семейный багаж»? В каждой супружеской паре существует некое фиксированное количество недифференцированности. И оно может распределяться по четырём каналам, которые мы описывали выше. Таким образом, мы можем наблюдать семьи, где практически нет супружеских конфликтов, оба супруга здоровы, а ребенок имеет максимум проблем.
Как мы уже писали, на более тонком уровне проективный процесс связан с материнским инстинктом и степенью, в которой тревога позволяет ему реализоваться во время беременности и в первые месяцы жизни ребенка. Процесс начинается с материнской тревожности, а отец играет поддерживающую роль, помогая ей реализовать тревожность в материнстве. Ребенок отвечает на тревогу матери собственной тревожностью, которую она ошибочно воспринимает как проблему ребенка. Родители начинают гиперопекать ребенка, преобразуя свою тревогу в излишнюю заботу о ребенке. Устанавливается паттерн инфантилизации ребенка, при котором ребенок постепенно становится все более проблемным и требовательным. Как только процесс начался, дальше он может запускаться как тревогой матери, так и тревогой ребенка. Обычно симптомы появляются эпизодически, в стрессовые периоды на протяжении детства, а затем перерастают в более серьезный симптом в подростковом возрасте или после него.
Еще более глубокая степень слияния матери и ребенка может протекать бессимптомно вплоть до ранней юности, когда ребенок впервые попытается жить самостоятельно и рухнет в психоз. Шизофрения, согласно этой теории, продукт дисфункции во многих поколениях. В каждом следующем поколении симптоматика нарастала, а уровень дифференциации Я снижался, пока, наконец, в очередном поколении не проявилась шизофрения.
У разных детей в семье может быть разный уровень дифференциации. И если уровень одного ребёнка высок (что проявляется в хорошо сформированном Я, низком уровне импульсивности и т.д.), то его брат или сестра могут иметь низкий уровень дифференциации. Такая ситуация может наблюдаться если родители склонны разряжать своё напряжение на одном из детей. Имеется в виду, что родители проецируют собственные эмоциональные конфликты на ребёнка и одновременно пытаются его контролировать. Ребенок, на котором проективный процесс сфокусирован в наибольшей степени, менее всего способен адаптироваться к жизни и в итоге имеет более низкий по сравнению с братьями и сёстрами уровень дифференциации Я.
Между детьми недифференцированность распределяется следующим образом: она отдается одному ребенку, а если количество слишком велико для одного, включается еще один, обычно в меньшей степени, чем предыдущий, и т.д.
Обычно объектом проекции становятся: старшие дети; единственный ребенок противоположного пола; те, кто особенно эмоционально значим для матери, или те, кто, по ее мнению, особенно эмоционально значим для отца; дети с какими -либо дефектами; единственные дети; единственная дочь или единственный сын, когда остальные дети другого пола; особенные дети, которые были раздражительны, ригидны, находились в плохом контакте с матерью с самого начала. Дети, на момент зачатия и рождения которых пришлось состояние повышенной тревоги. Количество особых эмоциональных вложений в таких детей изначально велико.
Женщины, которые в подростковом возрасте больше мечтали о муже, чем о детях, будут скорее иметь супружеский конфликт или дисфункцию (или нефункционального мужа), а женщины, представлявшие себя в будущем скорее матерями, чем женами, будут склонны к проективным процессам на детей.
Таким образом, понятно, что родители передают одному или нескольким своим детям часть своей незрелости. Чтобы проиллюстрировать этот процесс, я начну с родителей со средним уровнем дифференциации и допущу, что в каждом поколении родители проецируют основную часть своей незрелости только одному ребенку, таким образом, максимальная нарушенность сосредотачивается в каждом поколении в одном ребенке. Кроме того, я допущу, что один ребенок в каждом поколении вырастает относительно вне эмоциональных требований и нажимов со стороны семьи и достигает наиболее высокого уровня дифференциации, возможного в данной ситуации. По существу невозможно, чтобы такая последовательность возникала из поколения в поколение, но она действительно иллюстрирует этот процесс.
Пример: допустим, что мы могли бы измерить уровень дифференциации по шкале от 1 до 100. Представим себе родителей со средним уровнем дифференциации 50. У них есть трое детей. Уровень наиболее вовлеченного ребенка — 35, что существенно ниже, чем базовый уровень родителей. У данного ребёнка будут наблюдаться наибольшие нарушения. Уровень другого ребенка 50, такой же, как базовый уровень родителей. Третий вырастает относительно вне семейных проблем и достигает уровня 60, что выше, чем у родителей. Если учесть, что ребенок с уровнем 35 заключает брак с супругом, уровень дифференциации которого в районе 35, то особенности этого брака будут изменяться в зависимости от способа, с помощью которого в этой семье будет решаться проблемы. В семье с наибольшей проекцией будет спокойный брак и почти полная сосредоточенность на здоровье, благосостоянии и достижениях наиболее вовлеченного ребенка, уровень которого будет, в этом случае, ещё ниже, например, 20. Они могли бы иметь другого ребенка, растущего вне семейных проекций, с уровнем 45, то есть выше, чем у родителей. Иметь двоих детей, одного с уровнем 20, а другого — 45, едва ли возможно. Ребенок с уровнем 20 уже находится в зоне риска и подвержен целому спектру проблем. В начале он может быть сверхуспевающим в школе, а затем, в подростковом возрасте, перенести эмоциональный срыв. С особой помощью он, возможно, смог бы окончить школу, провести несколько лет бесцельно, а затем найти супруга, чьи «потребности в другом» так же велики, как и у него. У них, вероятно, будет множество проблем в браке, со здоровьем, социальных проблем, и проблемы будут слишком велики, чтобы их можно было спроецировать лишь на одного ребенка. Они могли бы иметь одного ребенка с уровнем 10, другого 15, и третьего, растущего вне семейных проекций, с уровнем 30, намного превосходящим уровень родителей. Те дети, чей уровень 10 и 15, являются кандидатами на полный функциональный спад до таких состояний, как шизофрения или нарушенное поведение. Это иллюстрирует предыдущие утверждения о том, что необходимо несколько поколений, чтобы человек достиг уровня «отсутствия Я» и появления шизофрении. В среднем, незрелость будет прогрессировать существенно медленнее. Кроме того, в каждом поколении есть дети, продвигающиеся вверх по шкале, и в средней семье процесс много медленнее, чем показано в этом примере.
Итак, процесс семейной проекции работает в семье на протяжении многих поколений. Но заметен он только тогда, когда становится достаточно интенсивным. В более мягком варианте это настолько обычный процесс, что люди рассматривают его просто как часть жизни и как естественное единение между детьми и родителями. Kaк отмечалось ранее, в большей степени этот механизм определяется чувствительностью родителей и только после этого — актуальными потребностями ребенка.
В группе братьев и сестёр один ребенок будет более, чем остальные, вовлечен в этот процесс, хотя если процесс достаточно интенсивен, в него могут быть вовлечены и остальные дети. Выделенный ребенок развивает повышенную чувствительность к эмоциям родителей, реагирующих описанным выше способом. Остальные братья и сестры менее чувствительны к эмоциям родителей. Они вырастают более дифференцированными, с большим разделением между чувствами и мыслями, чем у их податливого сиблинга. Они склонны больше учиться на сильных сторонах родителей. Вовлеченный же ребенок знает о родительской эмоциональной незрелости и стимулирует ее.
Теория Боуэна предполагает, что люди выбирают партнеров по браку с уровнем дифференциации, близким к их собственному. Следовательно, из поколения в поколение ребенок, обременённый родительскими проекциями, женится и функционирует с большей эмоциональной интенсивностью, чем его родители. Их сиблинги создают семьи, по эмоциональным уровням близкие или менее интенсивные, чем родительские. С этой точки зрения, в любой семье существуют ветви с повышающимся и ветви с понижающимся уровнями дифференциации. Конечной точкой такой прогрессии в направлении недифференцированности являются разнообразные дисфункции. Формы шизофрении, хронический алкоголизм и даже, возможно, хронические физические заболевания, очевидно, являются манифестациями высокоинтенсивных вариантов этого процесса.
В любом поколении случайные события могут замедлить этот процесс. Аналогично, неблагоприятные обстоятельства могут ускорить его. Важной переменной является наличие механизмов в браке, отличающихся от проекции и способных поглощать напряжение. На определенном уровне могут играть роль изменения в обществе и последующие колебания тревоги. Важным фактором социальной тревоги может стать исчезновение необходимых ресурсов и перенаселенность.
Шизофрения, в этой концепции, это естественный процесс, который помогает расе оставаться сильной. Слабость семьи фиксируется в одном ребенке, который вряд ли женится и будет иметь потомство.
Попробуем рассмотреть, как передаётся из поколения в поколение отношение к беременности и родам. Знаменитые опыты Харлоу доказали, что уже на уровне приматов опыт общения с матерью воспроизводится. Если опыт общения с матерью был искажен или нарушен, то материнское поведение разрушается и у дочек-самок приматов. Разумеется, те же факторы «работают» и у человека. Для одних женщин беременность и деторождение становятся колоссальным сдвигом к зрелости и повышению самооценки, другие находят патологический путь, заканчивающийся потенциально вредоносными и нагруженными негативными эмоциями отношениями «мать — ребенок». Для будущей матери физические и эмоциональные перемены, сопровождающие беременность, являются нормальной критической переходной фазой и, следовательно, приводят к оживлению конфликтов и тревог прошлого. И если в этом прошлом имелось негативное отношение матери беременной к ее собственной (матери) беременности и материнству, если рождение самой беременной было для ее матери нежелательным и сопровождалось тяжелой семейной ситуацией и проблемами в супружеских отношениях между ее родителями, то высока вероятность того, что «нормальная критическая фаза» превратится в патологическую, и ныне беременная дочь своей матери повторит то же самое негативное отношение к материнству. Для женщины, чья мать была «достаточно хорошей», временная регрессия, сопровождающая беременность, — приятная фаза развития, на которой достигаются дальнейшая зрелая интеграция, повышение самооценки и духовный рост (Винникотт подчеркивал важность того, как именно мать физически и эмоционально обращается с телом ребенка и его нарождающимся Собственным Я, т.к. это обращение входит в состав опыта этого ребенка, его сознательные и бессознательные фантазии. Внутренний образ матери, создающийся при этом, и есть тот образец, с которым дочь всю жизнь стремится как идентифицироваться, так и отойти от него). Но для других, чьи амбивалентные чувства к матери не получили разрешения, а по отношению к важнейшим фигурам из детства доминируют негативные чувства, неизбежная регрессия беременности облегчает выход на поверхность ранее не разрешенных конфликтов, против которых до сей поры существовала защита. Поэтому беременность — самое серьезное испытание отношений матери и дочери. Если первичные, младенческие отношения беременной с ее матерью были конфликтными, это может предопределить конфликтность будущего материнства дочери. Таким образом, материнство — это опыт, как минимум, трех поколений. Существуют клинические подтверждения гипотезы о том, что природа будущего материнского отношения зависит от опыта взаимодействия с собственной матерью в детстве, от того, как мать относилась к своей беременности и родам.
Эмоциональный разрыв
Итак, какова же дальнейшая судьба ребёнка, выросшего в слабодифференцированной семье. Кроме прочих задач, семья должна подготовить ребенка к самостоятельной жизни. Если же в семье ребёнок вырос чувствительным к родительскому беспокойству, то его способность функционировать автономно сильно страдает. На уровне ощущений это может выражаться: и в чрезмерной привязанность к родительской семье, и в ощущении, что никто так, как родители, тебя не поймёт и не оценит, и в слишком большой поглощённости процессом «отвоёвывания своих прав» у родителей и т.д. Суть одна — в этом случае позволить себе сепарацию от родительской семьи очень трудно. С одной стороны, такие дети имеют в семье достаточно высокий статус и обладают особой значимостью. С другой стороны, их психологическое развитие заторможено, и они могут не чувствовать собственных ресурсов жить самостоятельной жизнью. Перспектива решать свои проблемы, нести за что-то ответственность может даже пугать их. Чувство ответственности, как и любой навык, не появляется в одночасье. Его нужно выращивать и воспитывать постепенно, всё «увеличивая дозу», в зависимости от возраста. Таким образом, получается, что ребёнок в пубертате сталкивается с задачей, заведомо превышающей его возможности. Что, в свою очередь, не добавляет ему уверенности.
Поведение подростка во время пубертатного периода — типичное проявление незавершенной эмоциональной привязанности к родителям. Большей части людей, в той или иной степени, присущи незавершенные эмоциональные связи с родителями. Это подтверждается большинством психологических теорий, считающих эмоциональные кризисы нормой для подросткового периода. Теория же семейных систем не поддерживает подобную точку зрения. Хорошо дифференцированный молодой человек, с раннего детства правильно и систематически переживающий процесс взросления и отделения от своих родителей, гладко продолжит процесс взросления и на протяжении подросткового периода. Пубертатный период становится благоприятной возможностью для начала принятия ответственности за себя, а не для борьбы с незавершенной эмоциональной привязанностью к родителям. Для значительной части людей в подростковом периоде будет характерно отрицание связи с родителями и принятие, в некоторой степени, крайних позиций с претензией на взрослость. Интенсивность отрицания и претензий в подростковом периоде является достаточно точным индикатором степени незавершенных эмоциональных связей с родителями.
Естественно, что в этот период подросток отрицает интенсивную эмоциональную связь с родителями. Более того, его действия и претензии направлены на то, чтобы казаться более независимым, чем есть на самом деле. Чтобы достичь этого эффекта, подросток может прибегать к эмоциональному разрыву, то есть созданию эмоциональной дистанции, при помощи внутренних механизмов или физического отдаления. Но это иллюзия свободы от семейных уз.
Всё вышесказанное справедливо не только для подростков. Какую-то степень незавершенной эмоциональной привязанности имеют все люди. Чем ниже уровень дифференциации Я, тем интенсивней эмоциональная привязанность. Паттерн эмоционального разрыва касается того, как люди отделяют себя от прошлого, чтобы начать жизнь в настоящем. Человек, который убежал из родительской семьи, и человек, который никогда не покидал ее, могут быть в равной степени эмоционально от нее зависимы. Человек может прибегать к изоляции, уходу в себя, бегству или отрицанию важности родительской семьи, может сочетать эмоциональную изоляцию и дистанцию — всё это лишь подтверждает, что существует невидимая «эмоциональная пуповина», связывающая его с родительской семьёй. Тип механизма, используемый для достижения эмоциональной дистанции, не является индикатором интенсивности или степени незавершенности эмоциональной привязанности. У убежавшего из дома существует огромная неутолённая потребность в эмоциональной близости, но, одновременно, он испытывает к ней неприязнь. Он убегает, обманывая себя, что этим он достигает «независимости». Человек может похоронить родителей, сменить страну проживания, состариться, но его внутренние диалоги с уже умершими родителями не прекращаются. Да и сама жизнь, все его поступки как будто направлены на то, чтобы кому-то что-то доказать. Но чем сильней эмоциональный разрыв с его родителями, тем более он подвержен повторению того же самого паттерна в будущих взаимоотношениях. У него могут быть интенсивные взаимоотношения в браке, которые он будет считать временами идеальными и незыблемыми, но паттерн физической дистанции остается частью его. Когда в браке нарастает напряжение, он будет использовать тот же самый паттерн бегства. Он может «сбегать» от одного брака к другому. И тогда очень интенсивные эмоциональные отношения (неважно, позитивные или негативные) будут сменяться периодами охлаждения или «внезапными» влюблённостями. Или человек может устроить свою жизнь, окружив себя многочисленными партнерами, или его взаимоотношения могут становиться всё более кратковременными. Яркий пример этого — взаимоотношения Дон Жуана или «бродяги», переходящих от одних взаимоотношений к другим, каждый раз обрывая эмоциональные связи с прошлым и отдаваясь нынешним взаимоотношениям. Тот же самый паттерн может применяться к взаимоотношениям на службе и к другим областям жизни, где существует эмоциональная зависимость в отношениях.
Человек, добивающийся эмоциональной дистанции при помощи внутренних механизмов, имеет трудности другого порядка. Он в состоянии оставаться на месте события в периоды эмоционального напряжения, но более подвержен внутренним дисфункциям, таким как психическая болезнь, эмоциональным дисфункциям, подобным депрессии, социальным дисфункциям, подобным алкоголизму и состояниям эпизодической безответственности по отношению к другим. Лучшим примером является депрессия. Чем выше тревога в окружении, тем больше такой человек эмоционально изолирует себя от других, при этом создается впечатление, что он поддерживает нормальные отношения в группе. Значительная часть людей использует разнообразные сочетания внутренних механизмов и физической дистанции, обращаясь со своими незавершенными эмоциональными связями с родителями.
Чем более интенсивен эмоциональный разрыв с прошлым, тем больше вероятность того, что у человека возникнут те же проблемы в браке, что и у его родителей, но, возможно, в более ярко выраженном виде. В следующем поколении его дети тоже прибегнут к эмоциональному разрыву, но, возможно, еще большей силы.
Иногда эмоциональный разрыв с прошлым связан с процессами, происходящими в обществе. Семьдесят лет истории нашей страны содержат много трагических страниц. Это и годы революции и террора, войны и репрессий. Редкая семья, живущая в СССР, не испытала на себе этих влияний. Кроме того, советская политическая и социальная системы создавали режим, который способствовал отрыву членов семьи друг от друга. Существуют исследования, доказывающие факт того, что если в семьях, подвергшихся репрессиям, поддерживалась память о бабушках и дедушках, где нет «белых пятен» в семейной истории, в целом функционирование было намного выше, нежели в семьях, сделавших из этого тайну. Если же члены семьи охраняли молчанием эту тайну (что, по сути дела, принимало форму эмоционального разрыва с прошлым), то семья имела большое количество различных дисфункций. Кроме того, естественно, сами не сознавая этого, члены семьи в эмоционально трудных для них ситуациях прибегали к эмоциональному разрыву как способу решения возникшей проблемы. В этих семьях наблюдалось больше разводов, депрессий и прочих дисфункций.
Чем лучше семья поддерживает контакт с родительскими семьями, тем меньше проблем и симптомов в обоих поколениях. Существуют специальные техники для восстановления эмоционального контакта с родителями.
Порядок рождения детей
Чтобы разобраться, все ли дети так восприимчивы к процессам, происходящим между родителями, сделаем одно отступление.
В работах Адлера, Дрейкурса, Тоумена и проч. показывается, что модели поведения людей во многом определяются порядком их рождения в родительской семье. Существует ограниченное число возможных ролевых позиций в семье в зависимости от количества детей, их пола и промежутка между рождениями. Альфред Адлер утверждал, что большая часть будущего отношения ребенка к жизни носит отпечаток положения его в родительской семье. Именно исходя из семейной структуры ребенок делает первые выводы о жизни, о своей собственной ценности в сравнении с другими и испытывает первое чувство принадлежности или отторжения. В зависимости от интерпретации своей позиции он формирует уникальные отношения и поведение, которое служит способом найти место в группе. Рудольф Дрейкурс отмечал, что особенности личности и характера развиваются благодаря соревнованию между братьями и сёстрами, что соревнующиеся дети наблюдают друг за другом, чтобы понять пути и средства, с помощью которых другой добивается успеха или терпит неудачу. Там, где один из братьев добивается успеха, другой, в особенности следующий по возрасту за этим ребенком, может уступить; там, где один проявляет слабость и недостатки, другой может добиться успеха.
Нет двух одинаковых детей, рожденных в одной и той же семье, которые выросли бы в одной и той же обстановке. И не существует двух детей, к которым родители относились бы или любили бы одинаково. Это миф, что родители любят всех своих детей одинаково. Возможно, они любят всех детей, но каждый ребенок занимает в их сердце разное место. Родители по-разному реагируют на первого, второго или третьего ребенка, на мальчиков и девочек, на красивых и невзрачных детей, на детей, которые активны и здоровы, и на детей, которые больны и пассивны. Кто-то по-разному относится к умным и к глупым детям, к детям с особыми талантами и к обычным детям. С рождением каждого ребенка атмосфера меняется, поскольку меняются родители. Они приобрели опыт при воспитании первого ребенка, и теперь у них, вероятно, совершенно другое отношение к тому способу воспитания, которым они будут воспитывать следующего ребенка. Вероятно, в экономическом плане они стали более благополучны. Возможно, они переехали на новое местожительство, у них новые соседи, что оказало влияние на их мировоззрение и на то, каким образом они хотят воспитывать своих детей. Это обязательно окажет влияние на детей. Каждый новый ребенок всегда оказывает влияние на всех членов семьи. Если же этого не случается, то новый член семейной группы ощущает себя посторонним в этой семье.
Характеристики, которые обнаруживаются у детей, исходя из их порядкового положения в семье, могут не всегда соответствовать тому, что излагается в этом разделе. Тем не менее, вероятность того, что здесь излагается, очень велика. Самый младший ребенок может демонстрировать характер, часто присущий самому старшему ребенку, или самый старший ребенок может вести себя таким же образом, как зачастую ведет себя самый младший ребенок в семье. Поведение будет зависеть от того, как воспринимают себя в семейной группе эти дети и как они пытаются найти свое место.
1. Единственный ребенок. Обычно единственный ребенок больше, чем другие дети, чувствителен к правилам и ожиданиям родителей и старается им соответствовать. Такие дети склонны мерить себя по взрослым стандартам, поскольку нет других детей, с которыми они могли бы себя сравнивать. Единственный ребенок часто более традиционен, честолюбив, добивается успеха и нередко обладает лидерскими качествами. Единственный ребенок обладает как рядом преимуществ, так и рядом недостатков.
Преимущества.
- Единственного ребенка родители могут обеспечить большим, чем нескольких детей.
- У родителей больше времени на ребенка.
- Родители уделяют ребенку больше внимания.
- Ребенок никогда не подвергнется травме из-за свержения с трона другим ребенком.
- Ребенок никогда не будет вынужден соревноваться с другими детьми.
- Ребенок может быть центром внимания для расширенной семьи — бабушек, дедушек, тетушек, дядей и других.
Недостатки.
- Ребенок может испытывать одиночество.
- Ребенок может стать эгоистичным.
- Ребенка могут сверхопекать; ему могут не позволить вести «нормальную» жизнь и быть физически таким же активным, как и большинство детей. Родители могут стараться защитить единственного ребенка от любого возможного физического ущерба.
- Часто родители соперничают друг с другом за любовь ребенка, что может вызвать трения между ними и установить ситуацию, когда ребенок может «использовать» одного родителя против другого.
- Ребенка может вовлечь эмоциональный процесс между родителями, и он может посчитать себя за это ответственным.
- Ребенок может жить в страхе, что если что-то случится с родителями, он останется один во всем мире.
- У ребенка могут появиться трудности в принятии решения, потому что все решения принимаются за ребенка.
- У ребенка могут возникнуть трудности установления взаимоотношений в школе из-за того, что у него мал опыт общения с другими детьми.
- Ребенок может испытывать общую депривацию из-за того, что у него нет ни брата, ни сестры.
Единственный ребенок может проявить и консерватизм, и строптивость. Он либо полностью принимает все ценности родителей, либо восстаёт против них. Он редко придерживается середины.
2. Самый старший ребёнок. Хотя самый старший ребенок может проявлять ряд черт, характерных для единственного ребенка, — поскольку в течение некоторого времени он был единственным, — но все же набор характеристик заметно отличается. Старшие и единственные дети похожи в том, что они более традиционны и честолюбивы, чем родившиеся вторыми или третьими. Когда мы говорим «самый старший ребенок», то подразумевается, что в семье есть еще и другие дети. Появление другого ребенка в семье почти всегда представляет угрозу для самого старшего. Самому старшему ребенку до появления второго не было необходимости делиться родительским вниманием и заботой. Появление второго ребенка низвергает с трона самого старшего. Ни один из последующих детей не подвергается такому низвержению с трона, как самый старший, потому что они никогда не были единственными детьми; они всегда были вынуждены делить своих родителей с другими детьми. Одной из самых характерных черт старшего ребенка является его потребность оставаться «первым» и быть первым во всем. Если ребенку не удается быть «первым» при помощи позитивного поведения, то он может искать возможности остаться «первым» при помощи негативного поведения и таким образом привлекать внимание родителей. Многие старшие дети считают, что обладают правом получать особое внимание и занимать особое положение в семье. Часто самые старшие дети бывают робкими и сверхчувствительными. Часто именно они особо близки с родителями. Ещё одна черта старших детей — серьезность и ответственность. Часто они служат образцом для других братьев и сестер, становясь в этом качестве очень директивными. Некоторые старшие дети могут обижаться из-за возлагаемых на них обязанностей, таких как: забота о младших братьях и сестрах, необходимость больше выполнять домашние обязанности, лишения материальных преимуществ, потому что они должны делиться с младшими братьями и сестрами. Но, в общем и целом, самые старшие дети — «хорошие» дети, развивающие у себя навыки, которые вызывают одобрение у взрослых: ответственность, добросовестность, стремление к достижениям, честолюбие. Старший ребенок может чувствовать себя ответственным за семейное благосостояние, продолжение семейных традиций, часто становится лидером.
3. Второй ребенок. У второго ребенка весьма неудобное положение в жизни. В сравнении с ним все кажутся большими и совершенными. Обычно второй ребенок сравнивает себя со старшим сиблингом, часто чувствуя себя ниже. Второй ребенок обычно очень конкурентен, настроен на то, чтобы догнать, если не перегнать старшего брата или сестру. Второй ребенок никогда не испытывал всецелое внимание родителей, как это испытывал в течение некоторого времени первенец. Он может восставать против превосходства первенца. В большинстве случаев второй ребенок — полная противоположность первому. Если первенец пассивен, то второй ребенок обычно активен. Действительно, некоторые настолько активны, что их считают гиперактивными. Если первый ребенок славный и готовый к сотрудничеству, то второй может иметь проблемы с поведением. Многие родители считают, что эти дети всего лишь родились с разными личностными особенностями и темпераментами. Однако эти различия обусловлены соревновательностью. В любом случае, родителям следует удерживаться от сравнения детей и от использования одного как образца для другого.
4. Средний ребенок. Когда в семье появляется третий ребенок, то положение второго ребенка меняется, и он становится средним. В этой ситуации он чувствует себя зажатым с двух сторон, подобно «начинке сэндвича». Теперь у него не только нет власти и привилегий самого старшего ребенка, но его не балуют и не любят, как нового малыша. Зачастую это полностью меняет отношение ребенка к жизни и к семье. Многие становятся настолько обидчивы, что отбиваются от рук и превращаются в проблему для семьи. Они считают, что им нет места. Они сравнивают себя со старшим ребенком. Сравнение оказывается не в их пользу — у старшего вся власть. Они сравнивают себя с младшим, свободным от всякого давления, и которого защищают родители. Тот же эффект. На практике мы наблюдаем, что средний ребенок часто вырастает самым независимым от семьи. Скорее он связан с людьми вне семьи, в особенности с группой такого же уровня. Такая группа легко оказывает на него влияние, и он с легкостью принимает ее ценности. Интересно, что очень многие из бывших хиппи были из средних детей. Такие дети особенно чувствительны к критике. Они воспринимают её как стремление руководить ими. К сожалению, общество с готовностью принимает на веру, что средний ребенок по природе представляет собой проблемного ребенка. Когда у среднего ребенка появляются проблемы, то люди зачастую реагируют на это так, как будто этого следовало ожидать.
5. Самый младший ребенок. Самый младший ребенок всегда занимает особое место в семье. Насколько особое — будет зависеть от того, будут ли родители не выпускать из рук «последнего ребенка» и делать его зависимым от них больше, чем это необходимо, или же появление нового ребенка не планировалось и, по сути, не было желательным. В последнем случае самый младший ребенок может почувствовать, что он нежеланен, и не ощущать себя частью семьи. Такие дети могут пытаться интегрироваться в семью при помощи обаяния, покорности и старания быть приятным всем. Или ребенок может отдалиться, чувствовать одиночество и оставаться аутсайдером. Но подобные случаи редки. В основном младших детей в семье балуют и защищают все члены семьи, в некотором смысле у таких детей больше, чем одна пара родителей. Часто старшие дети являются функциональными родителями младшим. В зависимости от того, как семья реагирует на ребенка, самый младший ребенок может прийти к заключению, что положение, при котором он остается слабым и зависимым, — удобная позиция, потому что он может использовать в своих целях каждого. Или же ребенок может захотеть сравняться со всеми семейными «гигантами» и стать серьезным учеником, быстро схватывающим всё. Тогда он станет самым успешным из всех братьев и сестер.
Часто самые младшие дети верховодят в семье. Они устанавливают требования и диктуют их другим. Если их требования не удовлетворяются, то они устраивают скандал. Очень часто они, в конце концов, получают то, что хотели, потому что родители требуют, чтобы старшие дети уступили этому ребенку, поскольку он все еще мал и «ничего не понимает». И таким образом самый младший ребенок может стать тираном. С другой стороны, самые младшие дети не обязательно зависят от своих родителей в том, чтобы они их развлекали или составляли им компанию. Часто самые младшие дети формируют сильные связи со всей семьей и особенно с одним из своих братьев или сестёр. Они также создают связи с другими детьми в школе или по соседству. Можно увидеть самых младших детей, которые испытывают ущербность своего положения относительно старших братьев и сестер, потому что они не воспринимают его серьезно и не слушают его внимательно. Но в целом младшему ребенку больше свойственны: беззаботность, оптимизм, готовность принимать чужое покровительство.
6. Другие факторы. Следует рассмотреть ряд других факторов, которые могут оказать влияние на развитие личности ребенка. При отсутствии других детей с мальчиком и девочкой могут обращаться как с двумя единственными детьми, и у них можно будет найти множество характеристик, присущих единственному ребенку. Аналогичным образом, когда дети рождаются с интервалом, превышающим шесть лет, то с ними могут обращаться, как с единственными детьми.
В другие важные факторы, которые следует рассмотреть, входят следующие:
- больной ребенок, с которым, возможно, обращаются как с «особенным»;
- очень красивый или очень талантливый ребенок, которым очень гордятся родители и который занимает совершенно особое место в семейной структуре;
- ребенок, рожденный после смерти ребенка;
- единственная девочка среди нескольких мальчиков или единственный мальчик среди многих девочек;
- ребенок — особый любимчик родителей;
- ребенок, подающий надежды, или медленно развивающийся ребенок, или с задержкой развития;
- самый старший мальчик, следом за которым сразу идет успешная сестра.
Боуэн считал, что идеи Тоумена замечательно согласуются с его собственными наблюдениями и открывают новое измерение в понимании того, как происходит выбор ребенка для его включения в процесс разрядки напряжённости между родителями. Хотя чем интенсивней напряжённость, тем с большей вероятностью реципиентом становится самый младший на тот момент ребенок, ибо в силу возраста он — самый недифференцированный. По мнению Боуэна, зная степень, в которой люди соответствуют личностным профилям, мы можем предсказать, какая степень слияния будет у супругов в браке и какие эмоциональные процессы в семье будут преобладать. Например, ответственный, с низким уровнем тревожности старший ребенок в высокой степени свидетельствует о хорошем уровне дифференциации в семье.
Кроме того, по мнению Боуэна, способы взаимодействия между партнёрами могут быть связаны с порядком их рождения в семье. Если учитывать личностные особенности, диктуемые порядком рождения, то часто проблемы супругов могут быть обусловлены проблемой функционирования в различных позициях.
Например: старшая дочь, имеющая младшего брата, и младший брат, имеющий старшую сестру, создав семью, могут чувствовать себя вполне комфортно, ибо будут взаимно дополнять друг друга. Старшая дочь знает о том, как заботиться о младшем брате, младший брат вполне готов принять заботу старшей сестры. Скорее всего, эта семья будет устроена по типу: жена — сверхфункционал, муж — недофункционал. Брак между двумя младшими детьми, имеющими старших брата и сестру противоположного пола, скорее всего будет выглядеть как союз двух недофункционалов. В периоды, когда тревога будет низка, этот брак может выглядеть как вполне устойчивый. Но в стрессовой ситуации супругов ожидает паралич в принятии решений. Младший брат привык, что о нём заботится старшая сестра, и, следовательно, ожидает инициативы от своей супруги. Она же, являясь младшей дочерью, в свою очередь, привыкла, что о ней заботится старший брат, и, следовательно, ожидает от мужа, что тот решит все проблемы. В результате оба взирают друг на друга с надеждой, ожидая инициативы от своего партнёра. Брак между двумя старшими детьми, имеющими младших противоположного пола, ожидают трудности иного рода. Это — два сверхфункционала, привыкших заботиться о младших, к ответственности за другого. В результате у каждого из них может быть своё видение, как найти выход из создавшейся ситуации. Стремление «сделать для семьи как можно лучше», но своим способом может выглядеть как борьба за власть. Аналогичная ситуация может быть и с единственными детьми.
Социальный регресс
Боуэн утверждает, что эмоциональные процессы в обществе подобны эмоциональным процессам в семье. Исходя из этой гипотезы, для любого общества будет иметь место следующая закономерность: чем больше напряжения в обществе (что характерно для войн и кризисов), тем больше отдельные его члены стремятся к совместности и слиянию. Если вспомнить рассказы людей, переживших войну, то можно отметить нечто общее: «Было трудно, но мы все жили как одна семья». Однако мы помним, что при преобладании сил слияния вырастает менее дифференцированное потомство, которому трудно сепарироваться, а следовательно, оно вынуждено прибегнуть к эмоциональному разрыву, чтобы построить свою идентичность. В результате мы имеем поколение шестидесятников — тех детей, кто родился во время войны (когда в обществе преобладали силы слияния), прибегнувших к эмоциональному разрыву со своим прошлым. Мы уже писали о последствиях эмоционального разрыва для жизни последующих поколений. Чем более интенсивен эмоциональный разрыв с прошлым, чем меньше учитывается опыт предыдущих поколений, тем больше вероятность того, что у следующего поколения возникнут те же проблемы, что и у предыдущего, но, возможно, в более ярко выраженном виде. В следующем поколении его дети тоже прибегнут к эмоциональному разрыву, но, возможно, еще большей силы. История нашей страны — наглядное тому доказательство.
Когда напряженность в том или ином социуме начинает превосходить некий порог, определяемый его уровнем дифференцированности, этот социум стремится привлечь третью сторону: например, развязать конфликт или, наоборот, вступить в альянc. Недифференциованному обществу, подобно недифференцированной семье, трудно разрешить свои проблемы без поляризации по любому вопросу, без разрывов, взаимного сверх- и недостаточного функционирования и т.п. Результатом является серия кризисов, разрешающаяся в основном через восстановление комфорта, а не через тщательно продуманный подход, основанный на принципах уважения к различным точкам зрения.
Боуэн предполагает, что в определенные исторические периоды существовали общественные тенденции либо к дифференциации, либо к слиянию, и, по всей вероятности, они сохраняются.
Чем ниже уровень социальной тревоги, тем больше будет присутствовать конструктивных способов поведения и больше прогрессивных направлений социального изменения. Взаимоотношения при этом более свободны, реактивность между отдельными личностями и группами присутствует реже.
Таким образом, эмоциональный процесс в обществе — больше чем просто «фон» для наблюдения конкретных способов семейного взаимодействия.
Работа в этой области в значительной степени только «набирает обороты», и научные исследования в рамках этого подхода, особенно статистические, пока чрезвычайно редки или вовсе отсутствуют. Возможно, работы по «теории хаоса» и «фракталам» смогут подсказать, как самое незначительное событие сможет изменить «всё».
Заключение
Можно подумать, что полностью избавиться от груза своего прошлого и его воздействия никогда не удастся. И хочется, вслед за героем рассказа Рэя Брэдбери «И грянул гром» (с которого мы начали эту статью), воскликнуть: «Неужели нельзя вернуть эту бабочку в прошлое? Неужели нельзя оживить её? Неужели нельзя начать всё сначала?»
Безусловно, можно. И первый шаг — осознавание. Каким образом я включён во все семейные взаимодействия, что из своей семейной истории я повторяю. Шаг второй — дифференциация из эмоционального поля семьи. Научиться осознавать и ощущать себя отдельной личностью, принимающей на себя ответственность за свои решения, а не воспроизводящей автоматически наиболее привычные формы поведения и возлагающей, как Король в фильме Марка Захарова «Обыкновенное чудо», всю вину за свои промахи на «троюродную тётку».
Лишь осознав своё место на генеалогическом древе и ощутив при этом собственную автономию, мы можем сознательно строить свою жизнь. Лишь таким путём можно прервать цепочку бесконечных повторений и не передавать своим потомкам ответственность за действия, совершённые не ими.
Литература
- Берталанфи Л. фон. История и статус общей теории систем. Системные исследования. Ежегодник. М., 1973.
- Брутман В.И., Варга А.Я., Хамитова И.Ю. Влияние семейных факторов на формирование девиантного материнского поведения.
- Варга А.Я. Системная семейная психотерапия. Краткий лекционный курс. СПб: Речь, 2001.
- Варга А.Я. Системная семейная психотерапия // Основные направления современной психотерапии. М.: Когито-Центр, 2000.
- Варданян А. Этюды по детскому психоанализу. М.: Когито-Центр, 2002.
- Витакер К. Полночные размышления семейного терапевта. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.
- Драбкина Т.С. Теория семейных систем Боуэна. В кн. Системная семейная психотерапия. СПб: Речь, 2001.
- Конан Дойль А. Обряд дома Месгрейвов. Собрание сочинений в 8-ми томах. Т. 2. М., 1966.
- Маданес К. Стратегическая семейная терапия. М.: Независимая фирма «Класс», 1999.
- Миллер А. Драма одаренного ребенка и поиск собственного «Я». М.: Академический проект, 2001.
- Минухин С., Фишман Ч. Техники семейной терапии. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.
- Пайнз Д. Бессознательное использование своего тела женщиной. СПб, 1997.
- Фрейд З. Моисей и монотеизм. М.: Олимп, 1997.
- Фрейд З. Тотем и табу. М.: Олимп, 1997.
- Хамитова И.Ю. Семейная история и ее влияние на переживание беременности.
- Черников А.В. Интегративная модель системной семейной психотерапевтической диагностики. Тематическое приложение к журналу «Семейная психология и семейная терапия». М., 1997.
- Шутценбергер А.А. Синдром предков. Трансгенерационные связи, семейные тайны, синдром годовщины, передача травм и практическое использование геносоциограммы. М.: Институт психотерапии, 2001.
- Эльячефф К. Затаенная боль. Дневник психоаналитика. М., 1999.
- Bowen M. (1974). “Bowen on Triangles”. Edited and transcribed by K. Terkelsen. The Family, 2 (2): 45-48.
- Bowen M. (1978). Family Therapy in Clinical Practice. New York: Jason Aronson.
- Bowen M. (1979). “Anxiety and Emotional Reactivity in Therapy”. Videotape produced by the Georgetown Family Center, Washington, DC.
- Bowen M. (I980a). “Defining a Self in One's Family of Origin-Part 1”. Video-tape produced by the Georgetown Family Center, Washington, DC.
- Bowen M. (1980b). “Defining a Self in One's Family of Origin-Part 2”. Video-tape produced by the Georgetown Family Center, Washington, DC.
- Bowen M. (1981). “A Day with Murray Bowen, MD”. Lecture. Sponsored by the Family Living Consultants of the Pioneer Valley, Northampton, Massachu-setts, November 4,1981.
- Bowen M. (1983). “Violence as a Human Problem”. Videotape from conference titled “Violence as a Family and Societal Problem”, Cosponsored by Fort Sam Houston and Brooke Army Medical Center, Houston, Texas.
- Bowen M. (1984). “Two Days with Murray Bowen, MD”. Workshop. Sponsored by The Western Psychiatric Institute and Clinic, University of Pittsburgh, Pittsburgh, PA.
- Bowen M. (I987a). “Bowen Clinical Conference”. Transcribed by L.S. Keeton. From videotape produced by the Georgetown University Family Center, Washington, DC, November 16, 1984.
- Bowen M. (1987b) “Triangles and Differentiation”. Videotape produced by the Western Pennsylvania Family Center, Pittsburgh, PA.
- Bowen M. (1988). “A Day with Murray Bowen, MD”. Workshop. Sponsored by the Center for Family Consultation, Chicago, Illinois, May 7, 1988.
- Bowen M. (1995). “A Psychological Formulation of Schizophrenia”. Family Systems: A Journal of Natural Systems Thinking in Psychiatry and the Sciences, 2 (I): 17-47.
- Haley J. Problem-solving therapy. Jossey-Bass. San Francisco, 1976.
- Titelman P. (Ed.) (1987). The Therapist's Own Family: Toward the Differentiation Self. Northvale, NJ: Jason Aronson.
- Toman W. Family constellation (third edition). New York: Springer, 1976
Источник: Хамитова И.Ю. Межпоколенные связи. Влияние семейной истории на личную историю ребенка // Журнал практической психологии и психоанализа. 2003. №4.
Отличная статья!
, чтобы комментировать
Очень интересно, благодарность автору.
, чтобы комментировать
«Лишь осознав своё место на генеалогическом древе и ощутив при этом собственную автономию, мы можем сознательно строить свою жизнь. Лишь таким путём можно прервать цепочку бесконечных повторений и не передавать своим потомкам ответственность за действия, совершённые не ими.» Допускаю, что я что-то не понимаю, но разве психоанализ не этим занимается? Только термины другие.
, чтобы комментировать