«История моего успеха, или Как психология помогла не потерять надежду»
Моя жизнь как бы разделилась на две части: до 15 декабря 2010 года и после. Иногда я ловлю себя на том, что говоря о каком-то событии я акцентирую на том, что это было «до…».
Но сначала немного о себе. В психологию я пришла 18 лет назад. Закончив педагогический институт и получив специальность «учитель физики и математики» я начала работать в школе-интернате № 1 города Армавира, где в классе основная масса детей имела проблемную семью и, как следствие - кучу психологических проблем. Сказать, что было трудно, значит ничего не сказать. Чувство злости и бессилия в общении с такими детьми накрывает очень часто и тогда я поняла, что психология, которой я увлекалась все пять лет института мне нужна не только, чтобы справиться со своими профессиональными задачами, но и выжить в этой профессии, уцелеть в ней психологически. Именно это побудило меня обратиться к психологии как профессии.
Спустя несколько лет я уже работала в своем институте преподавателем кафедры психологии, обучалась в аспирантуре и готовила диссертацию. Это были 90-е годы и время становления психологической службы образования. Тогда Армавирский государственный педагогический институт был одним из первых в Краснодарском крае под научным руководством профессоров Котовой И.Б., Недбаевой С.В., Шиянова Е.Н. и при поддержке выдающихся психологов ученых и практиков Дубровиной И.В., Талызиной Н.Ф., Лидерса И.Г. где была открыта психологическая служба вуза, куда я получила приглашение работать одним из специалистов. Первые же дни работы показали, что для реальной практической работы необходима и хорошая практическая подготовка. Это побудило меня пойти в обучающую программу по гештальт-терапии Московского гештальт-института и параллельно в международную школу психотерапии на Юге России по направлению «Системная семейная психология». По счастью, моими учителями стали ведущие тренера МГИ Хломов Д.Н., Кедрова Н.Б., Тарасов В.И., Вершинин А.И. и лучшие системные психотерапевты Австрии Герда Мета, Регина Хилберт, аналитики Элизабет Викуколь, Луиджи Тринклер. Благодаря им я не только стала профессиональным психотерапевтом, познала тонкости профессии практического психолога, психотерапевта, но и полюбила свою профессию настолько, что мысль о том, что я устала в профессии и хочу в ней отдохнуть, даже не приходит в голову, хотя отдыхать и иметь свои методы профилактики выгорания тоже дала мне психология.
Помогать людям справляться со своими проблемами стало моей профессией.
Но параллельно с профессиональным ростом росла и моя семья, подросли две мои дочери. Многие родители (особенно родители – педагоги) думают, что они могут все проконтролировать в развитии своего ребенка. Я с этим заблуждением рассталась достаточно тяжело.
15 декабря – день моего рождения. Говорят, что 40 лет отмечать не принято, а мне наверное не следовало планировать отмечать 41, потому что именно в этот день случилось несчастье с моей дочерью Катериной. 15 декабря в 12 ночи мои дети очень тепло поздравили меня с Днем рождения и в 1.00 я уехала на семинар третьей ступени «Основы супервизии в гештальт-подходе» в г. Москва. Доехать я успела только до Ростова-на-Дону, когда утром в поезде неожиданно раздался очень сухой звонок и врач реанимации сказал, что моя дочь попала в ДТП и мне необходимо срочно приехать. На вопрос, в каком она состоянии, он ничего не ответил.
В то, что моя 18-летняя дочь выживет, не верил ни один врач. Тяжелая черепно-мозговая травма, гематома мозга, диффузные аксональные повреждения и как следствие – отек мозга, кома третьей степени. И это если не брать во внимание переломы основания свода черепа, 8 ребер, таза, разрыва легкого, его отека. Но на эти повреждения уже никто особого внимания не обращал, так как собственных сигналов ни к дыханию, ни к сердцебиению не было. Если бы не психология, выработавшая личную устойчивость и способность опираться на других людей, принимать их поддержку, наверное можно было бы сойти с ума за те две недели, которые дочь была в коме. Но у меня включился какой-то внутренний моторчик, позволивший продолжать работать, читать лекции и ходить в реанимацию как на работу утром и вечером, только чтобы услышать фразу «по-прежнему стабильно тяжелая».
То, что эта фраза не приговор, а «НАДЕЖДА», я поняла уже на пятый день, когда утром ко всем ожидающим выходил заведующий реанимационным отделением и объявлял о том, что чей-то родственник за эту ночь скончался. А еще я поняла, что в данной ситуации важно, чтобы ум оставался очень трезвым и возможность быстро реагировать (искать лекарства, которых нет вообще в городе, а есть только за 250 км), а также большая вера в то, что это обязательно поможет. Наверное, если бы не эти качества и помощь друзей и коллег, сейчас, спустя три года, не было бы таких результатов.
Есть очень важный момент, который мне кажется на грани чего-то мистического. Когда однажды поздно ночью дежурившая детский реаниматолог вместо уже много раз услышанной фразы вдруг предложила мне самой пройти в палату и посмотреть на неё, что-нибудь ей сказать, я одетая как космонавт во все стерильное смогла подойти к своему ребенку, взять ее за руку, поцеловать, сказать, что я не злюсь на неё, что жду её и люблю. Врач сказала, что дочь в этот момент улыбнулась, я этого правда не видела, но уже через несколько дней у нее появилась динамика.
К сожалению, в нашей стране родственникам не рассказывают, с какими психологическими проблемами они могут столкнуться при таких черепно-мозговых травмах. То, что аксоны отрастали заново и человек проходит все стадии возрастного развития с соответствующими проявлениями может вызывать массу тяжелых негативных чувств. В то время, как требуется четко понимать, какие проявления являются естественными возрастными или кризисными на каждой ступени.
А еще важное наблюдение как психолог я получила за эти месяцы. Сложно пережить то, что такой травмированный человек очень часто прибегает к ретрофлексии. Невозможность направить свою злость на внешний мир проявляется в ретрофлексивных действиях к себе. Дочь выдергивала трубки, разрывала швы. С выздоравливающими людьми нельзя проявлять только позитивные чувства. С ними надо позволять себе и здоровую агрессию, и злость, потому что именно злость помогла моей дочери снова заговорить и начать коммуницировать с внешним миром, выйти из своего внутреннего.
Позади 3 года, 8 операций, титановый позвонок. Сейчас дочь ходит уже без костылей, продолжает учиться в институте по своей специальности «Дизайн», пишет маслом картины. Они, кстати, стали гораздо ярче и насыщенней. Младшая дочь учится на «клинического психолога» в Курском государственном медицинском университете и первой ступени гештальтерапии в МГИ. Я же пройдя еще две специализации, одна из которых «Психотерапия травмы и ПТСР» достаточно успешно работаю с людьми, пережившими различные травмы.
В последние годы появилось желание делиться накопленным опытом, результатом этого желания стало участие в последних двух конкурсах «Золотая Психея» в номинациях «Проект года в психологической науке» и «Проект года в психологической практике», а также выпуск учебно – методических пособий и монографий «Психологическое обеспечение образования», «Дидактический комплекс по курсу «Педагогическая психология», «Непрерывная психологическая практика студентов 1-5 курсов», «Социально-психологическое сопровождение сексуальных насильственных преступлений», «Работа психолога и гештальт-терапевта со сновидениями», участие в больших краевых проектах Краснодарского края «Порог успешности» по психологическому сопровождению ЕГЭ, «Профилактика насилия среди несовершеннолетних», «Детская деревня Виктория» и др.
Еще Эриксон говорил, что основным новообразованием зрелого возраста должно стать чувство неуспокоенности, а я думаю, что это должно быть основное чувство любого психолога. Нельзя ни на минуту переставать учиться, расти, развиваться. И именно это слагаемые моего успеха, а еще вера и надежда в то, что у каждого человека есть большие собственные силы, нужно только помочь поверить в них.
Щербанева Наталья, Армавир.