Ответственность психоаналитика: симптом - требование – желание

(по материалам мастер-класса 14 мая 2011 в Доме Учёных, Санкт-Петербург)

Фройд постоянно предостерегал своих последователей от «скрещивания» психоанализа и психотерапии. Его слова стали почти лозунгом для психоанализа – «Не пытайтесь никого лечить». Он неоднократно подчёркивал, что излечение болезни не является прямой целью и единственной задачей психоанализа, а этика клинической работы состоит в том, что аналитик не отвечает на запрос пациента и не исполняет его требования по оказанию помощи, и вообще не обслуживает его симптом, а сохраняет нейтральность. Не менее известно и другое изречение классика: «Если психоанализ ещё и лечит - то нам это только в плюс», из чего следует, что оказание помощи пациенту является лишь побочным эффектом от аналитической работы.

Исходя из этого тезиса, можно задать вопрос: если аналитик не удовлетворяет запрос и не отвечает на зов о помощи больного человека, что он тогда делает? Если анализ не является оказанием услуг, и вообще не вписывается в формат отношений клиента и специалиста, что тогда связывает аналитика с пациентом, с которым он работает? И если аналитик нейтрален по отношению к личности, то перед кем тогда он несёт ответственность? И что считать успешным анализом?

Сделать человека счастливым и избавить его от страданий - не представляет никакой сложности. Это самое элементарное дело. Мы отлично знаем, что вылечить любой психологический недуг может кто угодно, даже древние шаманы справлялись с этим ничуть не хуже нынешних психотерапевтов (вероятно, поэтому последние в той или иной степени постоянно обращаются к опыту предков: начиная от юнгианских архетипов, заканчивая сращением терапии с эзотерикой, йогой и медитацией). Вылечить болезнь не сложно, куда сложнее понять функции того или иного симптома, определить, зачем он возник и для чего субъект создал его себе. Самое худшее, что можно сделать с психологической проблемой - это просто от неё избавиться, так и не поняв, для чего она была нужна и о чём она нам говорит. Вылечить симптом - это значит перерезать ту ниточку, которую бросает нам бессознательное.

Тем не менее, в анализе мы можем иногда наблюдать уход симптома, однако, само по себе это ещё не является критерием успешности. Социологические исследования и вовсе говорят о том, что около двадцати процентов всех «психологический проблем» можно вылечить при помощи 50-минутного молчания. Поэтому психоанализ и не ориентируется на излечение симптома и не отсчитывает свою результативность, сравнивая процент исцелений с различного рода психотерапиями и психологическими методиками, тем более что при таком высоком эффекте плацебо вести статистику вылеченных случаев просто некорректно. Для психоанализа избавление от проблемы, личностный рост, самоосознание, повышение качества жизни (всё, что относится к уровню личности), не является показателем успешности (хотя, во время анализа возможно такое побочное проявление как улучшение самочувствия). Всё это по той причине, что анализ лежит в плоскости, эксцентричной по отношению к личности пациента. Психоанализ не работает с личностью пациента. Он работает с субъектом бессознательного, и свою ответственность несёт только перед ним.

В анализе происходит не избавление от той или иной проблемы, а (1) проработка симптома и (2) выбор симптома, то есть, встретив то выстраданное наслаждение, которое в симптоме кроется, пациент может либо распрощаться с ним, либо сохранить этот «сувенир» на память, либо смастерить что-нибудь ещё, как в известном анекдоте: «Заикание я не вылечил, но теперь это моя изюминка». Во всяком случае, хорошо известны прецеденты, когда успешный анализ заканчивается созданием симптома, формированием психологической проблемы, или бредовой истории, или усилением невроза (не будем забывать, что латинское слово «problema» обозначает ещё и «щит»; если помнить и об этом измерении симптома, то стоит несколько раз подумать, прежде чем избавлять пациента от проблемы, отнимая его единственный щит). Если терапия просто устраняет актуальную проблему (что никак не препятствует появлению новой - истерические случаи показывают нам это постоянно), то аналитическая проработка позволяет субъекту встретить своё бессознательное наслаждение, скрытое в симптоме, и тем самым обесценить его.

Существует множество примеров того, как простое исцеление недуга лишь обостряет все конфликты, а не прорабатывает их. Сам Фройд приводит примеры того, как излечение симптома оборачивается для субъекта куда более пагубными последствиями по сравнению с теми, что доставлял ему симптом. Можно вспомнить и случай алкоголика, которого супруга почти насильно приводит к врачу. Незадачливый терапевт в течение пары сеансов избавляет его от алкогольной зависимости и, вполне довольный собой, объявляет об исцелении пациента; теперь семья может жить спокойно. Однако не проходит и двух месяцев, как брак не только распадается, но пациент этот оказывается вовлечён в конфликты куда более глубокие, чем простой алкоголизм. Зависимость позволяла ему избегать супружеских отношений (в чём и состоял изначальный запрос его жены), обильные возлияния - наиболее социально приемлемый и безобидный способ стать импотентом: во всяком случае, сексуальную составляющую во всякой зависимости замечают не так-то часто. Человек принимает алкоголь для того, чтоб обессилить себя, сделать себя импотентом перед женщиной. Несложно предположить следующий шаг и увидеть гомосексуальную составляющую этого симптома. Влечение к мужчинам настолько неприемлемо и недопустимо для этого человека, что он находит наиболее удобный способ - заливать его алкоголем, а мужские компании, пошлые разговорчики и сальные шутки - единственный возможный способ прикоснуться к этой запретной мужской сексуальности. И что же происходит, когда психотерапевт избавляет его от зависимости, отнимает у него единственный разрешённый ему способ наслаждения? Для психотической структуры личности излечение болезни чревато развязыванием психоза, в случае невроза оно влечёт провал в тревогу. Поэтому психоанализ и не трогает симптом (если он у пациента вообще есть), и относится к нему нейтрально и уважительно: не устраняет и не поддерживает. Если субъект создаёт себе симптом для того, чтобы страдать, наслаждаться - необходимо уважать его выбор, а не спешить симптом корректировать или устранять.

Коль скоро симптом предъявляется аналитику как требование (дескать, вы специалист и должны помочь мне с этим разобраться), то есть, как удочка, на которую, действительно, легко попасться, начиная эмпатировать и помогать пациенту, а это означает - занять место господина, на котором истеричка и желает видеть аналитика. Если же мы намереваемся остаться в границах психоанализа, не стоит спешить отвечать на запрос и удовлетворять это требование, тем более, что мы заранее не знаем, что за ним кроется. Работа аналитика в данном случае и состоит в том, чтобы за требованием увидеть желание, о котором пациент ничего не подозревает. Обнаружить ту позицию, которую пациент занимает по отношению к бессознательному и с которой он обращается за помощью, найти того адресата, Другого, которому это послание в виде симптома адресовано. Ведь, если я страдаю - то я всегда страдаю для Другого, превращаю себя в объект наслаждения Другого, объект его пользования. Да и сам терапевт превращается в объект манипулирования, когда бросается обслуживать симптом и оказывать помощь человеку в его кризисной ситуации.

Поэтому задачей аналитика является: (1) признать право симптома на существование; (2) понять его устройство и вскрыть пружинный механизм наслаждения, благодаря которому симптом работает, позволить субъекту приобщиться к нему, а не закрывать к нему доступ (что часто делает психотерапия), отнимая у пациента столь желанное для него страдание. То есть, цель анализа состоит в том, чтобы по ту сторону требования расслышать желание бессознательного. Например, понять, чего именно желает отец Доры, когда требует от Фройда наставить его дочь на путь истинный. Или желание Макса Графа, который занимается анализом своего сына по переписке с Фройдом.

Стоит также вспомнить Случай гомосексуальной пациентки (1905), которая была очень расположена к анализу, была открыта и активно принимала всё то, что предлагал ей Фройд, да и вообще выказывала живой интерес к психоанализу. Пока однажды её аналитик не прекратил анализ. Случай беспрецедентный не только для практики самого Фройда, но и для многих аналитиков того времени: он сам попросил пациентку обратиться к другому психоаналитику, желательно женщине. История этой пациентки слишком хорошо известна, чтобы пересказывать её в двух словах, стоит лишь напомнить о том, что она пыталась покончить с жизнью в тот самый момент, когда её отец встретил её прогуливающейся с предметом своих воздыханий, всем известной дамой лёгкого поведения. Только завидев строгий и неодобрительный, буквально низвергающий её, взгляд отца, она тут же переходит к отыгрыванию: бросается бежать прочь со всех ног и прыгает вниз с железнодорожного моста. Нельзя не заметить прямую связь между взглядом отца, осуждающим её нравственное падение, и физическим падением с моста, которое она отыгрывает несколькими мгновения позже. Попытка выбросить себя из жизни преследует не только желание наказания, но и говорит о безраздельной преданности отцу, вписанность в его желание: один только взгляд, в котором она выглядит падшей, она прочитывает как команду к действию. Исходя из этого, шаг Фройда по прерыванию анализа выглядит не сложением оружия перед неожиданным случаем женской гомосексуальности, а аналитическим актом, подобным толкованию. Он возвращает пациентке её желание - желание быть выброшенной из отцовского взгляда, стать падшим объектом, падалью, тем самым объектом презрения, на что указывают все её действия - но делает он это не при помощи слов, а при помощи действия. Аналитик здесь не стал пользоваться позитивным трансфером, сложившимся аналитическим альянсом, обещавшим стабильные и длительные аналитические отношения, то есть мы можем судить о том, что ответственность свою он несёт явно не перед личностью пациентки, которая, надо полагать, была немало удивлена такому неожиданному заявлению своего аналитика. Пример этот показывает нам, что ответственность Фройд держит именно перед субъектом бессознательного, которому он и послал необходимое сообщение в форме прерывания анализа. Дальнейшая история показывает, что сообщение это успешно дошло по адресу. Понимание этого клинического примера как аналитического акта ставит перед нами множество вопросов об отыгрывании в анализе, о желании аналитика и о его этической позиции.

Дмитрий Александрович Ольшанский

частный психоаналитик (Санкт-Петербург), сотрудник Института Клинической медицины и Социальной работы им. М.П. Кончаловского(Санкт-Петербург) иInstitut des Hautes Etudes en Psychanalyse (Paris)