К вопросу о реабилитации ветеранов, нуждающихся в психотерапии

«Ветеранами» в этой работе называю нынешних наших ветеранов боевых действий.

Тяжёлое для человека событие может сразу же или чуть погодя вызвать депрессивное (в том числе, тревожно-депрессивное) длительное расстройство, в клинической картине которого психологически понятно, содержательно отразится случившаяся беда. Беда, преломлённая особенностями характера страдающего. Смерть близкого человека, дом сгорел, что-то другое, переворачивающее душу. Это есть психогенная (порождённая психической травмой, реактивная) депрессия невротического или психотического размаха. Тут и там видим здесь, в клинической картине, как в разнообразных тревожно-депрессивных проявлениях проступает природная защита, организмическое приспособление к горю в виде душевного онемения, безразличия или истерического сужения сознания, бурного дрожания пойманной в клетку птицы. И т.д. Однако, в строгом, академическом, смысле, всё это не есть посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).

ПТСР причиняется чаще всего широко открывшей свою пасть смертью. Это уже за пределами обычных жизненных бед (жестокое сражение, дикое насилие, землетрясение). И ПТСР есть расстройство невротического (не психотического) размаха (регистра), обнаруживающееся «в отдалённые сроки — после вывода пациентов из стрессовых ситуаций» [13, 18, с. 517, 521]. Через недели, месяцы открываются в таких случаях мучительные переживание изменённости своего эмоционального «Я» (деперсонализация), переживание изменённости-нереальности окружающего (дереализация), чуждости происходящего — обычно с пониманием того, что всё это происходит именно со мной, а не на самом деле, не вообще в мире. Сквозь указанные расстройства прорываются острые страхи ещё как бы возможной смерти, зловещие навязчивые картины воспоминаний (особенно в бессоннице) о том, как ударило в грудь, взорвалось под ногами. Бурлящая вегетатика. Всякая подобная этому невротическая жуть, слабее-острее, продолжается время от времени недели, месяцы. Образы боя, накалённые тревогой яркие переживания-воспоминания порою как бы превращаются в действительно, живо происходящее рядом с реальным сегодняшним (диссоциации). Напоминание ветерану вопросом о том ужасном — может часто обострить расстройство. Человек «прячется», «защищается» в панике от разговоров о травме, обо всём, что её напоминает, знать не хочет, где воевал, где ранило. «Прячется» в свою истощающуюся раздражительность. А ещё надёжнее — в безразличие ко всему, отстранённость, замкнутость, чувство безнадёжности. Да, это природная самозащита, но болезненная. Как и мысли ветерана о самоубийстве. Алкоголь заметно облегчает, но и властно привязывает к себе, порабощает. Как и наркотик [15, с. 33; 18, с. 517–526].

Рано или поздно указанные острые, подострые тревожно-депрессивные невротические расстройства смягчаются и болезнь продолжает тянуться хронически. В эти годы помощь должна быть преимущественно психотерапевтической, как считают и сами пациенты [15, с. 35].

Исходя из классического клиницизма, возможно объяснить отмеченное выше, повторю подробнее, следующим образом.

Природная защита-приспособление от вредоносного вторжения в организм (извне или даже изнутри (врождённо)) есть основа истинного, гиппократова, клиницизма. Природа организма (телесная и душевная) защищается от вредоносности, дабы выжить. Защита, приспособление «записаны» в клинике (симптомах, синдромах, вырастающих в нозос (болезнь) на телесно-душевной, характерологической предболезненной почве). Чаще всего, конечно же, в боях и потом (до самой победы и старости) ветеран душевно и телесно здоров или только инвалид телом от ранения. Тут — как сложится жизнь. В других случаях здоровой защитно-приспособительной работы души и тела оказывается недостаточно. Через недели, месяцы после зловещей смертельной опасности (перенесённой достаточно стойко, с защитным здоровым онемением души (здоровая деперсонализация) или с огненной отвагой в сердце) прежняя полноценная защита отвагой, онемением преждевременно истощается и открывается уже защита болезненная — ПТСР. Вообще всякая болезнь, как известно, есть защитно-приспособительный процесс (более или менее совершенный). В чём же он состоит в случае ПТСР? Состоит в тех самых расстройствах, о которых упоминал выше. Тягостное переживание обезличивания, ненастоящести окружающего, апатия-безразличие — всё это притупляет, отодвигает тревожные страдания «Я», но одновременно и усиливает тягостную несамособойность. Яркие навязчивые воспоминания ужасного (флэшбэки), кошмарные сновидения, видимо, служат самолечебному отреагированию, но и само это отреагирование болезненно. Природа — мудрая, но стихия. Следует, как советуют опытные врачи, очень осторожно прикасаться к травме, связанным с нею событиям, говорить о знакомых солдатах и т.п. Лучше не трогать всего этого вовсе — до поры до времени не «прорабатывать» происходившее на поле боя и даже сегодняшние содержательные страдания. Больше слушать мудро-стихийную защиту. Конечно, не с полным доверием, особенно при мыслях о самоубийстве. Профессор-психиатр Владимир Григорьевич Ротштейн рассказывает на своем опыте об этих пациентах с уже ослабленной, хронической клиникой следующее. «Больные стремятся полностью переориентировать свои интересы в сторону частной жизни, избегая всяких разговоров на общие (например, политические) темы. Обращает на себя внимание то, что многие из них стараются не связывать свои расстройства с перенесённой психической травмой и отказываются от общения с врачами и психологами, которые оказывали им помощь в остром и подостром периоде. Важно, что в то же время среди наиболее значимых стрессогенных факторов обследуемые неизменно указывают на неудовлетворительную организацию помощи, недостаток внимания, социальное неприятие или осуждение тех событий, во время которых они пострадали» [18, с. 523]. В этом описании клинициста отчётливо видится движущаяся противоречивая картина осознанно-бессознательной природной психологической защиты в её клиническом (не обычном, психологическом) преломлении.

Как же тут всё же практически психотерапевтически, более-менее надёжно, стараться помогать — притом что психотерапевтическая помощь именно здесь, в хронических, «стёртых» случаях ПТСР считается сейчас в мире основной, как отмечает и наш ведущий психиатр-психофармаколог профессор Сергей Николаевич Мосолов [15, с. 35]. С.Н. Мосолов, обобщая терапию хронического ПТСР, сообщает, что здесь сегодняшние «наиболее изученные в мире психотерапевтические методы относятся к двум различным подходам». Подход «1) с фокусом на ТС (травматический стресс — М.Б.) (пролонгированная и нарративная (короткая) или виртуальная экспозиционная терапия, когнитивная терапия с переработкой, десенсибилизирующая терапия с движением глаз и переработкой, специфическая когнитивно-поведенческая психотерапия, тренировка с «прививкой» к стрессу и др.)». Подход «2) без фокуса на ТС (суппортивная, недирективное консультирование, пациент-центричная терапия с осознанием ТС, диалектическая поведенческая терапия, межперсональная, когнитивно-поведенческая или «схема»-терапия, дыхательная и мышечная релаксация, йога-терапия и др.). … Большее распространение в связи с более высокой и доказанной эффективностью получил первый подход» [15, с. 35]. Но и второй психотерапевтический подход, отмечу, тоже, в основном, технический, концептуальный, краткосрочный, не клинико-классический (в традиционно российском сердечно-врачебном духе). Подробнее о клинико-классическом подходе, о клинике и лечении хронического ПТСР см.: 1–2, 4–6, 9, 12, 20, сборники МКБ-10 и МКБ-11.

Таким образом, выходит, что травму у ветеранов с хроническим ПТСР следует, по возможности, щадить, но всё же предлагается, как понимаю, в основном, сосредоточиться тут на когнитивно-поведенческой терапии. Вообще — на терапии краткой, технической.

Я довольно стар, и у меня нет, как и у большинства сегодняшних наших психотерапевтов, опыта работы с пациентами, страдающими хроническим ПТСР. В молодости было несколько малоуспешных попыток амбулаторно, в духе суппортивной (поддерживающей) психотерапии, помочь нашим «афганским ветеранам». Современные психиатрические описания ветеранов с этим заболеванием [12, 18, 20] живо напомнили мне тех напряжённо-грустных ребят. Наша терапия творческим самовыражением (ТТСБ) тогда ещё только складывалась. И вот теперь, когда снова потребовалась через много лет помощь нашим, российским, ветеранам, во мне открылось следующее.

В сущности, поначалу один, а потом вместе с моими последователями, уже около полувека мы помогали (и удавалось серьёзно помочь) многим пациентам, похожим на тех несчастных «афганских ветеранов». Похожим своей хронической тревожной деперсонализационной депрессивностью, дефензивностью (переживание своей неполноценности). Это, вообще говоря, широкий круг невротически-депрессивных и неврозоподобных расстройств, включающий в себя и затянувшуюся реактивную мягкую тревожную депрессию, и эндогенно-процессуальные неврозоподобные дефензивные расстройства. Общим для всех этих пациентов являются тягостные (но без психотики) дефензивные, психастенические, психастеноподобные размышления о смысле своего существования, деперсонализационно-дереализационные (не остропсихотические) переживания, напряжённая душевная «запутанность» своей жизненной дороги, тягостные воспоминания всего дурного, виноватая досадная неясность своей возможной полезности людям и многие другие хронические, пограничные (в широком понимании) тревожно-депрессивные расстройства [1–2]. Терапия творческим самовыражением в нашем духе больше-меньше, но явно помогает по-здоровому самозащищающейся душевной природе этих пациентов в её тяготении к творческому постижению себя среди других для обретения опоры в жизни, для поиска себя настоящего, не разлаженного (в широком понимании). Подумалось мне, что такого рода терапия могла бы помочь и сегодняшним ветеранам, даже ветеранам-инвалидам.

Постоянно смотрю военные действия по телевизору. Рассматриваю на экране наших раненых и увечных солдат в госпиталях. Невольно представляются эти славянские и неславянские ребята в нашей психотерапевтической гостиной — родной для меня рабочей диспансерной комнате уже в течение полувека. Как бы мог помогать и им в этой гостиной? Почему, как думается, даже порою убеждён, в случаях хронического ПТСР помогло бы именно это творческое самовыражение в духе клиницизма? Хроническое ПТСР — основная, часто довольно долгая душевная беда заболевших ветеранов. Острота проходит, а «хроника» тянется и тянется, да ещё нередко перемешивается с алкоголизмом и наркоманией.

Приведу пример из гнойной хирургии. Больного мучает «зреющая» крепкая сумка с гноем подмышкой («сучье вымя»). Самолечащаяся природа «устроила» самоотверженное пожирание лейкоцитами-фагоцитами вредоносных, вторгшихся в организм микробов. Эта сумка с гноем (осумкованное «кладбище самоотверженных фагоцитов») раздирает болезненно ткани, подсказывая хирургу помогающий лечащей природе разрез с освобождением от содержимого злостной сумки, от гноя. Самой природе трудно выбросить из больного это «заразное кладбище». Так и тревожно-депрессивная деперсонализационно-дереализационная, депрессивно-апатическая природная самозащита ветерана с хроническим ПТСР оказывается тягостно-болезненной. Лекарствами это нередко плохо поправляется: лекарства даже сами могут деперсонализировать, гасить живые чувства вообще. И вот оказывается, что, особенно после отзвучавшей остроты, творческое (неповторимо по-своему) движение души (само по себе или особым образом лечебно организованное), помогающее чувствовать себя собою, смягчает эту хроническую депрессивную напряжённость. Если не сразу, то со временем — и всё более явственно. Пациент порою сам малоосознанно начинает в деперсонализации, в тягостном безразличии что-то записывать, рисовать, чтобы помочь себе быть личностно собою, вернуться к себе (см. подробнее: [4, с. 555–583]).

Итак, болезненная природная самозащита хронически тревожно-депрессивного человека заключается, в серьёзной мере, в том, что он, не чувствуя себя собою и мир своим, бессознательно тяготеет к творчеству. И следует попытаться в помощь природе оживить это творческое стремление, оживляющее чувство самособойности. Оживление чувства, переживания самособойности (идентичности) и есть существо лечебного творчества.

Глубинная суть метода (ТТСБ) состоит в том, что он содержательно (через психотерапевтическое важное для пациентов постижение элементов медицины и характерологии) помогает почувствовать, посильно изучить, обрести именно себя. Чувство самособойности неизменно сообщает творческое вдохновение, мягкую светлую радость собственной повторимой неповторимости, уникальности, способность и желание делать людям Добро. Оживление души возникает здесь естественно, без напряжения упорной тренировкой, в тёплой полудомашней обстановке за чаем. С незаметным мягким побуждением к целительному творчеству, которое нередко и так само робко просится из глубинных окошек страдающей души.

Как жизненно-практически клинико-психотерапевтически всё это делать? Если это не включение отдельных ветеранов в обычную группу творческого самовыражения среди других пациентов? Если это, допустим, психотерапевтическая группа в реабилитационном ветеранском бюджетном клубе?

В своём воображении переношусь в обстановку этой творческой группы. Самовар, расписные чашки, сахарницы — в славянском духе, в духе других российских народов, особенно если в гостиной присутствуют ветераны, чувствующие, что им ближе иное национальное (татарское, башкирское, другое). Экран, на котором чередуются разнообразные картины художников, фотографии природы. Тихая музыка. Пусть будет побольше живой и неживой российской природы в этой психотерапевтической гостиной. Растения, аквариум, черепаха, минералы. Природа — наша кормилица, вдохновительница. В дыму военных действий было не до творческого общения с ней, как и не до искусства. Только бы спрятать танк в зарослях. Но пусть всё-таки не будет в гостиной напоминающего военные действия, ранения, увечья, вообще белохалатную медицину. Алкоголь для нас существует лишь для того, чтобы нам сообща спасать от него желающих забыться. Словом, это — гостиная трезвости для поиска своей жизненной дороги.

Спрашиваем ветерана, готового отвечать, близко или не близко его душе общение с каким-то творческим произведением — живописным, поэтическим, музыкальным? Общение с каким-то живым существом, например, на фотографии — щенком, стрекозой, крапивой. С разными минералами на столе в гостиной. То, что близко, созвучно, нравится, хотя бы немного. То, что оживляет душу, помогая чувствовать себя собою. Что ближе, что более вдохновляет — «Девочка с персиками» (картина Серова) или «Девушки в поле» (картина Малевича)? Такое крошечное творческое общение с искусством уже есть творчество, то есть поиск своего, своих душевных особенностей, которыми выбираю [2–4, 7–8, 10, 14, 16–17].

В индивидуальных (время от времени) беседах с психотерапевтом, психологом, в группе творческого самовыражения и дома ветераны с хроническим ПТСР знакомятся с началами характерологии, психотерапии, естествознания. Кто-то глубже, подробнее, кто-то житейски попроще, без трудных терминов. Многое зависит от увлечённости делом самих психотерапевтов, психологов, их помощников, от их душевности, их подготовленности. Обучение специалистов и помогающих им добровольцев, обучение нашему методу, профилактике зависимостей (алкоголь, игры и проч.) — давно уже происходит в Москве и некоторых других городах.

Постепенно, от занятия к занятию, человек с хроническим переживанием своей неполноценности всё более чувствует себя нужным людям самим собою. Разлаженная, тревожно-депресссивная, напряжённая безвыходностью душа вот уже светится вдохновением, Смыслом, живым желанием посильно жить для и ради близких душе людей, для своей страны, народа, как-то помогая людям и природе, чем может. Сначала для душевной опоры сам собою находится свой характерологический круг (в широком понимании — психастенический, аутистический и т.д.) из известных художников, писателей, может быть, полководцев, своих товарищей по клубу. Потом открывается (при понимании собственной характерологической похожести на людей своего круга) своя духовная неповторимость-уникальность, истинно личностное, личное. Именно это уникальное, личное сообщает каждому из нас свой Смысл внутри светлого подъёма души. Сообщает своё неповторимое отношение к людям, к природе. Но без опоры на посильное постижение характеров всё же нет нашего метода. Начала характерологии необходимы — хотя бы в сказочном виде. Застенчивая Берёза, Тревожная Осина, чеховская старая больная Волчиха («Белолобый»), Кряжисто-справедливый Дуб и т.п. Это всем понятные характерологические ориентиры. Они помогают понять себя, людей, уяснить, что не бывает плохих и хороших характеров. Характер лишь приблизительный ориентир. Человек с любым характером может быть предрасположен природой своей, воспитанием — и к злому делу, и к доброму. Характер даёт лишь «физиономию» (рисунок) добра или зла. Или — сравнительного досадного равнодушия к тому и другому. Нередко это равнодушие природно врождённо, но способно слабеть в творческих, просветляющих душу занятиях. Посильное постижение характеров необходимо особенно для поиска себя, своей работы на дороге добра, своей более уверенной творческой (то есть одухотворённо по-своему) жизни.

Тревожные сегодняшние ветераны (в моих основанных на долгой широкой психотерапевтической работе предположениях) смогут постепенно постигать глубокое, новое для себя, понимание, проживание своей жизни «через характеры». Характеры свои и характеры товарищей, знакомых, знаменитых творцов, исторических личностей. Характеры разных народов — например, в сказках, легендах, песнях. И даже характеры (нравы) животных, «характеры» растений, минералов. Мы не просто снова погружаемся в «школьные» начала искусства, художественной литературы, науки, не просто погружаемся в прошлое, а погружаемся теперь уже «по-взрослому», зрело размышляя, творчески, разыскивая себя среди других — для будущей своей творческой жизни. Примеривая проступающие в творческих произведениях характеры их создателей к своему собственному характеру. Насколько мне это близко, душевно, духовно созвучно? Не попробовать ли писать, рисовать самому?

Всё это помогает осознанно прочувствовать природную предрасположенность к собственному мироощущению: идеалистическому (в том числе, религиозному), материалистическому, сложно-смешанному. Каждый ветеран приходит сам к пониманию своего жизненного смысла, пониманию своей судьбы.

Одухотворённый психотерапевтический материализм, как и вообще классический гиппократов клиницизм, сказывается в том, что для психотерапевта-клинициста, при всей его возможной живой душевной, духовной тонкости, — изначального духовного, «чистого», стремления не существует (так он, классический клиницист, чувствует). Источник духовного — тело, природа. Исследуются, лечебно поправляются психотерапевтом самые сложные, тонкие движения-закономерности духовного с врачебной опорой на биологию. Это не физиологическая, а клиническая классическая психотерапия в духе неисчерпаемого научного искусства. В этом психотерапевтическом клиницизме биология присутствует, вместе с физикой и химией, в своём философски снятом виде. Биология опирается на физику и химию, а психотерапевтический клиницизм (лечебное душеведение) — на биологию. Лишь опирается снятием, но уже биологией (физиологией) не является. Так понимали душевную, духовную жизнь, психотерапию Павлов, Яроцкий, Э. Кречмер, Консторум. Это понимание психотерапии традиционно для психотерапии отечественной [1–2, 5–6, 9].

Не хочется здесь углубляться в практические подробности метода, повторять давно и недавно опубликованное [8]. Это всё надо не спеша изучать тому, кому это по душе. Отмечу только ещё раз, что лечебно, клинически-классически организованное творчество (в том числе, в ТТСБ) как внешне малозаметное, но внутренне мощное воздействие осветляет, оживляет смыслом тревожно-депрессивную, апатическую душу для жизни. Творчество понимается здесь широко, исходя из характера, клиники, жизненной обстановки. От смягчающего душу творческого аквариума, коллекционирования — до «случайного», драгоценного обретения новой писательской или художнической профессии.

Несколькочасовые психотерапевтические встречи в таком роде в клубе 1–2 раза в неделю с постепенным усложнением тем занятий. Встречи — на необходимые для психотерапевтической реабилитации времена.

Осторожно (в отношении к хроническим «голосам» и «отголоскам» травмы) держимся как бы в стороне от разговоров, картин, напоминающих о травме. Даже о политике. Но — как можно ближе к особенностям родной природы, родного народа, особенностям российской (не только русской) культуры, ближе к любви к родине, мягко приветствуя всё это.

Всё это, убеждён сквозь реалистические мечты, имеет отношение и к ветеранам-инвалидам. Кстати, есть уже опыт работы нашим методом со взрослыми инвалидами (детский церебральный паралич) [19]. Есть и опыт работы с врачами из красной зоны, перенёсшими COVID-19 [11].

Жизнь клинициста-лечебника, практика-преподавателя с большим количеством хронических тревожно-депрессивных пациентов в российской психотерапии, ежегодные месячные выездные учебные циклы к врачам в далёкие от Москвы города с множеством консультаций, встречи-общения с западными психотерапевтами — всё это углубляло некоторые мои серьёзные психотерапевтические сомнения. Сомнения, к примеру, в том, что классическая западная когнитивно-поведенческая психотерапия есть и для российских хронических тревожно-депрессивных пациентов чуть ли не единственный (потому что доказанный статистически) психотерапевтический международный подход. Есть ведь ещё и старый российский развивающийся психотерапевтический одухотворённый клиницизм для российских пациентов. Есть расстройства, при которых не действует то, что хорошо когнитивно-поведенчески помогает при принудительных (компульсивных) обсессиях, при особой стойкой психосоматике. В то же время, другое, клинико-классическое, российско-сердечное, без сложной, утомительной для россиян, строгой, упорной, изначально концептуальной, «инструментальной» тренировки — неплохо у нас действует. И особенно — при хронических тревожно-депрессивных дефензивных расстройствах.

Во многих русских, особенно простонародных, мужчинах, прежде служивших в армии, с которыми знакомился повсюду в жизни (в том числе, на бесчисленных консультациях) было заметно следующее. Меньше в характере практичности, склонности к повседневной неустанной изобретательности, предприимчивости, нежели на Западе, но больше творческой смекалки, благородной решительности, отважной сердечности вместе с лёгкой застенчивостью и ранимостью. В располагающей беседе они были неравнодушны к духовной культуре, особенно родной (реалистическая живопись, народные сказки), как и к родной природе. Это, возможно, и предрасполагает к усилению дефензивности в посттравматических переживаниях. И не располагает к методичным упорным когнитивно-поведенческим, психотерапевтически-техническим занятиям вообще.

Почему не попробовать отечественную помощь и в работе с ветеранами? Вместе с другими психотерапевтическими методами?

Тревожную депрессивность с её болезненной деперсонализацией, дереализацией, безразличием и т.д. постепенно смягчает творческое постижение себя, своего характера в своей неповторимости-уникальности — среди других людей, в сравнении с ними. Постижение — для разнообразного творческого самовыражения среди родной природы и культуры. Это, в сущности, кажется, несложно психотерапевтически организовано в особой терапии творчеством — в духе классического клиницизма. Пациент открывает всё более подробно свою душевную, духовную силу-бесценность внутри своей «слабости», чувствуя себя частью своего народа, своей истории, духовной культуры.

Реабилитация (в том числе, психотерапевтическая) нередко не излечивает совсем, а лишь приспосабливает к потерянному. Порою так приспосабливает, что человек радуется второй наступившей жизни.

Метод ТТСБ государственно признан (см.: раздел «Специфические расстройства личности» Российского рубрикатора «Клинические рекомендации по диагностике и лечению психических и поведенческих расстройств». Раздел утверждён Минздравом России в 2021 г. Метод включён и в наркологический раздел).

Метод может сопровождаться в работе с ветеранами (с хроническим ПТСР) просветляющими душу отечественными клиническими гипнотическими сеансами. Смысл этих сеансов не столько в благодатных внушениях, сколько, вместе с ними, в гипнотической раскрепощённости организмических сил с буквальным биологическим сдвигом, приливом свежести и надежд на лучшее. Из словесного содержания таких сеансов складываются и краткие приёмы для самостоятельных самовнушений [1–2]. Гипнотические сеансы и обучение самовнушению проводит врач. Вообще консультации психиатра и соматолога в клубах такого рода время от времени обязательны.

Необходимое душевное свойство психотерапевтов, психологов, их помощников, способных работать в предполагаемых клубах, есть почти постоянно скромно теплящееся в них самих совестливое, терпеливое, неназойливое сочувствие-благодарность пострадавшим на поле боя ветеранам.

Литература

1. Бурно М.Е. Клиническая психотерапия. Изд-е 2-е, доп., перераб. — М.: Академический Проект, Деловая книга, 2006. — 800 с.
2. Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением (отечественный клинический психотерапевтический метод). — 4-е изд., испр. и доп. — М.: Академический Проект; Альма Матер, 2012. — 487 с., с ил.
3. Бурно М.Е. Терапия творчеством и алкоголизм. О предупреждении и лечении алкоголизма творческими занятиями, исходя из особенностей характера. Практическое руководство. — М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2016. — 632 с., ил.
4. Бурно М.Е. О характерах людей (Психотерапевтическая книга). — Изд. 7-е, испр. и доп. — М.: Институт консультирования и системных решений, Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2019. — 592 с., ил.
5. Бурно М.Е. Клиническая классическая психотерапия: сущность и методы // Психологическая газета, 4 ноября 2020 г.
6. Бурно М.Е. К истории самобытной отечественной психотерапии // Психологическая газета, 14 марта 2021 г.
7. Бурно М.Е. Первый шаг в Терапию творческим самовыражением // Психологическая газета, 20 апреля 2021 г.
8. Бурно М.Е. Коротко о Терапии творческим самовыражением (ТТСБ) // Психологическая газета, 14 апреля 2022 г.
9. Бурно М.Е. Краткая история Клинической классической психотерапии (ККП) // Профессиональная психотерапевтическая газета, 2022, вып.9.
10. Бурно М.Е., Калмыкова И.Ю. Практикум по Терапии творческим самовыражением (М.Е. Бурно). — М.: Институт консультирования и системных решений. Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2018. — 200 с.
11. Гоголевич Т.Е. Терапия творческим самовыражением М. Бурно в опыте работы с врачами из красной зоны, перенесшими COVID-19 // Медицинская психология в России: сетевой научн. журн. — 2022. — T. 14, № 2. — URL: // http: mprj. ru
12. Каплан Г.И. , Сэдок Б. Дж. Клиническая психиатрия (из синопсиса по психиатрии). В 2 т. Т. 1. Пер. с англ. — М.: Медицина, 1994. 672 с.: ил.
13. Ковалёв Ю.В. Атлас по психиатрии. Книга вторая. Частная психопатология. — М.: Издательский дом БИНОМ, 2021. — 352 с.
14. Краткосрочная терапия творческим самовыражением (метод М.Е. Бурно) в психиатрии. Коллективная монография под ред. М.Е. Бурно и И.Ю. Калмыковой. М.: Институт консультирования и системных решений, Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2015. — 240 с.
15. Мосолов С.Н. Терапия и профилактика посттравматического стрессового расстройства при чрезвычайных ситуациях [алгоритм биологической терапии] // Современная терапия психических расстройств. — 2022. — №3. — C. 32-44 — DOI: 10. 21265/PSYPH.2022.92.41.004
16. Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбовой. — Академический Проект, ОППЛ, 2003. — 880 с., ил.
17. Психотерапия здоровых. Психотерапия России. Практическое руководство по Характерологической креатологии / сост. и отв. ред. Г.Ю. Канарш; общ. ред. М.Е. Бурно. — М.: Институт консультирования и системных решений, 2015. — 744 с.
18. Ротштейн ВГ. Посттравматический стрессовый синдром // Руководство по психиатрии: В 2-х т.Т. 2 / Под ред. А.С. Тиганова. — М.: Медицина, 1999. — С. 517-526.
19. Тельминова К.В. Работа с образом в ситуации инвалидности как один из вариантов применения метода Терапии творческим самовыражением (М.Е. Бурно) // Профессиональная психотерапевтическая газета. — 2014. — № 4 (137), апрель. — С. 6-7.
20. Kaplan and Sadock’S Synopsis of Psychiatry. Behavioral Sciences. Clinical Psychiatry. 7th ed. (Harold I. Kaplan, Benjumin J. Sadock, Jack A. Grebb). Baltimore, Maryland, USA. 1258 p., pp. 606-611.