История успеха: работа с подростком

Мы публикуем ваши «Истории успеха». Напоминаем, что несколько авторов историй смогут бесплатно принять участие в Саммите психологов «Технологии успеха», который состоится 3-5 июня 2011 года. Более подробная информация – на странице рубрики.

То, что я стала студенткой педагогического вуза, никого из моих родных и знакомых не удивило. Видно, предпосылки к тому были заметны всем, но не мне, я-то считала, что это просто некоторое стечение обстоятельств. Для родителей было главным, чтобы я высшее образование получила: «а там видно будет», школьные учителя были вполне довольны тем, что кто-то «в профессию» пошел – в 2000 году очередь на педагогический факультет уже не стояла…

Психологию нам преподавали, начиная с первого курса, но в обычном районном городе преподавательский состав, как правило, несколько специфичен: теорию нам приезжали читать преподаватели из ведущего вуза страны, а практику вели психологи «из местных». С «местными», впрочем, нам несказанно повезло – это были практикующие психологи городского психолого-педагогического центра. С тех пор я очень четко (в первую очередь интуитивно, а потом уже по ряду признаков), определяю среди психологов профессионалов. Несмотря на то, что мы не на психологическом факультете обучались, нас с первого курса поставили «к станку», то есть, групповые занятия мы стали готовить и проводить как-то сразу, отрабатывали сначала на себе, а потом выходили к детям. Может быть, именно поэтому, для меня не существует понятия «педагог, но не психолог» и «психолог, но не педагог».

На пятом курсе меня постигло первое профессиональное разочарование. Я проходила преддипломную практику – старалась страшно, куратором у меня был учитель, мной очень уважаемый и опытный. Но после практики, когда все документы были уже подписаны, характеристика готова, а оценка стояла «отлично», мой куратор сказал, что мне не надо работать учителем… «Нет, все хорошо, все правильно делаешь, но так сгоришь быстро, а кому это нужно в наше время?..». У меня было много ответов на вопрос кому «это» нужно, но эти ответы не были нужны никому.

После института я решила, что надо «хлебнуть самостоятельности с лихвой» (и в профессии в том числе) и, пройдя конкурсный отбор, уехала работать в детский круглогодичный лагерь федерального уровня.

О том, что надо учиться на психолога мне говорили разные люди, кто-то даже настаивал и доказывал, я не задумывалась об этом очень серьезно, правда, детей для «разговора» вожатые приводили ко мне - договариваясь заранее, хотя штатные психологи работали каждый день по часам. Была у меня еще одна неформальная нагрузка – работа с родителями, которые, как сейчас бы я сказала, находятся в состоянии сильного нервного напряжения. И еще неизвестно стала бы я психологом, если бы не один случай…

Однажды в разгар сложной специализированной смены в лагере был мальчик, которого надолго запомнили все. Агрессивный, рисковый, несдержанный, провоцирующий конфликты… Он принимал участие во всех мероприятиях, какие бы ни предлагали, но как-то с надрывом. Эмоциональность и вспыльчивость были присущи ему по «зову крови». С первых дней он стал считаться «проблемным», хотя в чем проблема так сразу и не определишь. А проблема, как оказалось, у него была с… жизнью. Темы встреч и занятий на смене были посвящены самоопределению, самопознанию, личностному росту, профессиональному самоопределению. Такое содержание само по себе очень позитивно и подростки, как правило, очень открыты для такой работы – настроены на продуктивную работу, имеют ресурсы для позитивного планирования, уверены, что все впереди и мир им обязательно покорится! Но наш молодой человек любое занятие или упражнение «старался» завести в тупик, довести до абсурда – его собственное содержание было вызывающе агрессивно, воображаемое будущее бесперспективно, проектируемые ситуации совершенно безвыходные. По итогам одного из занятий на финальной рефлексии в специальном бланке он написал о смысле жизни так: «Смысла в жизни нет, и не будет!». Специалисты смены и педагоги били тревогу во все колокола – моделировали занятия специально для него, включали в дополнительные группы и индивидуальную работу, неоднократно приглашали психологов, да только особых изменений не было, а на контакт с психологами, подросток и вовсе не пошел.

Стало понятно, что говорить о своей проблеме ему очень трудно, но и молчать он больше не может после одного случая - всех желающих попросили написать о смене: о вожатых, об отношениях с ребятами, о занятиях и многом другом. Каждому дали свою тему и только один человек не стал писать о предложенном, больше того – все, что было им написано, не уместилось на двух больших листах и посвящено было своей жизни, своей семье. Не буду описывать подробности, но взрослые опытные специалисты не могли удержаться от слез, читая это послание, этот крик о помощи…

Сейчас я могу сказать, что это был хронический пресуицид, который развивался уже несколько лет – семейная драма, жестокое отношение, все это - под «соусом» национальных традиций и полной беспомощности членов семьи. То ли все особенности семейных отношений скрывались столь тщательно, что никто не видел происходящего, то ли просто «а кому это нужно в наше время?»… Новое сообщество со своими ценностями и взглядами на отношения видимо что-то «расшевелило» в ребенке, и он стал «кричать» всеми возможными способами о своих проблемах.

Работать с этим мальчиком я начала совершенно случайно и очень интуитивно, наверное, это тот самый случай, когда недостаточность знаний – спасительна, ты не боишься что-то сделать не так, ошибиться, а просто делаешь, так как подсказывает сердце.

Все началось с банального вопроса «Как  дела?», который, казалось, прорвал плотину – полтора часа я только слушала, эмоционально присоединяясь.  Мне почему-то было совершенно очевидно, что этого 16-летнего мальчика надо просто выслушать, безусловно приняв, и ни в коем случае не играть чувствами вины, ответственности или мужественности.

Опираться на значимых взрослых, доселе к этой ситуации совсем равнодушных было бессмысленно, поэтому на следующем этапе я предложила обратиться к сверстникам за советом. Специалистам понятно, что этот прием помогает «снять» с ситуации уникальность и обратиться к положительному опыту окружающих. Но обратиться было трудно – недопустимо для юного мужчины, но при этом совершенно необходимо. И выход из ситуации мы нашли: я предложила зачитать некоторые фрагменты его послания на большой дискуссии, посвященной правам детей и подростков – полная анонимность сохраняется и можно выслушать много мнений, разный опыт. Согласие на эту работу было получено – началась подготовка.

В течение всей дискуссии я сидела рядом и ощущала все волнение, все опасения и сомнения, всю многолетнюю скрытую от посторонних глаз боль. Пока отрывки из этого письма читали за кадром, и шло обсуждение в зале, никто и не подозревал, что возможно в 5 ряду на 21 месте решается судьба человека. Юноша несколько раз выходил из зала, не в силах сдержать слезы, потом возвращался, порывался ответить тем, с чьим мнением он был не согласен, но останавливался, чтобы тем самым себя не выдать… Конечно ровесники не дали ни одного реального решения ситуации, но самое главное они сделали – никто не сказал, что не надо бороться, а можно смириться, никто не сказал, что в жизни больше нет смысла и что такую жизнь надо прекратить.

Только спустя несколько дней мы смогли продолжить работу, и она уже касалась перспектив жизни и поиска ее смысла. Смена закончилась, его отъезд прошел на удивление легко.

Прошло больше трех лет с тех пор, несколько месяцев назад мы встретились с этим юношей, а теперь уже молодым мужчиной, он-лайн в одной социальной сети, очень долго и с удовольствием общались, вспоминая особенности нашего знакомства и обсуждая достижения этих нескольких лет. И собеседник мой был очень удивлен, тем, что я помню его имя и лицо.

На самом деле, этот случай во всех подробностях и этого мальчика я не забуду никогда - сразу после смены я уехала поступать учиться на психолога, чтобы иметь возможность вовремя, а самое главное - профессионально, а не только интуитивно помогать тем, кому эта помощь необходима. А на вопрос «Кому это надо в наше время?» я могу ответить: «Мне, моим коллегам и соратникам!»

Мартынюк Екатерина, педагог-психолог, г. Краснодар.