«Д. Винникотт выдвигает гипотезу, в соответствии
с которой если для невротического пациента
диван является символом материнской любви,
то для психотического «диван является
физическим выражением любви аналитика»
Надя Бужор «Об адекватной
ненависти в контрпереносе»
О возможностях психотерапии я уже писала. На этот раз хочу уделить внимание принципу реальности в психотерапии, ее ограничениям и причинам того, почему выдерживать психотерапию способны не все.
Опять же начать придется издалека, с событий, которые предшествуют обращению за помощью, и даже более того – являются предпосылкой к последующему приходу человека в психотерапию. На примере какой-нибудь семьи, в которой рождается ребенок.
Маленькое, неосознанное, обусловленное внешними обстоятельствами и рефлекторное, целиком и полностью зависящее от ближайшего окружения существо. Весьма уязвимое и податливое, нуждающееся в базовой заботе, то есть, организованной на уровне выживания. И далее — в адекватном возрасту и потребностям, постепенном наполнении всем необходимым для человеческой жизни и психического благополучия, в том числе и жизни в социуме, то есть в воспитании.
В начале существования у всякого младенца еще нет сознательных представлений о мире и какого-то осознанного опыта. Человеческий детеныш принимает всё, что есть: если уход хороший — он растет, крепнет и благополучно развивается, физически и эмоционально. Если с заботой что-то не так – ребенок тоже реагирует, но в младенчестве это происходит не умственно, не рационально. Он начинает особым образом приспосабливаться к этому ненадлежащему уходу. Первоначально — наиболее природным способом, например, телесным: не догрели – остыл, или даже простыл, перегрели – вспотел, перекормили – срыгнул, не докормили – голодал, нервно кричал и впивался с жадностью в грудь матери, промок – страдал, стонал и ерзал, произвели насилие – гневно заорал или замер в испуге. А оставили одного – затих, прислушиваясь и отключаясь, пока кто-нибудь не вернется.
Так же постепенно младенец приспосабливается к реальности за счет психического аппарата, а именно посредством всевозможных психологических механизмов защиты, позволяющих ему справиться с чем-то невыносимым или преждевременным, к чему еще нет достаточных ресурсов.
Где-то мне попалось сравнение ребенка с заготовкой человека. Фраза так себе, не очень уважительная в отношении наделенного сознанием представителя Homo Sapiens, но некоторый смысл в ней все же есть.
Биологически младенческий мозг и правда похож сначала на заготовку, в которой есть лишь возможность, природой заложенный потенциал развиться и дозреть до взрослого состояния. Конечно, если не будет серьезных помех и препятствий к развитию. Именно люди (тут многим животным как-то больше повезло) рождаются первоначально неприспособленными к самостоятельной жизни, и нуждаются в продолжительном до-вынашивании уже после появления на свет. Пока не сформируются физически и психически до способности к автономному существованию.
С первых минут жизни ребенок встречается с внешней реальностью, в лице прежде всего матери. Первоначально мать и дитя создают единое поле за счет привязанности, и ребенок себя в нем не выделяет, не зная еще ничего ни о ней, ни о мире, ни о своей фактической отдельности.
Так, очень постепенно, в этой паре мать-младенец он начинает обнаруживать себя и ее, пробует испытывать на прочность привязанность, проверять и трансформировать границу между мамой и собой, то уползая, то возвращаясь назад, делая что-то, и внимательно наблюдая затем за реакцией значимых объектов на свои действия.
Также постепенно в поле зрения кроме мамы начинают все более отчетливыми становиться другие фигуры: отца, бабушек-дедушек и других более-менее постоянных людей. Так, по мере развития и расширения поля видимости, ребенок обнаруживает мир вокруг себя, и уже иную пару в нем. Он видит пару матери и отца, объединяемых их специфическими отношениями, любовью (и это отлично, если ею!). Смотрит на родителей в иных ролях, кроме обеспечения его благополучия, уже как жену и мужа, и себя — третьим в этой системе. Бывает временами, что и лишним, когда спальня родителей оказывается на замке, а вход в нее запрещен.
Все эти открытия происходят день за днем, и все они влияют на ребенка, фрустрируют, выбивая из привычного видения мира, зафиксированного в более ранних представлениях и на какое-то время являвшегося основой стабильности. Однако благодаря этим фрустрациям, если конечно они происходят на фоне надежной и поддерживающей связи, с помощью механизма присвоения нового опыта, ребенок будет взрослеть и развиваться, проделывая путь словно по лестнице вверх, от ступеньки к ступеньке развития.
Так происходит познание мира, с адаптацией к существующим условиям, но в первые годы не с помощью рационального понимания, ибо префронтальная кора ребенка пока еще не развита до уровня развития ее у взрослых.
Раннее познание мира протекает через иной опыт: телесный, эмоциональный, чувственный, и прежде всего — опыт бытия в слиянии, «на ручках», через контакт в паре, в трио, в группе и так далее, то есть опыт разного вида контактов и принадлежности.
Ребенок не помнит этого логически, так как чувственно-эмоциональное освоение себя и мира начинается в самые первые дни, месяцы и годы жизни. Но все переживания сохраняются, на них натренировано его восприятие, в этом опыте появляются тот или иной способ реагирования, их помнит его тело, к нему относятся фантазии, грезы и фрагменты воспоминаний.
В человеке накапливается определенно заряженное знание о себе и мире, довербальное, доязыковое – полученное из прикосновений, интонаций, ощущений. Усвоенное из тех взглядов, которыми смотрела на младенца мать, из ее улыбки или гримасы, из тона речи – ласковой и успокаивающей, встревоженной или монотонно-страдальческой, а то и вовсе из отсутствия обращенных к малышу слов, из тягостной пустоты вокруг.
О том, что такое мир, первые свои знания ребенок впитывает с «гормоном счастья» окситоцином из материнского молока (в минуты удовольствия матери, радующейся своему малышу). Или например, кортизола, «гормона стресса», когда матери было слишком трудно, небезопасно в тот период связанности.
Все это составляет объемный опыт, но в период, когда еще не было понятий о нем, объяснений, отсутствовала структура и упорядоченность. Опыт, преимущественно уходящий в поле бессознательного, ибо какие-то оформленные воспоминания о себе и своей детской жизни появляются гораздо позже, чаще всего после трех-четырех лет.
Так как малыш изначально беззащитен, то всё зависящее от него, чтобы выжить – это приспособление (физическое, психическое) к среде и тому уходу, в которые по воле Случая, Судьбы, Анатомии, Фатума и любовной связи родителей он попал. И ясно, что чем более чуткое, любящее и адекватное окружение (особенно, мать) были у ребенка в первые годы жизни, тем благополучнее и здоровее он может вырасти, тем больше вводных, стартовых возможностей у него есть для развития и высококачественной, приспособленной жизни в социуме. Который, кстати, он себе сознательно не выбирал, а куда фактически был вброшен волею иных сил. Поэтому окружающий мир, и семью, в которой ребенок появился, можно назвать Судьбой Ребенка (спорные эзотерические версии про карму, перерождение и выбор откуда-то с небес ребенком себе маму с папой не являются предметом данной статьи).
Кого-то мать, не перерезав пуповины, вышвыривает в ближайший к дальнобойной трассе мусорный контейнер. У кого-то мама погибает, когда ребенок еще очень мал, и он даже не вспомнит потом ее лица на фотографии, и ничего не чувствует при упоминании её имени, кроме отсутствия какого-либо отношения к своей истории. У кого-то мать рядом, но пребывает в депрессии, и формально существуя, автоматически осуществляет уход, совершенно не испытывая интереса к младенцу, а уж тем более не переживая радости от его присутствия в её жизни.
Матери могут быть разные: сверхтревожные и гиперопекающие, эмоционально непредсказуемые и жестокие, оптимистичные и погруженные в депрессию, достаточно хорошие или напротив, глубоко нарушенные. Мать может недодавать ребенку важного, транслируя ему представление о дефицитарности, но он все равно выживет и вырастет, приспосабливаясь к тому, что все-таки было.
Мама может ухаживать сбалансировано, давая защиту, поддержку, внимание и тепло, и при этом подвергая ребенка умеренной, временной и выносимой для его возраста и состояния неудовлетворенности, фрустрации. Той самой, обязательной для взросления, а именно создающей условия, чтобы проделывался необходимый путь развития психического аппарата от принципа удовольствия к принципу реальности.
Она может быть такая, что наоборот, бесконечно удовлетворяет любые потребности по первому писку младенца, создавая для него представление о мире-оранжерее, где ребеночку вообще не дается шанса хоть что-то преодолевать самому и крепчать, обитая в поле вседозволенности и предвосхищения всех его потребностей.
Важно, что какая бы мать (отец, окружение) у ребенка не были, самые первичные и самые глубинные впечатления о себе и мире формируются у него из контакта с ними. А вначале даже не с людьми, а с их частями, фрагментами: с грудью – кормящей, пустой или отравляющей, с ремнем – таким красивым, отданным отцом поиграть, или яростно занесенным над испуганным малышом и предупреждающим о боли. Поэтому ближайшее окружение и является сверхзначимым. Именно оно выполняет работу «переводчика» на язык ребенка, ради его возможности освоить реальность и себя самого в ней.
Все самое базовое – в самой сердцевине, в начале, в ядре. Оно как программа, прописанная на уровне бессознательного опыта, навсегда запечатленного телом и душой. Стимульно-реактивного, встроенного сомой, но еще не разумом. Разум начнет подключаться к этому телесному и непроизвольному опыту позже.
Потому логические воспоминания, обычно из рассказов близких, о прошлом того раннего периода, могут быть вполне благополучными. Но в тоже время настоящее человека вызывает закономерные вопросы: почему он глобально несчастен, не приспособлен, не может строить отношения с людьми, все время попадает в ужасные ситуации, не умеет присваивать опыт и просто разваливается от каких-то вроде бы рядовых жизненных ситуаций.
Про это написаны тонны книг и километры статей по психологии, в народе заезженно обобщенной фразой «Все проблемы родом из детства». Звучит просто, однако чтобы установить связи, понять, что на что, в какой степени и каким образом повлияло, какие проблемы и дефициты до сих пор определяют жизнь взрослого, какое отражение это имеет в настоящем и что со всем этим делать дальше – человеку порой нужно много времени и усилий. К тому же, ему понадобится присутствие и помощь Другого в этом процессе познания. Определенным образом обученного, в специально оборудованных, можно сказать лабораторных условиях.
Эти условия искусственно создаются терапевтом, который, как правило, ранее никогда не встречал клиента, точно не вынашивал и не растил его как родитель с раннего детства, не причинял ему страданий и не отвечал за его выживание и становление. Про данного клиента даже книги не читал, ибо ее не существует. И конечно, он никогда не сможет всецело, буквально выполнить чужие задачи и в полной мере ликвидировать чужие «провалы в родительском инвестировании» у этого человека.
Терапевт сможет делать только свое дело: быть психотерапевтом, а именно тем, кто ищет понимание происходящего с человеком. Ищет индивидуальный подход к нему, чтобы человек смог понимать сначала себя, а затем себя в контакте с другими.
Обладая развитым психическим аппаратом — а для этого психотерапевтам тоже показана психотерапия, и скорее всего пожизненное обучение — высокой восприимчивостью, техническими навыками и инструментарием для познания другого, особым образом подготовленный специалист в этих искусственных условиях может помочь человеку установить связи с его персональным, но вытесненным ранним опытом, благодаря чему возможны действительно колоссальные изменения в жизни клиента.
Терапевт работает в направлении того, чтобы прежде всего у клиента расширилась зона понимания себя. Обычно терапевт слушает и слышит, что рассказывает клиент, смотрит и видит, как проявляет себя клиент в кабинете, распознает и обдумывает свои собственные реакции в присутствие клиента, сопереживая, ищет понимание и связи в мыслях, чувствах, поведении и состоянии клиента.
Терапевт наблюдает, оставаясь снаружи принесенной клиентом истории, но одновременно с наблюдением является как бы действующим персонажем давным-давно произошедших с этим человеком событий. Оставаясь в психотерапевтической реальности и своей роли, он собирает полученную из всех источников восприятия информацию воедино, помогая клиенту облечь ее в слова, найти временные и смысловые связи.
Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый
, чтобы комментировать