Церемония награждения
победителей конкурса:

Саммит психологов
Ежегодный
Санкт-Петербургский

Обсуждение
проектов конкурса

Виртуальный психологический клуб
Профессиональное
Сообщество

Конкурс
Истории успеха

Конкурс Истории успеха
Конкурс эссе
Подписка на новости
 
Напоминание пароля
Введите e-mail, указанный при регистрации
Новый пароль будет действителен в течение суток

Номинация «Проект года в психологическом образовании»
Реферат проекта

«Психическая травма» (печатное издание)


Автор:

Книга «Психическая травма». Решетников Михаил Михайлович

Описание:

Монография посвящена современной проблематике психической травмы и посттравматическому стрессовому расстройству. Впервые в отечественной литературе на основе широкого психолого-психиатрического подхода подробно анализируются история, теория, патогенез, клиника, диагностика, течение и терапия психической травмы, а также критически переосмысливается отказ от теории травмы и замена ее теорией влечений в психодинамической психотерапии. Автором излагаются классические подходы к проблеме, освещается содержание и противоречия дискуссии о психической травме, вызвавшей особое внимание психиатрической науки в начале ХХ века, анализируются современные теории, классификации и диагностические критерии, и обобщается собственный исследовательский и практический опыт, полученный в процессе Афганской войны, участия в спасательных операциях и реабилитационных мероприятий после Чернобыльской аварии (1986), Армянского землетрясения (1988), Уфимской железнодорожной катастрофы (1989) и Бесланской трагедии (2004). Заключительный раздел монографии посвящен этническим и массовым психическим травмам.

Предназначено для психиатров, психологов, психотерапевтов, врачей общей практики, педагогов и социальных работников.

Введение

«Психическая травма». Решетников Михаил МихайловичЕсли вы держите в руках эту книгу, то, скорее всего, вы — мой коллега: врач или психолог. Но даже если вы не принадлежите к представителям двух этих профессий, мы все равно — коллеги, так еще как никому не удавалось прожить жизнь без психических травм, более того — можно сказать, что жизнь исходно травматична…

Эта работа во многом является продолжением и отчасти некоторым (надеюсь — промежуточным) итогом того, что мной было написано ранее. И если читатель встретит в тексте ссылки на какие-то мои прежние публикации, прошу его поверить, что это не от нескромности, а от того, что мне не хотелось повторять уже сказанное. Это намного увеличило бы объем книги, а я и сам как читатель не люблю толстых книг, считая, что если автор не смог донести свои идеи и обобщения в кратком варианте, то почему это смогут или захотят сделать другие? Поэтому здесь написано только то, что, по моим представлениям, нельзя было не написать о психической травме.

Книга была задумана около года назад, и тогда мне казалось, что назрела определенная необходимость для более широкого подхода к этой проблеме, но каково же было мое изумление, когда, пролистав все солидные отечественные и некоторые зарубежные издания по психологии, психиатрии и психотерапии, я обнаружил, что обобщать практически нечего — этой темы как бы не существовало, и в 99% современной специальной литературы, за исключением психоаналитической, она даже не упоминалась. Таким образом, возникла необходимость не столько обобщать, сколько попытаться восстановить в качестве единого целого (хотя бы в первом приближении) то, что было разбросано по немногочисленным источникам, а также изложить общенаучным языком основные положения аналитической теории травмы, которая когда-то была одной из самых популярных тем, затем на какой-то период оказалась преданной почти полному забвению, а в настоящее время вновь со всей очевидностью заявила о своей актуальности.

Возможно, это только мое убеждение, но думаю, что психология, психиатрия и (тем более) психотерапия слишком многое растеряли, на протяжении почти столетия игнорируя феноменологию травмы, а сведение ее только к столь популярному сейчас посттравматическому стрессовому расстройству — не только существенно сужает, но и искажает наши представления о личности, прежде всего — страдающей. Мной уже не раз отмечалось, что наши предшественники, психиатры и психологи, были великими гуманистами и философами, мы — все больше становимся прагматиками, постепенно отдаляясь от всего, что связано с психическим страданием и смыслом жизни. Можно понять, когда страдающий человек утрачивает смысл своего существования, но не нахожу никакого объяснения тому, почему наука и терапевтическая практика так последовательно уклоняются от исследования этой феноменологии.

Стремление к счастью является естественным для любого человека, и никто не хотел бы провести всю жизнь (или даже часть ее) в качестве страдающего невротика или психотика. Но кому-то везет меньше, и тогда он обращается к нам, еще не зная, что никакая терапия не делает человека счастливым, а опытный терапевт — даже не пытается этого сделать, сознавая непосильность задачи. Все, что мы можем — только устранить препятствия и помочь: вначале обрести душевное равновесие, а затем почувствовать опору под ногами для следующего шага — к полноценной жизни. И даже это малое мы можем только в том случае, если сумеем понять пациента. В этой книге нет готовых рецептов, и в целом — она лишь еще одна попытка приближения к такому пониманию.

Глава 1

Когда психических травм еще не было…

Понятие «психической травмы» впервые появилось в научной литературе в конце XIX века, но ее признание в качестве самостоятельной нозологической единицы растянулось почти на 100 лет, а дискуссия вокруг этой проблемы была настолько захватывающей, что заслуживает отдельного изложения и анализа.

Современная история психиатрии, начало которой обычно связывается с именем Эмиля Крепелина и изданием его учебника «Введение в психиатрическую клинику» [26], не так уж велика. Но уже мало кто помнит, что, являясь выдающимся учеником гениального психолога Вильгельма Вундта, Крепелин вначале предпринял попытку создать свою концепцию психиатрии на основе методов экспериментальной психологии. Однако в последующем (и очень скоро) он оставил эти подходы. Ю. Каннабих , к монографии которого я буду преимущественно обращаться в этом разделе, так пишет об этом: «В позднейших изданиях “Учебника” психология занимает хотя и почетное, но чисто декоративное место. Это в буквальном смысле “психология без души”, без души самого Крепелина, интересы которого уже давно обратились в совершенно иную сторону» [26:462].

И на это были конкретные причины. Как мне представляется, определенную негативную роль здесь сыграли эпоха и умонастроения того периода, когда осуществлялась интеграция психиатрии в медицину. Новая область медицинских знаний должна была институироваться только с собственной нозологией и, в соответствии с духом времени, только на основе естественнонаучной методологии. Приняв естественнонаучную парадигму в качестве основной (а позднее — единственной) и постулировав клиническую классификацию как этиопатогенетическую (для которой пока просто не найдено соответствующих морфологиче¬ских, биохимических или инфекционных коррелятов), психиатрия начала постепенно отдаляться от лежавших в ее основе гуманитарных концепций (то есть — гипотез) о психике и, в результате, с этой точки зрения — оказалась внеконцептуальной.

Были и другие причины, вплоть до причин сугубо межличностного характера, но в целом нужно признать, что ¬постепенно Крепелин-врач (с естественнонаучными установками) одержал верх над Крепелином-психологом и его прежними гуманитарными концепциями и индивидуально-психологическими подходами. В итоге ключевым понятием в психиатрии становится не пациент с его глубоко личностно-окрашенным страданием, а симптом, а затем — сопоставление симптомов сотен и тысяч клинических случаев в целях выявления синдромологически общего.

В этой констатации не было бы и тени негативизма, если бы это направление стало одним из многих в современной психиатрии. Но оно стало основным и, по сути, единственным. В результате современная психиатрия предельно схематизировалась, диагноз ставится по утвержденному перечню признаков, а лечение назначается по схеме. Вроде бы все правильно, как и должно быть в медицине, но личность пациента и ее индивидуальная история, а также ее изменения под влиянием среды и (большей частью) психофармакологического лечения «присутствуют» здесь лишь в качестве некоего побочного несущественного фактора.

Эта позиция была исходно весьма уязвимой, но Крепелин настаивал, что психические расстройства должны иметь такие же этио-патогенетические факторы, как и все другие болезни, то есть — вызываться вирусами, бактериями, травмами или токсинами. С этим согласились далеко не все. Тем не менее этот подход долгое время оставался преобладающим, и даже в 80-е годы ХХ века выдающийся российский ученый П. Снежневский чуть не получил Государственную премию СССР за открытие вируса шизофрении. К чести Снежневского, он сам же позднее признал свою ошибку.

Однако оппонентов у Крепелина было достаточно и в период его научного творчества. Например, К. Г. Юнг еще в 1907 году опубликовал небольшую работу «Психоз и его содержание», где пытался обосновать факт того, что все проявления тяжелого психического расстройства строго детерминированы предшествующими переживаниями пациента. Затем эти идеи получили дальнейшее развитие в системной монографии О. Блейлера, посвященной шизофрении [4], при этом сам автор отмечал, что вся его книга представляет собой не что иное, как «распространение идей Фрейда» на эту форму психического страдания. К Фрейду мы еще вернемся в следующем разделе, так как многие из его идей на протяжении длительного периода существовали и развивались параллельно официальной психиатрии.

Постепенно накопление клинических данных привело к существенному расширению представлений о психических страданиях. Для легких и «стертых форм» психических нарушений стало использоваться определение «малая психиатрия», а грубые формы, в центре которых лежал тот или иной тяжелый симптом или синдром, стали более «размытыми», так как «концентрические круги», расходящиеся вокруг «нозологического ядра» (депрессии, паранойи, шизофрении и т. д.), многократно пересекались.

В 1906 году вышла чрезвычайно важная работа Тилинга [33], где указывалось на принципиальное значение преморбидного (существовавшего до болезни) склада личности как самостоятельного фактора, обусловливающего последующую специфику психического расстройства пациента, особенно применительно к так называемым функциональным психозам. Вслед за Тилингом Рейсс [33] на большом клиническом материале обосновал, что та или иная форма ¬аффективного расстройства зависит от предшествующего развития характера. В итоге установленные Крепелином резкие границы выделенных им форм психических расстройств стали еще неопределеннее, и становилось все более очевидным, что в психиатрии (в отличие от соматической медицины) в большинстве случаев мы имеем дело не с «болезнями», а с обусловленными психической конституцией конкретной личности реакциями, которые (даже при воздействии абсолютно идентичных психотравмирующих факторов) могут появиться, а могут и не появиться. Таким образом, был сделан существенный (я бы сказал даже — исторический) шаг в развитии психиатрии — от медицинской нозологии к конституциологии, где вновь появлялась личность пациента, ее индивидуальные особенности и ее неповторимая история развития. Но, увы, этот шаг оказался чрезвычайно коротким. И очень скоро нозологический подход снова стал преобладающим. В результате на многие десятилетия было «заморожено» развитие профилактического и психотерапевтического направлений в психиатрии, а центр активности сместился в область диагностики и психофармакологической коррекции симптомов, все больше удаляясь от страданий конкретного пациента.

Тем не менее именно этому краткому периоду развития психиатрии мы обязаны появлением таких понятий, как «тревожно-мнительный характер» (Суханов, [69]), «психастеническая конституция» (Жане, [114]), «мифоманическая конституция» (Дюпре, [100]) и некоторых других. Само понятие «психической конституции», как представляется, наиболее точно было определено Краузом [117], который объединял этим термином главным образом унаследованные, органически присущие и определяющие стиль поведения и деятельности субъекта признаки, влияющие на развитие его личности, а также степень его сопротивляемости негативным влияниям среды.

Соперничество клинико-анатомического направления (возглавляемого Крепелином) и конституциональной психиатрии было, как уже отмечалось, недолгим, хотя и достаточно жестким. Один из ярких приверженцев Крепелина — знаменитый психиатр Ф. Ниссль, например, был уверен, что даже для истерии со временем будет найдена гистологическая основа, а всяческие психологические исследования неврозов называл непроизводительной тратой времени, сравнимой с изучением психологии прогрессивного паралича [123]. Самое слабое место приверженцев патолого-анатомических подходов к психиатрии состоит в том, что даже в тех случаях, когда после 30—40 лет страдания пациента, например, шизофренией на вскрытии и удается найти некие гистологические изменения мозговой ткани, вряд ли возможно доказать, что они являлись причиной, а не следствием. То же самое относится и к современным методам электроэнцефалографических, тонких биохимических и им подобных исследований (самостоятельную важность которых было бы нелепо отрицать — психодинамика и мозговая динамика, безусловно, взаимосвязаны, но было бы грубейшей ошибкой искать здесь такие же зависимости, как в случаях чумы, холеры, сифилиса или гриппа, где всегда есть конкретный возбудитель, известны механизмы его повреждающего воздействия на ткани, есть легко дифференцируемая клиника и специфичный метод лечения). Более того, сосредоточившись на изучении мозга, как субстрата мышления и эмоций, ученые сделали еще одну методическую ошибку, так как представления о том, что мы думаем головным мозгом, имеют такое же основание, как и заключение, что «мы ходим спинным мозгом», выводимое из того, что все двигательные импульсы замыкаются именно на этом уровне.

Против категоричного Ниссля тут же выступили известнейшие в свое время психиатры Гохе [110] и Гаупп [108]. Последний, в частности, считал, что истерия — это аномальный тип реагирования на требования, предъявляемые жизнью, и механизмы таких патологических реакций заложены в самой психике, в связи с чем такие реакции могут обнаруживаться у кого угодно, когда человек сталкивается с индивидуально непереносимыми требованиями жизни или негативными обстоятельствами. Чуть раньше была опубликована работа К. Бонгеффера [92], где на солидном клиническом материале обосновывалось, что самые различные внешние воздействия (экзогенные факторы) могут вызывать совершенно одинаковые психотические синдромы. Это был прямой выпад против Крепелина, который считал, что каждое психическое расстройство имеет свой собственный этиологический фактор (примерно, как в уже упомянутой инфекционной патологии).

Тем не менее бурная полемика начала ХХ века фактически ничем не завершилась, а точнее — после серии взаимных упреков в непонимании увенчалась серией взаимных уступок, одной из которых стало признание главенства двух ведущих факторов психопатологии: конституционального (наследственной предрасположенности) и экзогенного (провоцирующего момента), сочетание которых может вызывать самые разнообразные симптомокомплексы. Наиболее четко эта позиция была сформулирована уже упомянутым Гохе [110], считавшим, что этиологические моменты (внешние или внутренние) являются лишь провоцирующими «толчками», которые приводят в действие специфические механизмы, имеющиеся в каждой психике, включая нормальную. Ему же принадлежит знаменитое высказывание о том, что поиски раз и навсегда установленных процессов, однородных по этиологии, течению и исходу, представляют собой не что иное, как погоню за фантомом. Казалось бы, нозологическая школа, исчерпав все возможности и доказательства, потерпела поражение. Но этого не произошло. И поиски анатомических, нейроэндокринологических и биохимических патогенетических факторов психопатологии продолжаются до настоящего времени.

Было бы неверно не упомянуть здесь Карла Ясперса, который в своей «Общей психопатологии» [87] предлагал, как представляется, наиболее рациональный (для того периода времени) подход: вначале исключить все органические поражения мозга (вследствие инфекций, интоксикаций и травм), а затем разделить все психические расстройства на две большие группы, одну из которых он относил к «болезням» (которые имеют определенное течение и сопровождаются теми или иными изменениями личности), а вторую обозначал как «фазы», в которые временами может вступать любая личность в соответствии со своей наследственной предрасположенностью. Отсюда вытекало, что (в отличие от приверженцев клинико-анатомического направления) основное внимание нужно сосредоточить не на поиске тех или иных препаратов для лечения психопатологии, а на систематических исследованиях пациентов путем «вживания» и «вчувствования» в их внутренний мир, желания и поступки и на созерцании их душевных процессов. Феноменологический подход Ясперса нашел массу приверженцев в Германии и по сути — до настоящего времени — ¬определяет деятельность всех научных школ психотерапии. Был краткий период, когда аналогичные подходы получили признание и в психиатрии (отказавшейся от попыток и поисков естественнонаучного объяснения психопатологии), но так называемая «чистая психиатрия», так же как затем — анти-психиатрия, быстро растворилась в психофармакологическом буме.

Тем не менее в далеко не простом психиатрическом знании продолжало развиваться несколько новых подходов. Появление первых представлений о пограничных состояниях и «малых» психозах вызвало вроде бы не такой уж заметный, но, безусловно, значительный шаг в психиатриче¬ской науке. На рубеже 20-х годов ХХ века психиатры все чаще обращаются к понятию «психогении», а социальный фактор начинает выдвигаться в качестве одного из объяснительных принципов психопатологии. Одна из первых работ в этом направления принадлежит Бонгефферу — «О психогенных болезненных состояниях и процессах…» [93], где, в частности, был описан «вазомоторный симптомокомплекс при испуге у совершенно здоровых людей», затем на протяжении десятилетий входивший в перечень транзиторных психических расстройств как «физиологический аффект» (но практически еще до конца ХХ века мало кто признавал возможность «психического аффекта» без физиологической составляющей). Бонгеффер описал и множество других психогений: реактивную депрессию, аффект-эпилепсию, сумеречные состояния сознания, индуцированные психозы, кататонические вспышки, параноидальноподобные расстройства у заключенных и некоторые другие.

Многие из этих идей существовали и ранее. В частности, необходимо напомнить гипотезу Шарко (1825—1893) о психогенном происхождении истерии [97], идею Мебиуса (1853—1907) о «болезнях, возникающих от представлений» [120] (кстати, ему же принадлежит и идея об эндогенных и экзогенных этиологических факторах психопатологии), книгу основателя рациональной (когнитивной) психотерапии Дюбуа «Психоневрозы и их психическое лечение» [99], двухтомник Жане «Обсессии и психастении» [114], где основное внимание сосредоточивалось на объяснении симптомов исходя из свойств личности пациентов.

Но только трагический опыт Первой мировой войны со всей очевидностью поставил вопрос о травматическом неврозе, причем — сразу с признанием функционального характера и сугубо психологического происхождения послед¬него (то есть — без какого-либо анатомического субстрата, гистологических изменений, предшествующей интоксикации, инфекционного или травматического повреждения мозговой ткани). До этого понятия «психическая травма» в официальной психиатрии фактически не существовало. Казалось бы — это было так давно! Но еще лет пять назад в процессе одного из консилиумов по поводу тяжелой психопатологии у молодого мужчины — участника Афганской войны (с яркой клиникой посттравматического стрессового расстройства) — один из моих уважаемых коллег недоуменно вопрошал: «Откуда такая клиника? Ни травм, ни ранений, ни контузий, ни даже падения с грузовика у него не было…».

Решетников Михаил Михайлович (род. 1950) - профессор, доктор психологических наук, кандидат медицинских наук, ректор Восточно-Европейского Института Психоанализа, президент Европейской Конфедерации Психоаналитической Психотерапии – Россия; автор более 200 работ в области психотерапии, психологии массового поведения, экологических и социальных кризисов.


Заинтересовал проект? Расскажите о нём:

 
Учредитель премии:
интернет-издание «Психологическая газета».

Газета выходила в печатном виде с октября 1995 г. до декабря 2005 г.
Зарегистрирована в Комитете по печати РФ 26.06.96.
Свидетельство №015023.
Зарегистрирована как сетевое издание 23 ноября 2012 года.
Свидетельство ЭЛ № ФС 77 – 51637 выдано Федеральной службой по надзору
в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзором)
Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации.

Оргкомитет конкурса
«Золотая Психея»

199178, Санкт-Петербург,
набережная реки Смоленки, д. 14, литер А, оф. 229, «Психологическая газета».

Тел.: 8 (812) 327-57-57, 320-71-54
E-mail: psy@psy.su, сайт: www.psy.su