16+
Выходит с 1995 года
29 марта 2024
Сценарий и рэкетная система

Мария Тереза Този (Италия) - президент Европейской ассоциации транзактного анализа (EATA), доктор философии, психолог и психотерапевт, сертифицированный тренер и супервизор в области психотерапии ТА.

Дженни Бридж (Великобритания) - генеральный секретарь ЕАТА и руководитель Комитета по европейским связям, мастер наук в психотерапии, сертифицированный тренер и супервизор ТА (TSTA).

 

 

 

Запись семинара  «Сценарий и рэкетная система (представления о жизни, поддерживающие сценарий)», а также небольшое интервью с ведущими. Организаторы семинара: Санкт-Петербургское объединение транзактного анализа (филиал Европейской ассоциации транзактного анализа), Санкт-Петербургское психологическое общество.

Дженни Бридж: Добро пожаловать на семинар, очень приятно видеть вас всех, я даже немного волнуюсь. Меня зовут Дженни Бридж, я психотерапевт,  тренер и супервизор ТА и я буду здесь говорить о рэкетных системах, о сценариях. Первая часть семинара - обучающая, возможно, мы будем обсуждать предложенный материал, а во второй его части мы сделаем практическое упражнение в парах. После окончания второй части мы ответим на вопросы.

Мария Тереза Този: Меня зовут Мария Тереза Този, я президент  Европейской ассоциации ТА, тренер и психотерапевт, преподаю транзактный анализ в Риме. Мы с Дженни сегодня будем говорить с вами «на два голоса». Сначала Дженни расскажет вам о классическом транзактном анализе, а затем мы дадим вам информацию об изменении точки зрения транзактных аналитиков на изучение жизненного сценария. Большая часть того, что будет здесь происходить – это творческий процесс, который состоится именно здесь и сейчас между нами. Есть правило, которое мы должны принять во внимание в ходе нашей встречи: необходимо соблюдать конфиденциальность, поскольку будет одно или два упражнения, которые относятся к вашему личному опыту и информация об этом не должна распространяться. Всю остальную информацию вы можете записывать, конспектировать. Я не знаю, сколько специалистов из здесь присутствующих являются практикующими психологами, но хочу предупредить - информации, которую мы даем на этом семинаре, недостаточно для того, чтобы сразу же применять ее на практике. Тем не менее, эта информация может помочь вам сделать первый шаг к практическому применению транзактного анализа.

Д. Б.: Мы надеемся на то, что это даст вам модель, о которой вы можете подумать.

М.Т.Т.: Итак, кто из присутствующих здесь знают о том, что такое транзактный анализ?.. Хорошо, большинство присутствующих знакомы с ним.  Кто-нибудь из вас замечал, что некоторые поступки в вашей жизни вы повторяете снова и снова?

Д. Б.: Вы можете немного подумать об этом вопросе, а я пока дам вам несколько определений. В 1972 году в своей книге «Что вы говорите после того, как сказали «привет» Эрик Берн определил сценарий как, я процитирую: «жизненный план, основанный на решениях, принятых в детстве, поддержанный родителями, который оправдывается дальнейшим ходом событий и кульминируется в выбранных альтернативах». Эрик Берн считал, что до шестилетнего возраста каждый человек создает свой жизненный план и сравнивал его со сценическим спектаклем, который имеет сюжет, персонажей и конец которого известен. Наша жизненная история может быть счастливой, трагичной, банальной и т.д. Критики Берна считали, что он не принимает во внимание возможность людей влиять на собственные эмоции и отбросил весомость родительского влияния. Берн считал, что выживание человека укоренено в контакте, во взаимоотношениях, и люди могут повторять в своем сценарии бессознательные паттерны взаимодействия в отношениях.

М.Т.Т.: Я думаю, здесь важно обратить внимание на то, что у Берна было два уровня, которые относятся к формированию сценария. Первый уровень – паттерн взаимоотношений, который формируется на основе взаимоотношений ребенка с теми, кто за ним ухаживает. Бессознательный паттерн взаимоотношений, согласно Берну, подобен драме, он называл его протоколом драмы.  Это основа для развития сценария, своеобразный бессознательный план жизни. Например, если очень маленький ребенок чувствует себя ненужным своей маме, которая не обнимает его в первые три года жизни, он может создать бессознательное убеждение о своей незначительности, ненужности.   Если протокол драмы основан на негативном опыте, жизненный сценарий человека будет основан на этом негативном убеждении. Я хочу, чтобы вы поняли: существуют два уровня – протокол и сценарий.

Д. Б.: Мы дадим вам больше информации о том, как развивалась теория транзактного анализа. Те из вас, кто изучал ТА, слышали о Клоде Штайнере (Steiner C.) Он был другом и коллегой Берна, и придавал большее значение влиянию на сценарий социальных, экономических, культурных факторов. Но он мало сделал для того, чтобы бросить вызов идеям Берна о сценарии, которые были детерминирующими.

М.Т.Т.: Они детерминирующие в том смысле, что родитель определяет сценарий и имеет основополагающее влияние на него, поскольку ребенок стремится к привязанности и контакту с родителями. Таким образом, негативный опыт, полученный в детстве, влияет на дальнейшую жизнь человека – вот, что имеется в виду под детерминизмом.

Д. Б.: Определение сценария по Штайнеру (Steiner C.): «сценарий – это решение, принятое Взрослым» (имеется в виду эго-состояние Взрослого). Ребенок оценивает информацию, которая ему доступна и решает для себя, что определенная позиция, ожидания и само направление жизни является разумными для решения проблем. Происходит конфликт между независимыми устремлениями человека и приказаниями, негативными посланиями, которые он получает от людей, которые заботились о нем в раннем детстве. Если говорить о Гулдингах (Goulding & Goulding), которые развили в ТА направление, названное «терапия перерешений», они выразили мнение, что люди не  являются программируемыми своими родителями, они принимают решения, основанные на реальных или воображаемых посланиях взрослых, каждый, не осознавая этого, пишет свой собственный сценарий. Они считают, что сценарное решение может быть изменено. Как видите, такой взгляд на сценарий дает человеку больше надежды.

М.Т.Т.: Интересно дать вам пример того, что является сценарным решением, согласно теории Гулдингов (Goulding & Goulding): если мать игнорирует потребности ребенка, ему все равно необходимо верить в то, что его мать хорошая. Поэтому ребенок может решить, что такого как он любить нельзя. Он самостоятельно оценивает, придает смысл, тем посланиям, которые исходят от родителей. Дженни уже сказала, что этот взгляд на сценарий в ТА более гибкий, потому что человек, согласно этой точке зрения, может осмыслять деструктивный сценарий и вносить в него изменения. Когда ребенок принимает решение, исходя из информации, которой он располагает, он принимает самое лучшее решение на данный момент времени.

Д. Б.: Сейчас мы переходим к Ричарду Эрскину (Erskine R.). Он определял транзактный анализ как жизненный план, созданный на основании решений, принятых в любой момент жизни, который ограничивает гибкость в решении проблем и во взаимоотношениях с другими людьми.  Он считал формирование сценария защитным механизмом, который позволяет человеку справляться с реальностью и вести самого себя по жизни. Тем не менее, не смотря на этот позитивный аспект, сценарий, по Эрскину (Erskine R.), ограничивает личность.

М.Т.Т.: Я хочу немного рассказать о том, как развивалась теория сценарий после того, как Эрик Берн покинул этот мир. В октябре 1988 в журнале «Транзактный анализ» были опубликованы очень интересные идеи по поводу сценария – разные авторы высказывали свою точку зрения на сценарий, исходя при этом из перспективы развития ребенка. Они критиковали некоторые аспекты теории Берна, поскольку с их точки зрения теория не соответствовала той новой информации о развитии детей, которая стала известна в последнее время. Одним из авторов был Стерн (Stern), которого много цитировали. Он подчеркивал, что все наблюдения за развитием ребенка свидетельствуют о том, что ребенок гораздо более проактивен во взаимоотношениях с теми людьми, которые заботятся о нем в первые годы жизни, чем это считалось раньше. И не существует такого периода в жизни ребенка, когда он просто эмпатично принимает внешние влияния. Другие исследования также подтверждают информацию, что взаимоотношения «мать-ребенок» интерактивны и бессознательный паттерн с самого начала жизни ребенка является паттерном взаимоотношений. Исследователи также указывали на то, что человек обладает способностью спонтанно восстанавливаться после травм, которые получает в течение жизни. Авторы статей развивали новые теории о сценарии и разными способами ставили под вопрос идею сценария. Прежде всего, они говорили, что сценарий не является самоограничивающей и патологической историей. Специалисты стали смотреть на сценарий непредвзято – как на способ придать своей жизни смысл. Я цитирую Билла Корнэла (Cornell W. F.), он говорит, что сценарий – это психологическая конструкция реальности, он является продолжающимся процессом самоопределения и самоограничения, который не прекращается до конца жизни человека. Это означает, что с течением времени сценарий меняется. Люди придают смысл семье и социальному окружению для того, чтобы придать смысл своей жизни, чтобы прогнозировать жизненные проблемы и справляться с ними в надежде на самореализацию, на осуществление своих желаний.  Видите ли вы разницу между тем, как Эрик Берн определил сценарий и как сейчас стали его определять?...

Хорошо. Фанита Инглиш (English F.) указывала на то, что сценарий является особенно ценной организующей и поддерживающей структурой, которая формируется в детстве. Человек, который не создал собственный сценарий, находится как бы в вакууме, вне времени и пространства. Существует несколько способов развития и это может определить ваш потенциал. Фанита Инглиш (English F.), которая была современницей Эрика Берна и была с ним хорошо знакома, говорила о том, что Берн считал жизненный план важной составляющей нормальных отношений с людьми. Но потом он развил теорию сценария, поскольку заметил, что в жизни людей очень часто повторяются похожие ситуации и объяснил это сценарием. Она считала, что может быть и другое объяснение того, что люди повторяют одно и то же.

Я хочу также упомянуть о вкладе Джима Алена (Allen & Allen)  и его жены, которые исповедовали конструктивистский подход в психотерапии. Они считали, что смыслы возникают здесь и сейчас, во время взаимодействия пациента и психотерапевта. И каких бы взглядов ни придерживался пациент, они будут меняться в диалоге. В соответствие с этими взглядами,  я развила диалоговый подход к сценарию, подход рассказчика, поскольку сценарий - это такая конструкция, которая очень напоминает рассказ.  Я расскажу об этом попозже, так как сейчас мы должны дать вам несколько другую информацию. Есть ли какие-нибудь вопросы?

Вопрос из зала: Что вы понимаете под спонтанным восстановлением после травм?

М.Т.Т.: Я имела в виду следующее: люди имеют в самих себе ресурсы для преодоления трудностей и неправда, что люди всегда пассивны, что на них влияет только негативный опыт. Например, если человек потерял близкого, он может проходить через процесс потери разными способами – одни люди следуют своим чувствам, самим себе и  начинают восстанавливаться после потери,  другие восстанавливаются гораздо дольше и есть небольшой процент людей, которые вообще не могут восстановиться. Процесс восстановления после психологической травмы очень важен для психотерапевта.

Д. Б.: Вы узнали о развитии теории сценария, а сейчас мы вернемся к более традиционному взгляду на сценарий, который рассматривает сценарий, как ограничение, как рэкетную систему.  Берн говорил немного о рэкетах, он дал им множество разных определений. Вот одно из  них: «рэкетная система – это чувства, которые используются человеком для того, чтобы манипулировать другими людьми в своих целях». Оно имеет очень негативный оттенок. В 1979 году Ричард Эрскин и Мерилин Зальцман (Erskine & Zalcman)  развили теорию рэкетных систем, которая стала широко известна как сценарная система. Эта теория нужна для понимания интрапсихических процессов, которые находятся «под сценарием», здесь и сейчас. Это динамическая модель, которая поддерживает сама себя. Есть три аспекта модели: рэкетные чувства, сценарные верования и поведение, которое является результатом внутреннего процесса.  Идея заключается в том, что, будучи младенцами, мы имели естественную потребность в контакте, в том, чтобы родители откликались на наши потребности и удовлетворяли их. Если во взаимоотношениях родителя и ребенка что-то идет не так и чувства ребенка не находят адекватного ответа у родителей или тех людей, которые заботятся о нем в первые годы жизни, он начинает находить своим чувствам другие названия, не принимает и отрицает свой детский опыт. Первоначально ребенок воспринимает свои потребности и эмоции посредством телесных ощущений. Например, голод может ощущаться, как боль, желание контакта с матерью может ощущаться, как напряжение в груди. Со временем, подрастая, ребенок поймет, что его ощущения являются выражением какой-то потребности. Здоровым способом ребенок сможет справиться с чувствами, эмоциями, если будет выражать эти чувства и учиться называть их. Таким образом, чувства ребенка, которые он выражает, будут воздействовать на окружающих для того, чтобы он мог получить адекватный ответ. Тогда ребенок получает удовлетворение, возникает состояние так называемой «плодотворной пустоты». Если на потребности ребенка окружающие не дают адекватного ответа, то ребенку приходится справляться со своими ощущениями самостоятельно, обычно он делает это с помощью подавления чувств. Возникает, если пользоваться терминологией гештальт-терапии, фиксированный гештальт, в теории транзактного анализа это называется рэкетом. Ребенок подавляет свои чувства, потребности. Тогда вместо подавленных чувств появляются другие чувства, которые называются рэкетными или заместительными чувствами. Контакт между младенцем и теми, кто заботится о нем, очень важен.

М.Т.Т.: Когда ребенок имеет возможность открыто выражать свои потребности и получать на них адекватную реакцию взрослых, он получает бесценный опыт принятия своих потребностей, учится выражать их и давать им имя. Это очень важно для развития ребенка. Сначала ребенок учится выражать свои ощущения, а понимать их – гораздо позже, где-то к двухлетнему возрасту. Родителям надо поддержать ребенка, чтобы он осознал, что испытывает, например, гнев. Но это чувство родители могут назвать по-другому. Например, когда ребенок гневается, а родители говорят ему «ты устал», он примет их интерпретацию и даже после того, как вырастет, может называть свой гнев усталостью. 

Д. Б.: Вернемся к более ранним стадиям этого процесса, к тому моменту, когда ребенок ощущает потребность посредством телесных ощущений. Берн говорил об аффективной настройке. Если, например, мой ребенок плачет, я не должна успокаивать себя «ничего-ничего, все в порядке». Я должна настроиться на эти чувства. Это не значит, что я тоже буду плакать, но мои чувства должны быть выражены посредством, например, интонации речи, с которой я обращаюсь к ребенку.

Сейчас подумайте о той семье, в которой вы выросли. Какие чувства в вашей семье можно было выражать вслух, а какие взрослые игнорировали или запрещали? В ответ на запрещение ребенок принимает решение заменить естественные, здоровые чувства заместительными чувствами. Это решение будет касаться и самого младенца, и других людей. Он начинает ограничивать себя. Замещая свои чувства, он будет испытывать дискомфортные ощущения в теле, например, напряжение в животе, может появиться чувство, что его «затыкают».  Итак, я возвращаюсь к первому вопросу. Может быть, вы осознаете подобные телесные ощущения? Возможно, у вас нет таких ощущений, но имеются какие-то верования о себе и других, которые появились тогда, когда вы были очень малы. Итак, я хочу попросить вас найти себе партнера для того, чтобы выполнить практическое упражнение.

Запись прервана согласно договоренности о конфиденциальности.
 
Д. Б.: Рассматриваются четыре базовых чувства, которые могут быть аутентичными: гнев, печаль, радость и страх. Разговору о чувствах можно посвятить отдельный семинар. Например, является ли гордость здоровым чувством, естественна ли зависть? Если же мы остановимся на этих четырех базовых чувствах, мы можем легко обнаружить, что, возможно, замещаем одно из этих чувств другим. Например, когда я была ребенком, мне запрещали выражать гнев, поскольку это чувство очень пугало мою маму. И я научилась быть печальной вместо того, чтобы гневаться. В ситуациях,  в которых я могла бы проявить гнев и научиться справляться с ним, осознать границы своей личности, вместо того, чтобы выразить гнев, я плакала. В ситуации ступора, некоей «замороженности чувств» стоит поискать гнев, который не нашел выхода.

М.Т.Т.: Итак, возвращаюсь к теориям о сценарии, которые возникли в 80-х годах. Появление этих теорий помогло мне сформулировать идею, что сценарий подобен истории, которая помогает человеку создавать собственную идентичность. Например, можно сказать, что в 85 году умер король, а в 86 умерла королева. Это просто даты. Но если мы скажем, что королева умерла потому, что не смогла пережить потерю короля – это уже история. В случае создания истории устанавливаются взаимосвязи между двумя фактами. И каждый из нас имеет свою историю. Я была рождена в Риме, я не могу изменить этот факт, я не могу изменить свой возраст. Я могу рассказать свою историю многими разными способами. И та история, о которой я говорю сегодня, отличается от той истории, которую я придумала, когда мне было двадцать лет. Я хочу сказать, что сценарий для меня подобен истории, рассказу, который мы создаем, чтобы отметить некие события в нашей жизни. Когда пациенты приходят на терапию, они рассказывают много автобиографических историй. С одной стороны, нам нравится создавать эти рассказы о своей собственной жизни. С другой стороны – мы не только создаем, но и проживаем эти рассказы о своей собственной жизни. Моя точка зрения такова, что сценарий – это очень гибкая вещь, поскольку он как-то связан с нашими воспоминаниями, с бессознательными паттернами отношений, которые сформировались в раннем детстве, но также сценарий связан с тем как мы, бессознательно и сознательно, сами организуем эти системы. Большое влияние имеет специфический контекст, в который мы включаем сценарий. Новые идеи о формировании сценария будут изложены в книге, которая выйдет в 2010 году, у этой книги будет множество соавторов, более известных, чем я, например, Фанита Инглиш и другие известные специалисты. С помощью этой информации можно будет пересмотреть свой подход к сценарию, сопоставив разные точки зрения и увидев разные грани этой проблемы. Я благодарю вас за внимание, мы рассказали вам все, что собирались. Сейчас у нас есть десять минут, пожалуйста, задавайте ваши вопросы Дженни и мне.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, почему вы стали специалистами именно по транзактному анализу?
  
Д. Б.: Я изначально пришла на терапию как клиент. Я была социальным работником и, почувствовав потребность в терапии, обратилась к психоаналитику. Я лежала на кушетке, смотрела в потолок и представляла очень странные воображаемые картины, я видела Иисуса Христа. Я никогда не говорила об этом своему терапевту, потому что она могла бы подумать, что я сошла с ума. Потом я попала на семинар по транзактному анализу и за пять дней узнала о себе больше, чем за четыре года психоаналитической терапии.  Я получила образование в институте, изучала транзактный анализ, потом начала практиковать ТА. Мне нравится, что транзактный анализ дает специалисту структуру, своеобразную карту, которой можно воспользоваться для понимания себя самого и других людей. Со временем пришло понимание и более глубоких теоретических аспектов ТА.

М.Т.Т.: Много лет назад, еще в начале моей карьеры, я получила философское образование и долго изучала психоанализ с философской точки зрения. Потом я получила второе образование и стала психотерапевтом. Мне нужна была модель, которая помогла  бы мне сформировать мою профессиональную позицию.  В этот период моей жизни на меня оказал большое влияние опыт моей подруги, которая была психотерапевтом, специализирующимся в ТА. Буквально на моих глазах подруга, занимаясь ТА, становилась все более живым, аутентичным человеком, в то время как мои друзья, которые специализировались в психоанализе, наоборот, становились все более закрытыми, интровертированными. Я поняла, что для моего личностного роста будет полезнее специализация в ТА.

Вопрос: Помогли ли вам в вашей профессиональной деятельности психоаналитические знания?

Д. Б.: Конечно, да. Нужно заметить, что Эрик Берн был психоаналитиком до того, как развил собственную теорию ТА. Он был отвергнут собственным психоаналитическим институтом, когда начал работать над этой теорией, но он развил ее именно потому, что обладал знаниями по психоанализу и рассчитывал на то, что его последователи тоже будут компетентны в этой сфере.

М.Т.Т.: Я согласна с Дженни, я тоже считаю, что психоаналитические знания очень обогащают работу транзактного аналитика.

Вопрос: Как вы думаете, сколько человек должен потратить времени, чтобы изменить свой сценарий с помощью работы с транзактным аналитиком?

Д. Б.: Эрик Берн говорил, что исцеляет одна сессия, но у меня такой фокус не проходит. (Смех в зале). На каждой сессии я думаю о том, как я могу поддержать человека. Очень важно заключение контракта между клиентом и психотерапевтом. Если человек хочет изменить какой-то конкретный аспект своего поведения, многое зависит от того, на что именно заключен контракт. Может быть, терапия будет продолжаться шесть недель. Может быть, шесть лет. Если клиент и психотерапевт достигают поставленной цели, они могут заключить другой контракт и продолжать работать, сосредоточившись на следующем запросе. Все очень индивидуально.

Вопрос: А кто оплачивает терапию?

Д. Б.: Это зависит от страны. Если говорить о психоаналитической терапии, то в некоторых странах существует Национальная ассоциация здравоохранения, которая оплачивает сессии. Сейчас многие организации делают выбор в пользу поведенческой терапии.

М.Т.Т.: Хочу добавить к тому, что Дженни говорила о длительности терапии. Я согласна с тем, что это зависит от контракта. Это очень субъективно.  Мы предлагаем студентам, которые учатся ТА, бесплатно пройти около 20 психотерапевтических сессий. И я заметила, что, проходя эти сессии, люди изменяют достаточно большие части своего сценария.

Вопрос: У вас есть какие-то объективные критерии, по которым вы определяете окончание терапии?

М.Т.Т.: Мы используем тесты до и после психотерапевтической работы (три разных теста).

Вопрос: С кем легче работать – с более молодыми клиентами или с клиентами зрелого возраста?

М.Т.Т.: По-разному. Работая с клиентами, я часто вижу, что молодым людям легче измениться. Но я поняла, что в любой момент жизни человека, даже в 80 лет, если он готов работать над собой, можно изменить какие-то части сценария.

Комментарии

Комментариев пока нет – Вы можете оставить первый

, чтобы комментировать

Публикации

Все публикации

Хотите получать подборку новых материалов каждую неделю?

Оформите бесплатную подписку на «Психологическую газету»